Володя вздрогнул, быстро оглянулся и погладил собаку.

— Трезвый, дружок! — сказал он.

Трезвый, изловчившись, лизнул Володю в лицо.

На свет вышел коренастый парень в белой парусиновой фуражке, которая непонятно как держалась на его круглой голове с копной черных волос.

— Ну и Трезвый! Ну и ну! — проговорил он, посмеиваясь. — Ловко тебя облизал!

Это был Иван, самый старший из ребят: в феврале ему исполнилось семнадцать. Он учился в средней школе в районном селе Кленовке. Каникулы Иван проводил в деревне, помогая отцу, колхозному конюху. Из всех подростков только ему доверяли стеречь лошадей в ночном.

Володя вытер рукавом рубашки мокрое лицо, поправил мягкий сыромятный ремешок и, тоже со смехом, сказал:

— Эх, он и забавник у нас! Хлебом не корми, лишь бы лизаться.

— Ты что в поле в эти дни не приходил? — спросил Володю Иван, присаживаясь к огню. — В шахматы хочется сразиться, а не с кем. Мы с тобой уже неделю не играли.

— Некогда все. Три дня школу ремонтировали: парты чинили, классы белили, — ответил Володя. — Крышу только колхозные плотники перекрывали, а то все сами сделали.

Спокойно лежавшая возле Володи собака с вытянутыми передними лапами вдруг насторожилась, а через секунду вскочила и скрылась в темноте.

Немного погодя у костра появился Гриша, высокий юноша с длинными крупными руками. Он был в фуражке с белыми молоточками и в черном суконном пиджаке. Трезвый вертелся у него под ногами, прыгал, валялся по траве.

— Ну хватит беситься! — сказал Гриша, отгоняя от себя Трезвого и опускаясь на освещенную пламенем землю.

Иван посмотрел на Гришу добрыми серыми глазами. Скуластое лицо его расплылось в улыбке.

— Как может в жизни случиться, а? Поехал парень в Ленинград к дяде погостить и не вернулся… Целых три года не виделись! — сказал Иван, обращаясь к товарищу. — А собирался в авиационный институт поступать. Конструктором самолетов хотел быть.

Гриша ответил не сразу. Прищурив глаза, он наблюдал за высоко взлетавшими к черному небу яркими веселыми искорками. Потом сказал:

— Представь себе, не раскаиваюсь. Я дело свое полюбил крепко…

— Это хорошо. И я тебе, знаешь ли, даже завидую. В ремесленном специальность получил и уж самостоятельно работаешь… Ну, как там? Не тоскуешь? Не тоскуешь по родным местам?

— Нет, как же… Да у нас и в рабочем городке неплохо. Рядом парк, стадион. Но, конечно, далеко не так, как тут, — Гриша развел руками. — Здесь раздолье: и Волга, и луга, и лес какой — заблудиться можно.

— Да, это верно, — кивнул Иван.

Володя с любопытством рассматривал Гришу. Он даже забыл подбросить на угли хворосту, и пламя начало блекнуть, светлый круг возле костра сузился.

Было еще не так темно, как это казалось при ярком огне. Можно было разглядеть кустарник, ствол старого дерева на пригорке, расщепленный молнией, похожий на фигуру горбатого человека, лошадь, молчаливо жующую траву.

— Володя, подкинь дровец, — сказал Иван, свертывая цигарку.

Мальчик встал, принес охапку хвороста. Гриша принялся ему помогать. Они ломали о колено сухие палки и бросали их в костер.

— А ты, Володька, большой стал, — сказал Гриша. — В какой класс перешел?

Володя вскинул на юношу быстрые, просиявшие от возбуждения глаза.

— В шестой, — ответил он и, немного помолчав, спросил: — Скажи, Гриша, ты на заводе что делаешь?

Гриша распахнул пиджак, снял фуражку.

— Ну и жарко! — проговорил он и пересел на другое место, немного подальше от костра. — Наш завод гидротурбины делает для строек. Работа, знаешь, такая. Один плохой винтик может все дело испортить. На токарном станке работаю. Три нормы в смену даю… Устаешь, конечно…

— Три, говоришь? — удивился Володя. — Как же это ты?

— А вот так, — усмехнулся Гриша. Он сорвал травинку и пощекотал ею подбородок. — На участке, где я работаю, есть еще парни. Вот мы и решили: не меньше двух норм в смену! Каждой минутой стали дорожить, друг от друга не хотим отставать, стараемся. А тут Колька Митрофанов — есть у нас задорный такой парень — мысль одну подал: «Как бы, — говорит, — время сократить на обточку детали?» Стали думать и придумали одно приспособление. В первый месяц сделали по две нормы. А теперь по три.

Гришка неожиданно замолчал, насторожился. Со стороны Волги послышались приглушенные шаги. Кто-то приближался, спотыкаясь в темноте о кочки.

Трезвый, задремавший было в ногах у Ивана, лениво приподнял голову, поводил по траве хвостом и опять уткнулся мордой в лапы.

— Свои, — решил Гриша и, приставив к губам рупором сложенные руки, прокричал: — Э-эй, ребята-а!

Теперь уже было слышно, что идут двое. Совсем близко шуршала трава, но в темноте еще никого нельзя было разглядеть. Немного погодя на свет вышли два мальчика: Петя и Митюшка.

Петя — рослый, стройный паренек — выглядел старше своих шестнадцати лет. Его раскрасневшееся лицо с нежным пушком над верхней губой и озорными напропалую глазами весело улыбалось.

В руке у Пети было закопченное ведерко с водой. В ведре поблескивали розовые картофелины.

Рядом с Петей Митюшка казался маленьким, невзрачным: вихрастой головой с белыми, как лен, волосами он едва доставал до Петиного плеча. Все лицо его было густо обрызгано веснушками. Обеими руками Митюшка прижимал к груди большое сосновое полено.

— Где это вы пропадали? — спросил Володя.

Митюшка бросил полено, глотнул раскрытым ртом воздух и, торопясь, чтобы его не опередил Петя, возбужденно заговорил:

— А мы чего видели! Идем это к Волге, берег совсем рядом, а тут у тропинки коряга лежит: вся корнями опутана, как паучище. Страшно даже! И только с корягой поравнялись, из-под нее ка-ак выскочит большущее, черное, с ушами и глазищами кошачьими! Петя с испугу ведро выронил, а у меня — сердце в пятки.

— Это ты, шальной, перепугался и ведерко у меня вышиб, — сказал Петя.

— Выскочило да мимо нас, — не обращая внимания на Петю, продолжал Митюшка, размахивая руками. — Сперва я подумал, не знаю даже что. А Петя в сторону кинулся. Ну и я тоже за ним. А это филин. Да разве его догонишь? Он сперва по земле, от дерева к дереву, а потом замахал крыльями и… И поминай как звали!

— Ты подумал, наверно, черта увидел? — спросил Володя.

Все засмеялись.

— Филина испугался? В чертей веришь? А еще пионер! — сказал Володя.

Митюшка обиженно глянул в его сторону и запальчиво проговорил:

— Если бы я его раньше когда видел! А в чертей не верю, это просто так подумалось. Будь ты там… может, тебе не знаю что бы в голову полезло.

— Ты, Гриша, долго у нас будешь? — спросил Петя, втыкая в землю рогульку.

— Недели полторы, — ответил Гриша и, взяв сырую осиновую палку, просунул ее под дужку ведерка.

Через несколько минут ведерко уже висело над костром, и языки пламени охватывали его со всех сторон. Принесенное Митюшкой сосновое полено горело жарко, сухо потрескивая, издавая тонкий запах смолкой хвои.

— Соли никто не взял? — спросил Петя.

Володя молча достал из своего овчинного полушубка белый узелок. Развязав тряпочку, он взял щепоть крупной соли и бросил в ведро. Потом вытащил из-за голенища сапога деревянную ложку, помешал воду.

— Так, так, — одобрительно сказал Петя и, расстелив на траве отцовскую шинель, лег на живот.

Рядом с ним лег Митюшка, завернувшись в старое длинное пальто с потертым меховым воротником. Но мальчику не лежалось спокойно. Он раза два повертывался с одного бока на другой, наконец сел и, дернув Володю за рукав рубашки, таинственно прошептал:

— Хочешь, я тебе покажу одну вещь?

— Ну покажи, — сказал Володя без особого интереса. Митюшка покопался в кармане и с большими предосторожностями что-то из него вынул. Он соединил руки, ладонь к ладони, и предложил Володе посмотреть в оставленную узенькую щель.

— Чего там? — спросил Володя. — Ерунда какая-нибудь.

— Взгляни!

Володя приложился правым глазом к Митюшкиным рукам и увидел в темноте бледно светившиеся зеленоватые цифры.