Самым неприятным в этом человеке был его липкий смех, которым он сопровождал все свои нравоучения. Этот смех причинял прямо-таки физическую боль. Он проникал в вас как мокрица, пачкая все внутри.

— Всего две недели осталось до казни, — произнес он как бы про себя. — Наконец-то развлечение!.. Самое смешное, что церемония приходится как раз на день национального праздника… В программе: Гильотина… Утренний туалет приговоренного… Стрижка… Парад с музыкой… Выезд на бал!

Он рассмеялся еще громче обычного. Смех зарождался в животе, затем постепенно поднимался вверх, сотрясая все тело.

Дерьмо подмигнул.

— Машинка Чарли! Настоящее отдохновение для чуткой души… Вы только подумайте, какое изобретение!

Как всегда, он ушел внезапно. Говорит, говорит, потом вдруг обрывает речь на полуслове и…

— Вот дерьмо, — пробормотал Ал. — Здорово к нему прозвище подходит…

Франк покачал головой.

— Надо понять этого человека. К тому же он сам сказал: развлечений здесь мало! И потом, объясни мне, Ал, для чего люди идут в цирк смотреть на человека-пушку? Они выкладывают бабки ради одного только призрачного шанса увидеть смерть человека! А здесь все на халяву, к тому же результат гарантирован.

— Здесь, — вздохнул Ал. — Это слово у меня как заноза в коже… Здесь! Здесь!

— Да, — признал Франк, — приятного мало.

— Всякий раз, когда я его произношу или только подумаю, мне на ум приходит другое…

— Что другое?

— Другое слово, противоположное! В другом месте!

— В другом месте, — вздохнул Франк.

— Да, в другом месте! Где воздух, растения, животные… Люди, которые идут в кино или возвращаются домой и занимаются любовью! Ты никогда не думал, сколько их сейчас лежит в постели? Постель! Женщина, солоноватый привкус ее слюны… ее запах!

Франк вскочил с кровати и вцепился руками в прутья.

— Замолчи! Ты нам только хуже делаешь! Нельзя говорить об этом, когда гниешь в такой дыре!

— Ты прав, гнием… Именно. И это только начало! Впереди еще дни и дни…

— Годы, Ал!

— Еще хуже: часы. Их прожить будет труднее всего.

Франк так сильно вдавил лицо в решетку, что прутья, белыми полосами, отпечатались на его щеках.

— Как мне все надоело, — произнес он.

Он сказал это не повышая голоса, без всякой экзальтации. Это было признанием, признанием чисто человеческой слабости.

— Возможно, мы привыкнем, — прошептал Ал.

— Ты зациклился на своей привычке! Невозможно привыкнуть к отчаянию! Невозможно привыкнуть к этой серости, стенам, часам, минутам, которые, капля за каплей, долбят нам по темечку… Тот тип, который ждет казни… Он, по крайней мере, думает о чем-то конкретном… У него еще есть надежда. Прекрасная надежда: надежда остаться в живых… А я… Я…

Он упал на колени прямо на землю и склонил голову.

— Я наедине со своим прошлым, подыхающем во мне, как растение, которое перестали поливать!

Он поднял голову. Взгляд сделался твердым, желваки напряглись.

— Честно, Ал, я хотел бы оказаться на месте этого парня…

— Какого парня, Франк?

— Того, что должен умереть… Одна маленькая смерть, что может быть приятней? Один удар и… «прощайте все». Земля удаляется, как красный воздушный шарик, когда отпустишь веревочку.

Ал тряхнул головой:

— Чудо из чудес!

— Ал!

— Что?

— Если бы ты не был легавым…

— Опять за свое! Ты же прекрасно знаешь, что если здесь и есть легаш, так это не я!

Но Франк пропустил этот выпад мимо ушей.

— Ал, можно ведь попробовать что-нибудь сделать…

— Что-нибудь? — переспросил Ал.

— Ты не догадываешься?

Они взглянули друг на друга. Ал встал и подошел к решетке. Понизив голос, он заявил:

— Очень даже догадываюсь… И если бы я не думал, что ты…

— Да хватит, наконец!

— …я бы тебе давно это предложил.

— Думаешь, что реально?

— Нет!

— Мне просто необходимо сделать невозможное!

— Мне тоже, — признался Ал. — Скажи, отсюда уже сбегали?

— А мне плевать. Мне никакого дела нет до других!

Они легли на кровати и долгое время не разговаривали. Только что родившаяся идея заняла все их мысли. Они закрыли глаза, не обращая внимания на немого, чье тихое существование не мешало их размышлениям. Шум моря им тем более не мешал. Химерическая мечта заслонила все и ничего больше для них не существовало, кроме этого безумного плана…

— Мы многим рискуем, — сказал Ал…

— Во время бегства нас могут настичь пули… или собаки… а то и люди! Все плохо… Но что нам до этого, а?

— Ничего, — согласился Ал. — Ничего!

И вновь они погрузились в свои мысли. Вдруг Ал вскрикнул:

— У меня идея!

— Идея!

— Во всяком случае насчет даты… события…

— Грандиозно!

— Мы провернем все в день казни…

— Почему?

Ал с гордостью улыбнулся.

— Вот, слушай. Дерьмо сказал, что казнь приходится на праздничный день. Наверняка, здесь с самого утра начнется кутерьма. А так как представление все-таки довольно угнетающее, то охрана наверняка захочет поднять себе настроение. Свободные от службы пойдут на праздник, остальные тяпнут по стаканчику… Короче, охрана будет уже не та. А это самое важное, понимаешь?

Франк кивнул головой.

— Да, задумано неплохо. А я скажу тебе, кто откроет нам дверь…

— Кто?

— Дерьмо! — таинственно заявил Франк.

— Ты до сих пор веришь в чудеса?

— Это не чудо, Ал. Ты заметил, как он любит заходить сюда потрепаться? Он же упивается своими словами. Мы дождемся его… Когда он будет проходить мимо, затеем драку. Будь спокоен, он сразу же окажется здесь! И как только он зайдет…

— Мы его оглушим!

— Шлепнем!

— Я это и имел в виду!

— Потом заберем ключи! — сказал Франк…

— Да! И пушку!

Они переговаривались целый день и даже, когда пришла ночь, они все сидели рядом на кровати, что-то нашептывая друг другу.

В таком положении их и застал Дерьмо. Его бледное лицо внезапно показалось между прутьями.

— Та-ак! В этом углу до сих пор разговаривают! Придется помолчать, парни! Уже поздно… Время, когда воображение растет, как температура у больных! Бабы так и витают в воздухе! Это вредно для здоровья! Надо лечь на животик и подумать о чем-нибудь другом… О грустном, о жизни, например!

Он прервался, чтобы как обычно выплюнуть цветок на пол камеры.

— А я иду спать, моя благоверная уже заждалась… Если бы вы видели мою Сюзанну! Задница у нее как у кобылы!

Он загоготал от удовольствия.

Ал прочистил горло. Он собрался было послать его подальше, но Франк резко сжал ему руку, заставив замолчать.

— Вы хотели что-то мне сказать? — осведомился Дерьмо ласково. Его не обмануло движение Ала.

Ал отрицательно качнул головой.

— Никак нет, начальник!

— Вот и хорошо… Люблю людей, способных проглотить язык, когда нужно… спокойной ночи, дорогие мои!

Мягкое движение — и он пропал.

— Что мне больше всего нравится в нашем плане, — сказал Ал, — это то, что он начнется с убийства этой сволочи!

И он подобрал увядшую розу, которую тот выплюнул.

— Он любит цветы — он их получит, — прошептал Ал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КРАСАВИЦА

7

Следующие две недели были, можно сказать, счастливыми. Такое настроение появляется перед отъездом в отпуск.

В приготовлениях к побегу была какая-то заразительная радость. Вместо страха и настороженности Ал и Франк испытывали приятное оживление. Самое главное оказалось — принять решение.

Конечно, в дальнейшем придется перешагнуть через убийство человека, но они не придавали этому значения. Главное, не свернуть на полпути. Этот план был для них тем орудием, с помощью которого они собирались пробить стены тюрьмы…

В ту последнюю ночь накануне знаменательного дня ни один из них не мог заснуть. Они были страшно возбуждены и постоянно прислушивались к доносившимся шумам. В глубине тюрьмы раздавались невнятные звуки; человек несведущий не обратил бы на них внимания, но для них они были исполнены мрачного смысла.