Тревога
Бывают дни на западе зимою —
Как-бы весенние, в потоках голубых;
Их тихий свет, простертый над травою,
Ласкает очи нищих и больных.
Сильней рука сжимает встречно руку,
И ищет взгляд смеющихся людей,
Как будто там, по солнечному кругу,
Звенит полетом стая лебедей.
К чему покой, как из последней силы! —
Его не просит совесть никогда…
Конечно, да, — его просили
Простые люди, сёла, города.
Покой им нужен для большого дела,
Для лучшего, что может жизнь им дать.
Чтобы любовь без слез на них глядела,
Чтоб в братской крови им не пропадать.
Чтобы детей от отчего порога
Не увели для проданных мечей, —
Печальная встречается тревога
В сияньи даже золотых лучей.
«В печали есть высокое значенье…»
В печали есть высокое значенье —
Как некий след возможности иной;
Порой она — как знойное влеченье
За темной монастырскою стеной.
Иную душу легкое забвенье
Уносит в даль миражных берегов, —
И слышит гениев земное пенье,
И тихий свет не ведает врагов.
Другой душе желанны уверенья
Творящих сил и радости большой;
Она — как образ нового творенья,
Как-бы сама жива иной душой.
И души есть такие, что в печали —
Подобна смерть возлюбленной сестре, —
Как будто-бы их царством величали,
Когда они в цепях и на костре.
Печаль полна видений близких —
Любви, добра и счастья на земле;
Как брачный плач она средь истин низких,
Как свет зари на траурном столе.
От света в ночь печально пробуждение,
Печаль живых — залог огромных дел;
С ночной землей луны такое бденье,
Чтоб мир живой как мертвый не летел.
«В невинности, жестокости и боли…»
В невинности, жестокости и боли
Уснули люди, близок час утра;
Скользит земля средь звезд в творящей воле,
Как будто нет и не было утрат.
И снится вновь кому-то сон чудесный,
Обещанный возможностью иной;
Кому-то вдруг высокий свет небесный
Грозит судьбой, как мертвою луной.
Навек ушел для всех и без возврата —
Как ты — единственный, неповторимый день;
Нашел ли ты любовь, свободу, брата,
Иль чем венчал в себе неверие и лень.
Или в покорности велениям природы,
Как было в древности, ты ждешь конца,
Когда твои магические годы
Коснутся смертью твоего лица.
«Монпарнас»
Тихо-тихо, еле слышно —
И порочны и сухи —
Лепестками розы пышной
Обрываются стихи
О разлуке-умираньи
О неправедной судьбе;
В час похмелья, очень ранний, —
О любви и о себе.
И покорность фразой слезной
Бьется в жалобный рассвет,
Этой ночью, вновь беззвездной,
Стало ясно: счастья нет.
— Счастья не было, не будет,
Где подруга, где вино…
Эта тоже позабудет,
Как забытая давно… —
«Милый, милый, — час рассвета,
Нам пора, пора давно;
Как мне больно, песня эта —
Будто смерть»… — Мне всё равно
Солнце страшное нам светит
В кокаине и тоске;
Кто нибудь в аду ответит
Раной черной на виске… —
…В расставаньи, в умираньи
И на грани пустоты, —
На рассветной синей длани
Стынут дымные мосты.
Бестелесно, в чадном круге —
И безвольно как нибудь —
Руки протянуть подруге,
Голову склонить на грудь…
И уходят наважденья,
Только пепел на софе
Стынет прахом всесожженья
Душ сгорающих в кафэ.
На заре предсветной, алой,
Будто созданный мечтой,
Встал народ незримой славой
Трудной, творческой, простой.
Толпа
И равнодушные не смеют
Остаться в сумрачной тоске,
Когда воителей алеют
Следы на огненном песке.
И в холоде огромной воли
Как некой вечности расчет
До новой радости и боли
Их неизбежное влечет.
И эта дальняя безмерность,
Иную душу затая
И обещание и верность,
Подобна смыслу бытия.
«…и покорно исступленье…»
…и покорно исступленье,
Что иной свободы нет:
«Преступленье и смиренье
Жили вместе много лет.»
Что томишься ты и плачешь, —
Счастья нет в такой судьбе;
Много можешь, много значишь
В дни покорные тебе.
Правда, правда, — солнце всходит
И над добрым и над злым;
Но под солнцем — сердце бродит
По развалинам земным.
Ты боишься быть не тем же
И привычным, как вчера, —
Плачь тогда и смейся меньше
В золотые вечера.
Может быть, тебя не тронет,
Он героев бьет теперь,
Злобою гремя на троне,
Твой хозяин или зверь.
Но погибнешь ты иначе
И погибнешь навсегда —
В равнодушии иль плаче, —
Если сильная беда.