«Над морем ночь, огни и теплое теченье…»
Над морем ночь, огни и теплое теченье
Луны медлительной, из вод восставшей вдруг;
Не много любит страшное ученье
Слепой покорности, скользя по аду вкруг.
Покорность злобному… Не может быть сомненья —
И скорбное земли должно уйти навек…
Смотри, смотри: на краткое мгновенье —
Огромный сад средь звезд, и любит человек.
Не больно в радости, не больно в счастье этом;
Какою силою виденье удержать!
Куда летишь, земля, сгорая светом,
Чтоб так у сердца биться и дрожать.
Прованс
Никнет ветер золотой
Над сожженною равниной —
Деревенской и невинной
И по-древнему святой.
Синь далекая холмов —
Как ближайшая преграда,
Утешенье и награда
Сонной ветхости домов.
Церковь дремлет. Ей не нов
Мир большой, в грехах огромный,
И молчит, как замок темный
Из тяжелых валунов.
И в оливковых садах
Солнце прахом жарко дышит,
И земля лежит, не слышит
Счастья близкого в годах.
«Сколь счастлив я— не в небе Синей Птицей…»
Сколь счастлив я— не в небе Синей Птицей,
Что сказочно летит на облаках, —
Земля средь звезд прекрасною столицей
Как сердце бьется в творческих руках.
Она еще не в брачном одеяньи,
Еще не убрана, тиха, грустна,
И только счастье в медленном сияньи
Над ней горит, как звездная весна.
И счастлив я еще и тем отныне,
Что мне дано благую весть нести
Здесь, в трудной этой и большой пустыне,
Где розы брачные должны цвести.
«Среди враждебности земной…»
Среди враждебности земной,
Среди стихийного ненастья,
Виденьем верным предо мной,
Как свет поэзии и счастья,
Горит мечта, и сердце в ней
Ровнее бьется и сильней.
И нет покорности тогда
Пред равнодушием лукавым
Или обычаем кровавым,
Когда беспечная среда
Стоит огромною толпой,
Самодовольной и слепой.
Тогда и небо говорит,
Когда в любви земное тело
Звездою утренней горит,
И снова творческое дело
Мечта ведет улыбкой дня,
Как-бы из солнца и огня.
Жажда
Бывает так порою в час разлуки,
Когда опять, как будто бы средь льдин, —
Еще прощальные с тобою звуки
И ты уходишь прочь, во тьму, один, —
Вдруг слышишь хор и музыку, и речи,
Забыв что значит страшная беда,
Приветы слышишь радости при встрече
И как шумят счастливо города.
В горах звенит движением высоким
Севан, как море, полное воды,
Чтобы цвели дыханием глубоким
Душа Армении, поля, сады.
И в золоте Туркмении зеленой,
Где гнезда вьёт себе крылатый век,
Туркменка славит песней изумленной
Хмельное солнце средь озер и рек.
И синий свет горячей Украины, —
Как Море Черное, шумит в Днепре…
И тают вкруг тебя и тьма и льдины,
Ты не один, ты жив, ты пьян в добре.
И знаешь ты: арктические льдины
Растают все, там розы расцветут;
И путь один на пир земли, единый,
Пусть — запоздавшие, но все придут!
Прогулка в дождь
Сильный ветер, дождь осенний,
Улица пуста,
Жизнь рабочих воскресений
Жалобно проста.
Затемненные оконца
Стенами вокруг —
Будто отняты от солнца,
Как от друга друг.
Здесь трава в камнях дороги
Жадно ловит свет,
Дети здесь больны и строги,
И веселых нет.
Не спеши уйти, прохожий,
От таких детей,
Будет здесь на свет похожий
Каждой из людей.
С нами все они построят
Замки и дворцы,
Наши головы покроют
Царские венцы.
Не кричи, детей разбудишь,
Как больная мать…
Скоро ты, как дети, будешь
Счастье обнимать.
Не дивись, что щёки влажны,
Это дождь, вода;
Если б знал ты, как отважны
Счастье и беда.
Лишь на время так печально
Девочка глядит;
Скоро, скоро и венчально
Счастье прилетит.
Если б знал ты, как прекрасна
Правда о земле,
Как она чиста и властна, —
И в добре и в зле.
Ничего, что сердце бьется
Будто бы в огне;
Стихнет буря, улыбнется
Девочка в окне.
Правда
Знакомый голос осени, всё то же
Кружение, но в хрупкой тишине
Лицо ее любимее и строже,
Как никогда, в венчальной вышине.
И в первый раз, быть может, так глубоко
Взволнован лес одеждой золотой, —
Летит она стремительно, широко
В лучах земли, прекрасной и святой.
Она подобна счастью и печали,
Она — как свет, желанный свет земли,
О ней, такой, мечтатели мечтали,
Когда на смерть их связанных вели.