- Катя, я же сказала, что мы справимся сами. - Совершенно ясно, что Катя выступает сейчас в роли разведчика, засланного ее родителями на территорию «противника», чтобы выведать беспокоившую их информацию.

   - Аля, нет ничего плохого в том, чтобы принять помощь от близких людей, - произносит она наставительным тоном Николая Николаевича, который всегда говорил так, словно его слова являются истиной в последней инстанции. Вероятно, Катя долго тренировалась перед зеркалом. Представляя себе ее репетиции, я начинаю злиться, не отдавая себе отчета в том, что перегибаю палку.

   - Катя, ты и твои родители можете сколько угодно навязывать мне свою «медицинскую» точку зрения, я не сдам Олега в психбольницу. Последние недели он чувствует себя много лучше, чем раньше. Мы справимся сами.

   - Да ты посмотри на себя!

   - То есть?

   - На кого ты стала похожа. Похудела килограмм на пять не меньше. Постарела. - Видимо, на моем лице отражается некоторая гамма эмоций, заставившая Катю быстро добавить: - Ты никогда не выглядела старше двадцати семи. - И продолжила дружелюбнее: - Аля, мы прекрасно знаем, насколько тяжело жить с больным человеком. Пойми, что ты не одна, мы можем помочь. Скажу больше, мы обязаны помочь, потому что он наш родственник, а ты ему ничего не должна.

   - Зато он вам должен, да? - Наполненный на одну треть вином бокал пикирует сначала мне на колени, а потом на плитку, после чего звонко трескается, расщепившись на три части. - Несчастные родители, у сына которых поехала крыша! Проглотив позор, они вынуждены тащить на себе безнадежного шизофреника, откупаясь от своей совести самыми дорогими таблетками, которые, вероятно, должны заменить ему заботу близких. Так, да? Ты тоже считаешь, что Олег тебе должен что-то? - взрываюсь я.

   - Аля... - Катя соскакивает следом со мной со стула и начинает махать руками.

   - Хочешь знать, что я на самом деле думаю? Это только вы виноваты в том, что он заболел. Когда из-за своей ошибки Олег потерял единственного по-настоящему близкого человека, вы все отвернулись от него. Переложили ответственность за его жизнь на плечи врачей, заменили любовь и поддержку нейролептиками.

   - Все, я ухожу. - Катя направляется к двери, но меня не остановить:

   - Послушай меня и запомни раз и навсегда. Олег вам ничего не должен. Он мой, слышишь? Мы справимся сами со всеми рецидивами, которые нам уготованы, накопим на лекарства и решим, что для него лучше, а что нет. И ты, и твои родители можете перестать, наконец, мучиться угрызениями совести, я о нем позабочусь.

   - Ты одна не справишься. - Катя резко оборачивается. - Алька, он уже подставил тебя на работе, ваше самолечение приведет к тому, что он забудет выключить утюг или газ, спрыгнет с балкона, наглотается таблеток или порежет вены, как это случилось в прошлые разы. Ты понятия не имеешь, с какой проблемой столкнулась. И отказываешься слушать что-либо. Мы заботились об Олеге так, как было нужно. Заметь, каким он был, когда вы познакомились, и каким стал сейчас.

   - Он не ляжет в психушку, - отрезаю я.

   - Ты один раз уже взяла на себя ответственность, и ваша фирма потеряла бешеные деньги. Хотя мы тебе говорили. И я говорила, и папа. Да все! Виновата только ты.

   - Я знаю. Да поймите уже, наконец, что это была случайность. Он все лишь забыл сменить пароли, что могло произойти с кем угодно. Нам просто не повезло. Если бы он не болел, то никто бы и не подумал раздувать из этой ситуации скандал. Знаешь, я сама часто уже в машине пытаюсь вспомнить, выключила ли плиту, и возвращаюсь в квартиру проверить. Так давай и меня положим на пару недель в больницу?

   - Аля, он обречен. Раскрой глаза. Он убил человека и никогда себе этого не простит. Это истина, которая существует независимо от того принимаешь ты ее или нет.

   - Катя, абсолютно все врачи ненамеренно убивают. И я могу поставить свою душу в споре на то, что от ошибок твоего отца не раз отбывали на тот свет пациенты на операционном столе, просто об этом никто так и не узнал. Олег ошибся, в результате чего он лишился Алины, потерю которой так и не смог до конца пережить. Но ему обязательно станет лучше. Он сам так говорит, и я буду верить ему, а не вам.

   - И ты думаешь, что у тебя получится что-то такое, что не получилось у лучших врачей?

   Далее одновременно случаются сразу три вещи. Щелкает замок входной двери, пронзительно звонит сотовый Маши, а мой взгляд падает на осколки разбитого бокала. Осколки моей жизни, которая крошилась при соприкосновении с титановой проблемой бесконечно любимого мною мужчины. Олег появляется в дверях.

   - Что здесь происходит?

   - Я уронила бокал, - говорю, поджимая нижнюю губу, с трудом сдерживая слезы.

   - Аль, только не плачь. - Олег подходит и крепко меня обнимает. В последнее время, когда у меня уже не хватает сил сдерживать слезы, я бью посуду и рыдаю над осколками. Он верит, что причина в разбитых чашках.

   Его свитер холодный, как и руки, которыми он меня прижимает к себе. Как всегда большой, прохладный, чокнутый, но самый понятный мне из всех окружающих людей. Крепче вцепившись в воображаемый мной канат, я спрашиваю:

   - Ты купил вино?

   - Вино? - удивленно переспрашивает он.

   И я больше не могу сдерживать рыдания.

***

Отрывок 18. Балансирующий на грани

Свет от настольной лампы создает причудливые тени на стене. Вернее, благодаря искусственному свету я, погруженный в темноту спальни и лепящий фигурки из бумаги, вырванной из моих старых дневников, созидаю театр, одновременно являясь режиссером и кукловодом. Лучше всего мне удается костер. Для этого я сминаю несколько листов вместе. Некоторое время катаю их между пальцев, чуть вытягивая вдоль и - вуаля - костер, призванный согревать бумажных человечков и животных, готов.

   Обрывки воспоминаний о моем глубоком детстве сводятся к тому, как отец обучал нас с Катей основам оригами. Много времени было потрачено на это занятие, особенно, когда выключали свет в квартире, и делать было совершенно нечего. Папа, по традиции игнорируя диван, садился прямо на пол, приглашая нас с Катей устроиться рядом, и мы втроем мастерили розы, кораблики, драконов, собачек и прочих участников задуманных событий, а потом с помощью фонарика инсценировали представления. Какими бы ни были сюжеты наших историй, рано или поздно главные герои попадали в беду, и были тяжело ранены, например, в результате сражения с динозавром. И каждый раз, в самый последний момент, когда надежды на спасение не оставалось, появлялся я, то есть, мой бумажный человечек. Он был врачом, как отец, в смысле мой отец. Отважный доктор, преодолевая мыслимые и немыслимые препятствия на своем пути, добирался до места схватки, быстро расправлялся с врагами (если враги не хотели, чтобы мой герой с ними быстро расправлялся, я начинал громко жаловаться, после чего мама приказывала, чтобы папа с Катей сделали по-моему), и вылечивал остальных героев. У меня всегда была цель - помочь, спасти, именно ради нее совершались подвиги. Я бредил врачеванием лет с трех, как говорит мама. Мечтая стать похожим на отца, я бинтовал Катиных кукол и прикладывал к их пластмассовым телам стетоскоп, заметьте, настоящий.

   - Олег, ужинать будешь? - Магию момента развеивает свет из коридора, когда Аля распахивает дверь спальни.

   - Не сейчас. Я занят, - отвечаю не грубо.

   - Чем же? - она плотно прикрывает за собой дверь и подходит.

   - Смотри, что у меня получается. Перед тобой поляна, видишь? В центре нее горит костер, - указываю на темную стену, освященную неровным овалом.

   - А это ящерица?

   - Нет, собака.

   - Совершенно не похоже на собаку.

   - Вообще-то я более двадцати лет не занимался ничем подобным. Не придирайся.

   - Хорошо. - Аля обнимает и прижимается к моей спине. - Ты подумал над моим предложением?