Они бы много и часто говорили о его достижениях в искусстве, но жизнь известного музыканта была регламентирована, заполнена множеством обязательств и дел. А главное, что бы он ни делал, где бы ни находился, над его душою витал настороженный образ маленькой, строгой, вездесущей жены.
Лисовская тосковала, мрачнела, вспоминая кумира. И вымещала тоску на Афанасии, словно он был в чем-то виноват.
«Афанасий, любовь подтачивает силы!» — кричала она через весь стол и смеялась.
«Дура мохнатая! — сердилась про себя Лиза. — Чего цепляется?»
Афанасий довольно сопел и заговорщицки поглядывал на Лизу. Месяца два тянулась «эта канитель». Афанасий вздыхал, закатывал глаза и вставал из-за инструмента еще более мокрый.
И тут этот спортсмен. Ловкий. Учтивый. «Плохо, что он остался, а я уехала», — откровенно жалела Лиза и пыталась вспомнить его лицо, но не могла. Уж больно коротка была встреча.
Со времени того эпизода прошел чуть ли не месяц.
И вдруг они встретились вновь.
Он прохаживался возле ограды, явно поджидая. И, завидев ее, пошел навстречу.
«Я хотел увидеть, как вы носите эту штуковину, — сказал он, указывая на виолончель. — И так каждый день?»
«Нет, только четыре раза в неделю», — ответила Лиза и почувствовала, что волнуется.
«Вы позволите вам помочь?» — спросил он, берясь за ручку футляра.
«Помогите», — согласилась Лиза.
Прикосновение его руки родило в ней горячую волну мурашек.
«Это вам», — сказал он, подавая ей маленькую металлическую вещицу.
«Что это?»
«Брелок. Называется камертон. Говорят, он как настоящий».
Лиза рассмотрела миниатюрный камертончик, поднесла к уху, щелкнула по нему пальцем и услыхала тихий, но чистый точный звук.
«Прелесть какая! — оценила Лиза. — Откуда?»
«Из города Парижу», — ответил он, явно не собираясь этим вызывать у девушки восхищение.
С этого дня все интересное в жизни, все хорошее и милое стало называться для нее новым именем.
«Никита!» — радостно вспоминала она и входила в дом. «Никитушка!» — красовалась она перед зеркалом. Ника… — шептала она, засыпая. — Так вот чем ты занимаешься. Лошадьми!»
Как-то Афанасий подошел к ней в вестибюле:
«Кто это с таким крестьянским лицом? Он к тебе повадился. Ты его не боишься?»
Лиза усмехнулась и показала Афанасию язык.
«Девчонка! Ты играешь с огнем. Чем это все кончится?»
«Лошадьми!» — лукаво ответила Лиза и сама себя не поняла.
О себе Никита сообщал скупо: родился в деревне, отец — колхозный конюх — привил навыки по уходу за лошадьми. Увлечение верховой ездой. Участие в межрайонных соревнованиях. Титул чемпиона. Учеба в столице. На соревновании в Шотландии гнедая Фея сломала позвоночник по его вине, а строптивый Цезарь сбросил его, зацепившись за барьер. Травма. Долгое нудное лечение. Теперь тренерская работа.
«А у нас в пятницу концерт. Я играю. Приходите, — предложила однажды Лиза. — Что-то вроде зачета по мастерству».
В пятницу он пришел в новом синем костюме, белой рубашке и с тремя алыми розами. Коридорами Лиза провела его в концертный зал, примыкавший к институту, усадила в амфитеатре — благо свободных мест было много.
Марк Андреевич заметил ее волнение и удивился: «Что ты, голубушка? Это еще не госэкзамены. Побереги нервы, успокойся».
Мешали пышные рукава новой блузки, которую бабушка с такой старательностью утюжила накануне! Вообще все одеяние вдруг показалось Лизе дурацким. Она была собой недовольна.
Зато Никита вышел к ней в перерыве, лучась и улыбаясь, говоря, что ему понравился концерт. А она, Лиза, понравилась: больше всех. В гардеробе он подал ей пальто, помогая одеться, и на выходе распахнул дверь, пропуская впереди себя.
На улице она быстро озябла и немножко дрожала, то ли от холода, то ли предчувствуя разговор.
Никита сказал: «Я знал, что у меня жена будет музыкальная. Представлял себе, как она сидит в длинном платье за роялем и играет что-то красивое, а в открытое окно дует ветер и полощет занавеску. — Он закусил губу и добавил: — Хотя виолончель тоже звучит».
«Я и на рояле умею», — сказала Лиза.
«Тогда какие могут быть сомнения! — весело воскликнул Никита. — Я тебе нравлюсь?»
Лиза растеряно улыбнулась.
«Да ты никак замерзла? — спохватился Никита. — А ну давай шевелиться».
Дома им открыла бабушка Лизы. Быстро оглядела Никиту, одобрительно проследила, как он вытер ноги, ловко разделся, помог Лизе.
«На кухню пожалуйте, — пригласила бабушка. — Там у меня блинчики с творогом разогреты. Подкрепитесь».
Никита не забыл вымыть руки. За стол сел охотно. Вообще держался легко, как будто был здесь не впервые. Ел он аккуратно и вкусно. Бабушке это понравилось.
Лиза отогрелась. В домашнем свитере было покойно. Она глядела на Никиту и думала: «Возможно ли, чтобы он был моим мужем? Как странно».
«А я думала, вы учитесь вместе, — допытывалась бабушка у гостя. — Вот и гляжу, что вроде как вы мне не знакомый».
Никита так ей и ответил, что Лизу увидел на улице и что она ему понравилась.
Бабушке такая прямота тоже понравилась. Но от этого ее интерес к гостю усилился:
«Так вы, значит, один живете?»
«Родители в деревне».
«И не женаты?»
Лиза вспыхнула:
«Ну, бабушка!»
«Разве я что плохое спрашиваю?»
«Я был женат, — сказал Никита. — Но очень скоро развелся».
«Значит, детей нету?» — не унималась бабушка.
«Детей нет».
«Ну вот и ладно», — вздохнула бабушка и поставила на стол чай.
В марте Лиза переехала в однокомнатную квартиру Никиты. Там уже стояло новенькое пианино — подарок жене. Лиза погладила полированную крышку, отвернула ее и пробежала по холодным клавишам, они сияли стандартной пластмассой, не то что матовые желтые костяшки их старенького «Беккера», который остался у мамы с бабушкой.
«Может, лучше было рояль? — уловил ее смущение Никита. — Только скажи».
«Нет-нет, что ты!» — успокоила его Лиза.
«И все-таки я усажу тебя когда-нибудь за белый рояль и ты сыграешь мне Рахманинова. В длинном платье», — сказал он и обнял жену…
Прошло два месяца. Никита в Озерках. Лиза штудирует Бартока. Давно уже не раздаются шальные ночные звонки, женские голоса не требуют к телефону Никиту. Одна из звонивших так однажды и спросила: «Какая такая жена? Вы шутите?» Лиза не нашлась что ответить и положила трубку.
«Сколько же их тут перебывало?» — думала она о незнакомках и искала следы их присутствия в квартире. Но ничего не находила. Лишь однажды Никита оплошал. Заметив, как жена моет посуду и потом смазывает кремом руки, сказал: «Я же тебе купил резиновые перчатки. Почему не надеваешь?» Лиза впервые слышала о каких-то перчатках. Пристально поглядев на мужа, она спросила: «Ты уверен, что они предназначались мне?» Никита смущенно пожал плечами: «Запамятовал. Прости».
…Барток ее извел. К этому композитору она приучала себя вот уже который год. Марк Андреевич настаивал. Говорил: «Темная ты балда! Можно ли его не понимать?» — «Наверное, можно», — смело отвечала ученица и спокойно выдерживала пристальный взгляд педагога.
Что-то происходило с Лизой. Все ее нервировало.
Звонила мама, укоряла дочь, что совсем забыла дорогу домой. «Конечно, тебе теперь не до нас. У тебя своя жизнь. Но разве мы тебе чужие?» Бесспорность этих слов тоже вызывала у Лизы глухое раздражение.
Не выдержала бабушка. Принесла рыбный пирог: «Твой любимый. Поешь. А то вон от занятий как глаза запали. Совсем похудела!»
Лиза разломила еще теплый, обернутый в два полотенца пахучий пирог и поняла, что ей его совершенно не хочется. Более того, он ей противен. Но бабушка с таким умилением глядела на внучку, что Лиза втолкнула в себя кусок. Через час ее вытошнило: К счастью, бабушка этого не видела.
Ее угнетали запахи.
Она стала усердно мыть стены в ванной, терла линолеум в кухне, регулярно ополаскивала помойное ведро. В лифте она затыкала нос, чтобы не чуять всех ездивших до нее курильщиков и любителей чеснока. Флакончик «Коти», которым она решила перебить неприятные запахи, внезапно тоже разочаровал ее: куда девался нежный аромат!