Изменить стиль страницы

Спеленатого арканом Смета сбросили у двери юрты. Он с трудом поднялся на ноги. Ухмыляющийся Алибек в двух местах рванул ножом, и аркан кольцами упал на землю. Смет поглядел вниз на аркан и отшвырнул ногой.

Мокрые от пота кони, всхрапывая, выискивали остатки травы возле юрты.

Смет, потирая затекшие руки, глядел на черный прямоугольник двери. И тихо пел последние слова:

«…Что гляделся в озеро
рябое
от ветров холодных,—
не жалею.
Что не избегал любой работы,
засыпал голодным,—
не жалею.
Что делился с добрым
полной чашей,
а с недобрым —
чаще,
не жалею.
Что утрами умывался сажей,
а ночами — снегом,
не жалею.
Масла мне в дорогу не сбивала
тихая подруга,
не жалею.
Что мечта о друге не сбывалась
долгими ночами,
не жалею.
Не качал я сына на колене,
не ласкал ладонью,
не жалею.
Говорят, что счастье мчит оленем,
не догнать на чалом,
не жалею.
У любой скалы меня встречала
смерть кривым кинжалом,
не жалею.
Об одном я только пожалею,
что судьбу не повторить сначала.
Об одном я только пожалею,
что уйду, как ветерок по лицам,
что уже ничем не заболею,
что уже тоске не повториться.
Об одном я только пожалею,
сном последним в травах засыпая,
что не знал я никого милее
женщины
поэта Азербая».

Он пропел это одним дыханием, не напрягаясь и не торопясь. Его плечи и голова еще отчетливо печатались на мрачнеющем небе.

Днем он был некрасив, его образу не хватало голоса.

И я вспомнил, что во всех встречах с ним мы видели, но ни разу не слышали его. Резко отошел полог, вышел маленький седой Азербай.

— Алибек! — позвал он сына.

— Я здесь, отец.

— Дай двух коней, пусть уходят.

— Отец!.. " …

— Пусть уходят с миром.

Из-за спины Азербая выскользнула, закрывая лицо шалью, Баян. Смет схватил узду своего чалого, подсадил Баян. Поймал коня Алибека, вскочил и, ударив каблуками, они ушли в черную степь.

— Отец!— Алибек яростно плакал, опустившись на корточки.

— Тогда слушай, сын. И вы слушайте. Мужчина Смет опозорил меня. Но поэт Смет продолжит славу Азербая. Мясо готово?

— Уже поспело, ата! — звонко откликнулась молодка в белом жаулыке.

— Кто голоден, пусть войдет,— и великий старик скрылся в юрте…

ВНАЧАЛЕ БЕ СЛОВО…

На заборе начертано—
СНЕГ.
Тот же почерк
и тот же мел,
что вчера выдавать умел
не такое!
Вдруг просто —
СНЕГ.
Покоробил текст новизной,
вырождением простоты,
не повеяло ни весной,
ни зимой,
нет, писал не ты.
Это творческое бессилье!
Вкус творца —
в соблюдении стиля,
есть бумага,
а есть заплот —
слова искреннего оплот!
…Был горячий июльский день,
арычок не давал прохлады,
шелковицы узорная тень —
драгоценней старинного клада.
А директор бюро прогнозов,
человек пожилой,
курносый,
отвечая на наши вопросы,
трубно кашляя,
обещал:
«В третьем квартале —
дождь и росы,
а в четвертом
два-три озноба,
дрожь и насморки
по ночам».
Вдруг
непонятое свершилось —
СНЕГ упал на бока инжира,
он ложился нетающим жиром
на горячую жижу —
СНЕГ.
А директор кричал:
«Ей-богу!
Я такого июля не помню,
в два столетия раз бывает,
а точней —
один раз в эпоху!»
Нас не балуют перемены.
Я обычаям изменю —
одобряю проект пельменной,
струганина и спирт
в меню!
В чайхане
не играют в нарды,
арбы — в сторону,
ишаки
на постромках волочат нарты,
песьи вывалив языки.
Рады люди —
и млад, и старый:
мы так жаждали перемен.
…СНЕГ попадал,
устал,
растаял.
Вроде кончился эксперимент.
СНЕГ исчез,
затоптанный нами.
Но теперь,
разрешая спор,
мы божимся забором.
жарко молимся
на забор.

АЗ, БУКИ, ВЕДИ…

Глаголь: Добро есть. Живете зело.

Земля иже и дервь како люди мыслете.

Наш он — покой. Рцы слово твердо.

Кирилл
Чем в куче скучать —
в одиночку сучить
нить живую,
свежий свет повстречать,
Справа — Киев,
Одесса — ошую.
На росстанях торчать,
на омегах читать
черты — резы.
Добрый воин иль тать
о гранит потупил свои лезы?
А направо пойдешь —
воскресенье найдешь
и свободу.
А налево пойдешь —
фарисейство найдешь и субботу.
Если прямо пойдешь —
ничего не найдешь,
это, правда.
Почесался Кирилл,
повздыхал, покурил
и обрадовал.
Прямо
в небо взлетел,
и растаял, как дым,
стал угодником
и причислен к святым
в назиданье земным
греховодникам.
Те туда и сюда!
Обошли круглый свет,
снова встретились.
Кто-то прямо ушел,
где-то бродит еще,
это — третий.
То ли зрением слаб,
то ли вправду велик
этот мирик,
погрязая в грехах,
обрастая стыдом,
бродит лирик.
Не вернуться ему,
а спроси — почему?
Не отвечу.
Если прямо пойду,
ничего не найду,
может,
третьего встречу.