Биофил

Увы, мне господи Соломон-Антихрист! И остах аз един! Избави мя, господи, и предам ся яко Иерусалим в наказании Навуходоносору, царю Вавилонскому. И поклонюся прямой Соломине твоей, вот те черта! Виждь ныне скорбь и беду мою и помози мне, буди нам истинный судиа и суди в правду меж мене и миром человеческим и обличи вину коегождо нас. И помилуй и спаси, яко муравьелюбец. Оле, Соломине царю, терпения твоего.

Черницу, аки простыя девица, за себя поимаше, насильствующе,

блудное дело творяще пред очима Муравьиныма. Несть беззакония моево исчести можно!..

О солнце, как не померкнеши сияти не преста!

О как луна в крови не преложися и землю как стерпе таковая и не пожре мене живома!

Велик бо плач, и скорбь, и беда, и стенание от мене поганого!

В Муравейную веру, имени твоего ради, во царствие свое прими мя, благослови мя и черницу нареченну на брак святый!.. Осени, бессмертный!

Муравей поднял бревно соломенное. Биофил припал лбом к земле. Некрофил лежал, крестом раскинув руки. Пострадавшая одной ладонью закрывала грудь, другой пыталась спасти от взоров зала дрожание бедра.

Биофил видел, как у самого носа бегали по земле мураши маленькие. Один из них остановился вдруг. Биофил в этот момент вдохнул и, о горе! Мураш влетел в правую ноздрю. Задвигал щекотно лапками, перебрался по какому-то каналу в левую ноздрю. Уж

он ему в носу поскреб!..

Голова его бессильно моталась. Он чихал не, переставая. Туча взвилась.

Потерялись в ней очертания Бессмертного Мураша, его оплодотворенной Смерти, распластанная крестом фигура Некрофила. Сверкнула молния в туче пыли.

До последнего держался Био. Он стоял руки по швам, прямой, как Соломина, и чихал.

Чихал на все.

Конец

Примечание. Так сотворен был новый бог Антихрист. Убийство—зло, ибо оно порождает веру. Унижая — возвышаем.

Не хватайтесь за соломинку.

ЭПИЛОГ

Биофил молился Соломине, пока не привык, а привычка — это уже неверье. И серые и черные мураши перестали действовать на его чихательный аппарат.

Некрофил уже не отдыхал. Создав черту (единицу), он боролся с ней сначала традиционными средствами: крестом (двойкой), дугой (пятеркой), затем комбинированным знаком — Крест и Дуга (2-|-5), наконец освоил новую форму — квадрат (четверку), постепенно в скорописи превратив его в круг. Вершиной его эволюционерства стала Восьмерка ( удвоенный круг). Биофил всякий раз (при очередной смене идола) протестовал, издевался, давил, крушил, чихал и — молился; В конце жизни с облегчением понял: единственно кому и чему он не верил,— это Некрофилу, гнилому интеллигенту.

* * *

Природа и древность несут нам знаки, которые в нашем прочтении превращаются или в метафоры или в загадки. И от того, насколько человечество подготовлено к восприятию этих немых сигналов — гор, неба, деревьев, буйволов, коз,— зависит биологическая и духовная жизнь на земле.

Человек—тоже иероглиф. Мы всякий раз заблуждались, когда нам казалось, будто мы прочли его. Много миллионов лет человек был смиренным рабом природы, поклоняясь всему, что постичь он был не в силах. С первой геометрической фигуры, которую он начертил на песке, начался великий бунт человека.

Сегодня человек достиг небывалого, он может посмотреть на себя, землянина, с другого космического тела — и не увидеть себя.

Механизмы познания человека не совершенствуются у нас, сегодняшних, они такие же, что были в Шумера или в Мохенджодаро. Я не имею в виду скальпель или электронный микроскоп. Мы немало узнали, теперь нам предстоит познать нас. Поэзией.

Знаки естества могут заговорить, если их недоверчиво слушать.

Результатами толкования знаков стали знания и вера. Соперничеством и взаимодействием этих двух категорий определилась история человечества. И если бы меня спросили, что важней и прогрессивней из двух слагаемых моего духа, я не решился бы на категорический ответ. Я верю знанию и чту веру.

Мне интересно проследить процесс рождения мифа по схеме: предмет, символ и толкование. Предмет, облеченный мыслью, есть символ. Овеществленная мысль есть предмет. Фетишизация символа рождает культуру. Овеществление символа — цивилизацию.

Эта схема легче всего прослеживается в тех культурах, развитие которых не прерывалось в исторически обозримое время. Соприкоснувшись, например, с Индией, вы поражаетесь долговечности символики и утонченности, которую она -приобретает с развитием человеческой мысли.

Я могу духовно ощутить себя современником создателей древнейших знаков, но я физически живу в XX веке и понимаю, к чему способна привести нас и фетишизация Вещи и фетишизация Духа. От богатых предков нам досталась категоричность и размашистость обещаний.

Недавно я говорил с одним начинающим ученым.

— Много бы я дал, чтобы узнать смысл этого знака!— воскликнул он.

— Что бы ты дал?

Он сбился с тона и, стараясь сохранить горячность, ответил, как мне показалось, неуверенно:

— Полцарства.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О СЕБЕ

Я по паспорту — Аман-хан.

Хан — это титул, который когда-то принадлежал моему предку. На другой, язык, имя мое может переводиться так: князь Аман, или граф Аман.

В наше время титулов стесняются, поэтому друзья меня зовут просто — Аман или Аманчик в исключительных случаях.

Единственно, кому я не позволю сокращать мое имя,— безродному Жаппасу.

Пусть всегда чувствует дистанцию между нами.

Все чаще меня посещают думы. Личный опыт требует обобщения. Что я оставляю своим продолжателям? Монографию «Стихи не нужны» или тома вдохновенных стихов?

Каждый большой поэт мечтал, чтоб его забыли.

Поясню.

Поэт велик своей темой.

Проходят века, а тема его актуальна, и стихи звучат по-прежнему гневно и печально. Умрет тема, умрут стихи. Но жив Абай, разоблачавший тупость и чванство 19 века. (Это — Жаппас). Жив Салтыков-Щедрин, ибо живы, прототипы его героев. (Это — Жаппас).

Станут люди умнее, добрее, счастливей и создадут, своих умных, добрых и счастливых поэтов.

Забудьте и меня.

Но прежде забудьте Жаппаса.

Я и после поражения врагов своих останусь в пожелтевших страницах грустным и строгим, как сегодня.

Я был на площади им. Пушкина. Видел его статую.

И подумал.

Враг давно повержен, но победитель до сих пор угрюм и задумчив.

* * *

Я не могу вспомнить, что я обокрал, оскорбил или плюнул вслед. Единственная подлая черта в человеке (таком, как я) — он не может защитить себя.

Меня обкрадывали, оскорбляли, плевали вслед.

Кто? Я не помню всех.

Помню Жаппаса.

Неприятности острее радости. Счастье — это хвост метеора; след горя — борозда по лицу. Удача не оставляет морщин, и потому память о ней легка.

Века мира мы не помним, зато — мгновения войн!

Помню Жаппаса.

В биографии человека есть талантливые события, интересные всем, есть посредственные, памятные только участнику или жертве. Но все они выставлены в одном зале памяти, ибо они разно наделены правом представлять время.

Бездарное лучше сохраняется — оно грубее.

Не все долговечное — гениально.

Вечен Жаппас.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .