Все эти смешные в своей бредовости домыслы, которыми школьницы под одеялом пугают друг друга, уже заглядываясь на мальчиков, но ничего не смысля в интимной жизни, оказались вполне живучими. А когда врач узнал, что и душ, и простыня, да и сам половой акт, хоть и единственный за последние два года, имел место быть, радостно улыбнулся и поздравил Лесину с малышом. На слова о надежной защите он лишь хмыкнул, сказав, что слишком долго работает в гинекологии, чтобы не брать это в расчет.

В напутствие врач велел не задерживаться на поминках, со строгим взглядом передал пациентку в руки Светлане и повторил всё, что наказал самой Ксю. Калугина выслушала, кивнула с серьезным видом, вопросов задавать не стала и, подхватив под локоток подругу, повезла на кладбище.

Похороны были тихими и скромными. Подругами Ева обзавестись в силу возраста не успела, из родственников лишь бабушки, дедушка, да мать. Пришла вся бухгалтерия их конторы. Речинский-сын мелькнул, когда устанавливали венки на свежую могилу. К Ксю подходить не стал, лишь понуро кивнув и обменявшись с ней долгим взглядом глаза в глаза. Мутные и потухшие Ксюшины и черные, и будто виноватые в чем-то – его.

Он еще не знает. И Ксю хотела бы придумать, как сделать так, чтоб и не узнал вовсе.

– Ксюш, не устала? – участливо спросила Света. – Может, отвезти тебя в больницу?

– Нет, я поеду в кафе. Я не устала, не переживай. – Ксения забралась на заднее сидение автомобиля Калугиных, кутаясь в осеннее пальто. Кладбищенское поле продувалось всеми ветрами. Хорошо, что не было дождя. Простужаться не хотелось. Кирилл Андреевич тогда и вовсе не отпустит ее домой все девять месяцев.

Станислав ждал сына, который должен был заехать после похорон. Черт, когда же он уже сможет покинуть эту постель, хотя бы в инвалидной коляске!? Но травмы были такого характера, что сидеть ему было крайне противопоказано. Сжав челюсти в бессильной злобе, мужчина посмотрел на часы.

– Привет, пап, – в дверях показался Илья.

– Привет. Садись. Рассказывай. Как там всё. Как Ксюша?

– Плачет.

– Народу сколько было?

– Не считал. Оставил венок и уехал. Им не до разговоров.

– Да уж… Надо же… А мне еще говорили, что с девочкой всё хорошо.

Сын промолчал. Он и сам был не рад, что тогда не нашел Ксю в детском, уехав. Обычно, они встречались когда надо и когда нет. А тут… словно отвело что-то.

– Куда ты сейчас?

– Заеду домой и на работу. Настроения, правда, никакого. Надеюсь, вечеринка не превратится в декаданс… – усмехнулся.

– Подменись.

– Не могу. Макар злится. Я вчера халтурил, ему пришлось вставать за пульт, когда народ из бара начал разбегаться.

Стас помолчал, но вдруг встрепенулся.

– Не подумал насчет моего предложения?

– Пока нет. После сессии. Ты давай, выписывайся. Дома тоже можно лежать… Там Люба исстрадалась от невозможности над кем-нибудь похлопотать.

Старший Речинский нахмурился.

– Ты ее не обижаешь?

– Не-а. Сил еще и на это у меня точно нет.

– Как учеба?

– Пааап… – простонал Илья. – Давай без этого! Я уже говорил, учеба, это только мое дело. Тебе достаточно знать лишь, что я все еще учусь.

– Ладно, – сдался отец. – Я звонил Ксюше, телефон не отвечает… Может, я неправильно списал номер?

– Не знаю… – Илья встал. – Мне пора. Ехать еще… – Сын казался каким-то нервным, но Стас предпочел промолчать, как бы ни было любопытно. Он лишь про себя был очень рад, что их диалоги стали длинными, без раздражения. Нарушать это хрупкое перемирие пока не хотелось.

Вся следующая неделя прошла в борьбе за свободу с докторами. Врачи мечтали, чтобы пациентка лежала двадцать четыре часа в сутки на койке, желательно спала, и крайне нежелательно куда-то отлучалась. Вопреки их стараниям, Ксения дважды в день – после утренних процедур и перед ужином – отправлялась на другой этаж в хирургию. Станислав ежедневно организовывал у себя в палате встречи с адвокатом.

Не то, чтобы Ксю стремилась больше времени провести со Станиславом. Но он был единственным, кто адекватно воспринимал происходящее, не заговаривал лишний раз о гибели Евы, умело играя словами в обсуждении их тактики обвинения. Даже его хваленый юрист уступал ему в словесных оборотах. Восхищалась мужчиной, который не зря ел свой хлеб с икрой.

В остальном Ксения замыкалась, отвлеченные разговоры не поддерживала.

Ночью рыдала в подушку. В остальное время молча смотрела на унылый заоконный пейзаж и принимала посетителей – Свету или мать.

Однажды, придя к Речинскому чуть раньше обычного, она застала в палате домработницу Любу. Встретившись с ненавистным взглядом, хотела, было, подождать в коридоре, или зайти позже, но Стас вежливо сообщил, что Люба собиралась уходить.

По всему было видно, что Люба никуда не спешила, но такой толстый намек заметила и, недобро хмыкнув, выскочила из палаты.

Посмотрев ей вслед, Ксю заметила:

– Кажется, она хотела еще побыть тут…

– Не обращай внимания. Расскажи лучше, как твое здоровье? Понимаю, что это личное, но Илья упоминал, что ты лежишь в гинекологии… – мужчина замолчал в надежде, что Ксю объяснит сама.

Лесина испытала мимолетный испуг. Что сказать? Сообщить, что вероятно, он скоро станет дедом? Жаль, что их отношения не успели выйти на тот уровень, когда она могла бы сообщить ему, что он станет отцом. Нагнать сейчас – не получится. Станислав не в том состоянии, чтобы делить с кем-то постель. Было бы идеально. Но… нереально.

По всему, ей пора прекращать это всё. Боже, сколько раз она уже повторяла себе это? Теперь, как только они закончат с аварией и судом – придется радикально решать вопрос. Возможно, продать дом. Убежать из этого места, где она похоронила двух самых дорогих людей. На вырученные за коттедж деньги можно будет купить приличную квартиру в городе и раздать долги. Может, хватит на недорогую машину еще.

– Ксюш? – вывел из задумчивости голос Стаса.

– А? Да. Прости… Что ты спросил?

– Я спросил, как ты? У тебя… ничего не болит?

– Нет, – удивилась вопросу Лесина.

– Я спрашиваю потому, что ты в стационаре… Не дома.

– Я не хочу возвращаться в этот дом, – очень кстати об этом подумалось. Истинную причину озвучивать Ксю была не готова. – Слишком много воспоминаний.

Речинский понял, что они ступили на зыбкую тему, и чтобы снова отвлечь Ксению, начал рассказывать:

– Я задумал этот поселок, потому что когда-то на этом месте жили родители моей мамы. Давно, город тогда не был таким большим, и там была деревня Лучинки. Небольшая, дворов на пять. Потом и они исчезли. Когда возникла идея коттеджного поселка, я сразу подумал об этом районе. И название придумал похожее.

– Ты не подумай, мне нравится Лучистый, но…

– Я понимаю, – мужчина потянулся к ней рукой и Лесина вложила свою ладонь в его.

Мужчина помолчал, Ксю снова задумалась.

– Ксюш, я понимаю, вероятно, не время и не место для подобного, но… Раз ты говоришь, что тебе нравится в поселке, но не в твоем доме, может, переедешь ко мне? – девушка затаила дыхание от такого предложения. – К нам? – Выдохнула. Это «к нам» сразу расставило все точки над i. У Стаса есть сын… – Мы же все равно собирались…

Ксю вскочила со стула, опрокинув его, вырывая руку из пальцев Речинского.

– Прости, – сама испугалась подобной резкости от себя. Снова села. – Станислав, о, Господи. Прости. Да. Я помню, ты не подумай, но… давай не сейчас.

Мужчина тоже испугался ее такой реакции.

– Конечно, – попытался привстать, но сморщился от боли. – Да. Ты не переживай… Я подожду.

– Спасибо.

В дверь постучали, и вошел Юрий.

– Добрый день!

Танцпол был полон народу. Бар «Кленовый лист» уже который час к ряду был рад развлекать посетителей.

Илья снова разглядывал толпу, сводя треки и потягивая из трубочки безалкогольный коктейль. А хотелось чего-то более… Именно сегодня, почему-то. Коньяка? Виски? Может, оставить авто у бара и взять такси? Нажраться вусмерть. Вон, хоть с Макаром. Тот все равно, если не подцепит бабу, часто позволяет себе лишнего. Составить ему компанию.