Прошло меньше часа, а знойную воскресную тишину уже в четвертый раз нарушили телефонные звонки, и в четвертый раз Артур, дворецкий Дуга, бесшумно вошел в гостиную и сказал:

– Вас просят, мистер Волрат.

И снова Кен сделал вид, будто не замечает, что Дуг уходит к телефону. Впрочем, как только он ушел, Кен рывком поднялся с большого глубокого кресла и подошел к раскрытому, выходившему на озеро окну, горько спрашивал себя: «Какого черта я тут делаю?»

Он задумчиво стоял у окна, и солнце золотило его светлые прямые волосы; вот так же несколько часов назад, на другом краю города, стоял у окна его более высокий и темноволосый младший брат, еле сдерживая кипучую радость. Прохладный ветерок с озера теребил белую шелковую рубашку Кена, но крепко пришпиленный черный галстук оставался неподвижным, словно траур по сестре был слишком глубок, чтобы его могли затронуть такие пустяки. Слегка расставив ноги и сжав кулаки в карманах брюк, Кен весь напрягся от сдерживаемой ярости, но в эту минуту он ненавидел прежде всего себя.

Потом он позволил себе прислушаться к рокочущему смеху Дуга, разговаривающего по телефону в соседней комнате, к довольному голосу мужчины, которому женщина говорит лестные слова, и злость его снова перекинулась туда, где давно уже находила себе обильную пищу.

Много лет Кен мечтал о том дне, когда он выбьется из нищеты и у него будет вдоволь денег, когда он избавится от осточертевшей необходимости урезывать себя в каждой мелочи, когда деньги дадут ему возможность пойти куда вздумается и иметь всё что захочется – еду, одежду, машины, женщин. Все эти унылые годы поисков и экспериментов он прожил как человек, страдающий от неразделенной любви. А Дэви – тот, казалось был вполне доволен такой жизнью, потому что его увлекала сама работа, она заполняла его чувства и будоражила мозг. Для Дэви процесс изобретения был своего рода необходимостью, способом удовлетворить некий инстинкт, а деньги, которые им предстояло получить, – не более как дополнительное удовольствие, приятный отголосок куда более важных свершений. Кен далеко не сразу понял это. Мечты Кена только начинали сбываться, и, не успев даже изведать вкуса денег, он чувствовал себя обманутым, разочарованным.

В этом доме всё, что он мечтал купить за свои деньги – вернее, деньги, которые он начнет получать с завтрашнего дня, – казалось жалким пустяком, ибо Волрат покупал такие вещи дюжинами. Живя с Дэви, Кен привык чувствовать себя старшим, вожаком непобедимого союза, главарем, призванным руководить; а сейчас, накануне исполнения его мечты, он должен был признать старшинство Дуга и стать, в свою очередь, младшим братом человека, с которым его не связывало ничто, кроме ненависти.

Волрат вернулся в прохладную гостиную с высоким потолком, ни словом не обмолвившись о последнем телефонном звонке, как впрочем, и о трех предыдущих. Дугу исполнилось двадцать девять лет; коренастый и мускулистый, он был ниже и плотнее, чем оба его шурина. На нем была такая же белая рубашка, как на Кене, и почти такой же черный галстук, и, хотя брак его продолжался меньше года, он считал, что находится в более глубоком трауре, чем остальные, потому что Марго была его женой.

Кен, не оборачиваясь, спросил:

– Кто это звонил?

– Имя вам ничего не скажет, – последовал краткий ответ.

– Женщина?

– Да.

– И что же?

– Ничего, – бросил Дуг, как бы предостерегая его от дальнейших расспросов, но Кен, услышав в его голосе нотки вызова, с улыбкой обернулся.

– Почему вы не назначили ей свидание? – спросил он. – Вам это было бы полезно.

Лицо Дуга помрачнело, он был уязвлен, но сдержался.

– Если у вас на уме это, так почему не поговорить начистоту? Ваша сестра умерла три недели назад, и сколько бы вы ни ныли, что она была для вас самым близким человеком, вполне понятно, что вас уже тянет к женщинам. Вы хотите, чтобы я назначил свидание, а заодно пристроил бы и вас? Ну так мне вовсе незачем утруждать себя. Я в любое время могу предоставить вам лучшее, что есть здесь в Чикаго и даже во всей стране, стоит вам только пожелать. Итак, что бы вы предпочли? – резко спросил он.

– Да заткнитесь вы! – равнодушно проговорил Кен, отворачиваясь к окну.

– Мне просто любопытно, неужели телефон будет трезвонить весь день?

– Мои друзья интересуются мною, – отрывисто сказал Дуг. – Впрочем, вы, кажется, дали мне неплохую идею: надо поставить вам отдельный телефон. – Дуг зашуршал газетой. – Вам нигде не попадался финансовый бюллетень?

– Нет, не попадался. А насчет телефона – спасибо, не надо. Это ваш дом и…

– Это наш дом, – поправил его Дуг. – Он столько же ваш, сколько мой.

– Вы прекрасно знаете, что я никогда не буду в состоянии оплачивать половину расходов.

– А я вам ещё раз повторяю: я не хочу, чтобы вы за что-либо платили. Так я решил и не понимаю, почему надо устраивать жизнь иначе.

– Ну и устраивайте свою жизнь по-своему, – вдруг вспылил Кен. – А мне дайте жить по-моему. Только потому, что вам нужно плакаться кому-то в жилетку… – Кен ощутил прилив дикой злости и, уже не пытаясь сдерживаться, продолжал: – Иначе какого черта я здесь торчу? Потому что мне приятно жить с вами? Вы отлично знаете, как мне это неприятно. Вы заладили одно: раз Марго нет, ваш долг обеспечить мне и Дэви всё то, о чём она для нас мечтала. Но слушайте, Дуг, даже вы должны понять что…

На лице Дуга появилось жесткое выражение, холодным и властным тоном он перебил Кена:

– Я вам уже говорил, как всё должно быть.

– То есть как по-вашему должно быть, – таким же ровным голосом возразил Кен. – Чего хотела для нас Марго, я знаю с тех пор, как себя помню. Вы же – новый человек в нашей семье. Совсем новый.

– Новый или старый, а всё будет так, как я сказал.

– Кое в чём – пожалуй.

– Во всем.

– Много на себя берете, – спокойно сказал Кен. – Мы с Дэви положили неплохое, крепкое начало делу ещё до того, как вы появились. Мы отлично можем обойтись без вас и вашей поддержки.

– Ради бога, перестаньте хвастать тем, как вы прекрасно жили до меня! – устало произнес Дуг. – Кто были эти ваши крупные финансисты? Разорившийся содержатель балагана, который раскошелился на пять тысяч. Провинциальный банкир, едва наскребший пятьдесят тысяч.

– Было семьдесят до того, как мы от него откупились.

– Ах, целых семьдесят! – с нескрываемым презрением усмехнулся Дуг. – Сейчас вам с Дэви должно быть ясно, что для начала понадобится по крайней мере в десять раз больше!

В соседней комнате слабо зазвонил телефон, и через секунду вошел Артур.

Кен быстро вскинул на него глаза, пламенно надеясь, что ему, наконец, звонит Дэви, и от нетерпения чуть не крикнул дворецкому: «Говорите же скорее!»

– Мистер Волрат, – сказал Артур, – вас просит мисс Фоусет. Вы подойдете к телефону?

– Да, конечно, – ответил Дуг и вышел.

Кен поглядел ему вслед, стиснув зубы. Потом он снова отвернулся к окну, крепко сцепив руки за спиной; теперь он понял, откуда в нем такая боль. Долго ли придется привыкать к мысли, спросил он себя, что Дэви больше в нем не нуждается? Жизнь его теперь заполнена женой, а нерушимая братская близость бывает, очевидно, только у мальчишек, но не у взрослых мужчин. «Привыкай же, – крикнул он про себя. – Все ушли от тебя – и Марго, и Дэви, и Вики. Ты сам дал им уйти. Ты выгнал их из своей жизни, так терпи же!» Но терпеть он не мог. Никогда ещё он не чувствовал такого одиночества. Оно было слишком мучительно. Кен расцепил руки и крепко прижал их к лицу, словно стараясь сдержать то, что рвалось наружу; но это не помогло, и через минуту Кен быстро вышел из комнаты.

Вернувшись в гостиную и не застав там Кена, Дуг был сначала удивлен, потом разозлился. Он хотел было пойти в комнату Кена и позвать его, но передумал и снова принялся листать газеты, всем своим видом как бы говоря: «Ну и черт с ним!» Никогда в жизни он ни за кем не бегал, не побежит и сейчас.

Газеты сердито шелестели в его руках, но вскоре он не выдержал, швырнул их на пол и вышел. С нарастающим нетерпением он заглядывал во все спальни, в кабинет, столовую, стучался в двери ванных и наконец прошел через буфетную в кухню. Там Артур, сняв пиджак, чистил серебро.