– А-а-а! – помахал он длинным пальцем. – Спрашивать будешь потом.

Кали опять запнулась, всё больше не понимая как себя вести.

– Так что ты думаешь? – настойчиво повторил он.

Валлиэн пристально и незаметно для самой гостьи следил за реакцией девушки, наслаждаясь её плохо прикрытой брезгливостью и растерянностью.

– Это… это странно, – ответила она.

– Я бы сказал – отвратно. С души прямо воротит. Бэ, – быстро поправил её Валлиэн. – А ведь он Архонт! Знаешь, что с ним случилось?

Кали промолчала.

– Нет? Не знаешь? Я так и думал, деточка… Я так и думал…

Пространство вокруг Кали напряглось и заколебалось, поддаваясь деформации со стороны Архонта. Не успев опомниться, оба они уже находились на другой планете, оставив паразита и дальше клубиться в пыли и своих испражнениях.

Новое место не так отталкивало внешне, хоть и здесь пейзажи не отличались приятными красками. Но в отличие от скалистых равнин, эта планета была изрыта глубокими огненно-красными каньонами. Архонт перенёс Кали на дно одного из каньонов, где у подножия стен виднелась пещера. Молча он поманил гостью за собой. Войдя вовнутрь, он предложил девушке вытесанный из такого же огненно-красного камня стул, сам уселся напротив. Скудная аскетичная обстановка в пещере была так же из камня, и лишь несколько вещиц из инородного материала сродни пробковому дереву и дубу грубого чёрно-серого цвета, явно не из этой системы, валялись по углам.

Единственный свет в пещере исходил от самого Архонта – его искрящихся, больших глаз. И было в нём что-то такое странное и пугающее, что Кали поблёкла, а её естественное красноватое свечение затухло. Только усевшись удобно и расправив помявшиеся складки накидки, Архонт вновь заговорил.

– Мне нравится, – как бы извиняясь, а может и с замаскированным вызовом, обводя рукой своё пристанище, сказал он.

Кали пробрала дрожь. Страх всё сильнее подбирался к её разуму. Страх, первобытный ужас и какая-то неуместная эйфория. Так действовал на неё Тёмный Кочевник, такие же эмоции в ней вызывал и его собрат – этот Архонт.

– Тебе не стоит меня бояться, – спокойно, чарующим, сиплым тембром возразил Валлиэн.

Но эти его слова, живо напомнившие ей первую встречу с Кочевником, ещё больше взволновали гостью.

– Прежде чем я коснусь сути, хочу заметить, что мне неприятно твоё недоверие. Я ведь просил, чтобы ты приходила одна, – глаза Архонта на мгновение немного потухли, после чего вспыхнули ещё ярче. – Ну да что уж с ними. Твои друзья нас не побеспокоят. Итак, это мерзко, – без пояснения вернулся к оборванному разговору он. – Не только бедный мой братец прозябает, как червь. Ты многого не знаешь, деточка. Непростительно многого.

Кали поёрзала на твёрдом неудобном стуле, решаясь заговорить, но Архонт её опередил.

– Эта мойра такая славная. Славная, умненькая мойра.

Валлиэн, похоже, не следил за связностью своей речи, то и дело вставляя разные отступления.

– Вот я так не умею, – почти с интонацией ребенка добавил он.

Ещё немного, и он мог бы обиженно поджать губы.

– Надо же, как талантливо она плетёт свои нити времени. Я так не умею, – продолжал он. – А тебе известно, что мойры находятся на четыре ступени ниже Архонтов по происхождению?

Кали кивнула.

– Ага, – закивал в ответ Архонт, будто его гостья с ним не согласна. – Мойры – это пятая и последняя раса, которая была создана творцами. Не возникла путём последующей естественной, неконтролируемой эволюции, а именно создана! Я настаиваю на последнем слове! С-о-з-д-а-н-а! – по буквам протянул Валлиэн.

– Архонты – исполины и главные кузнецы мироздания, – начал перечислять он, – Элементали – его духовная составляющая, Малахи – связующие звенья мироздания, раса Ха́ос – честно скажу, – доверительно склонился через стол к девушке Валлиэн, – до сих пор не дошло до меня, зачем их создали – только и умеют, что множить несуразицу, а потом долго наводить порядок, хех! И Мойры – неутомимые искусные ткачи пространства-времени, а также чужих судеб и посторонних, не касающихся их дел. Хех, – Валлиэн посмеялся своей далекой от истины нелепой характеристике.

– Так сказать, чистые расы, исходный генетический материал для всего живого в нашем мироздании. И неплохой, я тебя уверяю, материал!..

К чему он акцентировал и сподвигал внимание Кали, девушка не поняла.

– Погостишь у меня? – неожиданно спросил Архонт.

Кали дёрнулась как от удара.

– Да, – сдавленно согласилась она.

– Славно. Значит, мы никуда не спешим…

Импульсивная интонация Архонта, как встряска, действовала на девушку. Её гостеприимный хозяин сплетал вокруг них кокон. Кали вдруг поняла, что в таких энергетических коконах может происходить всё, что угодно, и это не войдёт в прошлое. Случившегося здесь никто и никогда не увидит! Догадка об этом привела её в такой ужас, что ей стало трудно дышать.

– Тише, деточка, – ласково успокаивал её Архонт.

Кокон был готов.

– А вот теперь будем говорить…

Дыхание минувших дней никогда не покидало планету Аккад. Тени пройденных эпох накладывались одна на другую, преломлялись светом и тьмой, прячась в забытых уголках большого синего шара. Но стоило путнику ступить в такие места, как тени отступали назад, являя глазам то, что не успело покрыться пылью времени. Современность так или иначе соприкасалась с историей, ранней, молодой, а иногда глубокой и задумчивой. Передовые достижения цивилизации граничили с невидимыми следами ушедшего прошлого, и сильнее всего этот контраст ощущался в Железных ущельях. Их разлогие хребты и глубокие впадины опоясывали север двух континентов, спускаясь в пучину океанов и вздымаясь лишь отдельными пиками островов посреди обширных водоёмов. Некогда, в пору первой и второй цивилизаций, когда климат на планете менялся гораздо чаще и стремительней, здесь, в такт погоде, поочерёдно менялись пустошь и страны. Страны, как грибы, произрастали с первыми погожими переменами, пустошь же приходила внезапно, холодными глыбами ледников, и надолго покрывала собой прекрасные цветущие земли. Великий же хребет гор продолжал тянуться к неподвластным ему небесам, равнины становились всё уже, а с каждым окончанием холодного периода пригодных мест для новых поселений оставалось всё меньше. И вскоре обитатели прошлых цивилизаций вовсе отказались от этих земель. То, что сберегла в них история и пощадила многовековая ядерная война, пылилось уже более шести миллионов лет – это остатки монолитных каменных городов прошлого, закалённые холодом и радиацией, сохранённые морозом. Большая часть из них была погребена древним, плотным ледником, и лишь высокие шпили монументальных замков, да верхушки крепостей, как айсберги, кое-где оставались на поверхности.

Красивое седое напоминание времён, когда эра технологий ещё только-только зарождалась в развивающихся умах, а умелые и сильные руки являлись лучшим оружием и лучшим помощником в жизни. Мрачными сводами, пустыми, облупившимися бойницами, да крепкими, смеющимися векам в лицо стенами смотрело оно на переменчивый испуганный мир.

Гуляя по истоптанному, вылизанному ветрами камню этих пустынных чертогов, Хранитель Дильмун излишне печалился, что такое неоценённое наследие и богатство его предков, как и многое другое, было так беспечно растрачено или потеряно потомками. За те недели, что он и Эн-уру-гал провели здесь, найдя в этих стенах покой и убежище, Хранитель, между делами, а дел у него было немного, часто переходил из одного подземного замка в другой, спускался вглубь построек, в недра, окружённые ледниками, туда, куда не попал бы обычный смертный, и видел жизни, прошедшие здесь. Доблестные, смелые жизни, со страхом первооткрывателей и мужеством чистых сердец, с одним лишь калёным железом в руке против неизведанного и опасного будущего, и этому также стоило поучиться у жителей тех отпетых.

Ужасная ядерно-химическая катастрофа, ставшая апогеем второй цивилизации, не только изгнала жизнь из планеты на долгие миллионы лет. Она изменила многое, и некоторые её глубокие раны не зажили даже теперь. Если остальная часть Аккада, за исключением нескольких регионов, уже давно вновь подходила для жизни, то Железные ущелья навсегда впитали в себя гнилость радиации и химического оружия и до сих пор оставались практически мёртвым пристанищем для редких видов животных и птиц, столь же ужасных и столь же суровых, как и место их обитания. Хранитель же не находил их таковыми. Эта мутирующая жизнь также имела право на существование, и ему было жалко, что в не его власти сохранить им это право. Грядущие роковые перемены станут для этой планеты значительно большей катастрофой, чем ядерное заражение.