Грузовик раскачивало из стороны в сторону, но трое в кузове работали быстро. Когда они доехали до дороги, половина денег уже была упакована. В небе кружили два наблюдателя Л-19, медленно летящие от аэропорта «Ваттай». Мюррей подумал о том, что они могли увидеть, пролетая над плотиной. Несколько свежих следов машин в грязи? А через пару часов заступивший на пост лаотянец обнаружит своего круглоглазого босса, скончавшегося от сердечного приступа.

Дорога выровнялась, и работа пошла быстрее. Они проехали по узкой колее между рисовыми полями, хижинами на сваях и дремлющими по уши в воде буйволами. Грузовик, казалось, никого не встревожил. Когда они подъезжали к летному полю, все шестнадцать мешков были забиты деньгами и запечатаны. Все трое вспотели и тяжело дышали.

На поле они въехали через неохраняемые ворота. В дальнем углу ржавели в высокой траве бомбардировщики «Ильюшины». Было еще слишком рано для большой активности, но на средней дистанции перемещалось несколько небольших самолетов. Возможно, очередные Л-19 готовились вылететь на задание. Мюррей чувствовал возбуждение, которое испытывает невыспавшийся человек, выпивший на голодный желудок.

Самолет вырулил в конец первой взлетной полосы. Большой, солидный С-46, его груз – мешки с рисом – уже разгрузила с подъемника команда лаотянцев в бейсбольных кепках. Грузовик остановился в пятидесяти ярдах в стороне, как раз рядом с «лендровером», из которого, держа в одной руке ружье, а в другой пакет с «Джонни Уолкер», вылез Пол.

– Са va?[55] – крикнул он, шагнув к Рибиновичу и Тейлору, которые тут же рванулись к команде грузчиков.

– И что теперь? – спросил Мюррей.

Пол хихикнул и достал новую бутылку виски:

– Все под контролем, мой дорогой Мюррей! – теперь толстяк говорил более жизнерадостно. – Эти мешки загрузят вместе с другими. Вылет по расписанию. Погода замечательная.

– Замечательная, – эхом отозвался Мюррей. Из «лендровера» вышла Жаки и улыбнулась ему, он улыбнулся в ответ, прислушиваясь к вою маленького самолета в сером небе.

Возле боковой двери С-46 над командой лаотянцев, работающих с подъемником, возвышался Рибинович. Главный лаотянец начал что-то тарахтеть на смеси английского и французского, но Рибинович резко оборвал его, сказав что-то на языке, похожем на лаотянский. Мужчина кивнул и отдал приказ водителю подъемника, тот вернулся к своей машине и подъехал сзади к грузовику. Рибинович поспешил назад и опустил перегородку кузова. Подъемник остановился точно перед ними. Мюррей наблюдал и думал о том, как все легко и просто. Может быть, слишком легко и слишком просто. Он откупорил новую бутылку Пола и смотрел, как поднимаются на уровень кузова лопатки подъемника. Водитель подъехал ближе, лопатки вошли под мешки, он приподнял их на несколько дюймов, дал задний ход и подъехал к выходу С-46, где уже появились толкачи – маленькие мужчины в маскировочной форме – и начали откатывать мешки на тележках внутрь самолета.

Мюррей подошел к Жаки и встал рядом. Он смотрел на ее распухшую грудь и прикидывал, что если в каждой спрятанной у нее под платьем пачке пятидесятидолларовых банкнот по сто пятьдесят купюр, то эти груди в данный момент стоят двадцать пять тысяч. Тем временем еще одну партию мешков разгрузили на борт самолета, еще как минимум пару сотен миллионов. Может, на Мюррея подействовал дневной свет или выпитый виски, но он вдруг почувствовал тщетность их усилий.

– Жаклин, дорогая! – тихо сказал он, отводя ее в сторону от остальных, увлеченно наблюдающих за погрузкой. – Почему бы нам не уйти потихоньку прямо сейчас? Пройдем через ворота, и в город. Сядем на паром и через час будем в Таиланде. У нас паспорта при себе. Визы открыты. Если поторопимся, вечером будем уже в Бангкоке.

Она повернулась и изумленно посмотрела ему в глаза:

– Ты что, пьян? – вдруг спросила она.

– Немного.

– Ты сошел с ума!

– Нет, дорогая, Просто я практичен. Давай смоемся отсюда, пока все идет хорошо. Нам надо всего лишь выйти за ворота.

– В таком виде! – в смехе Жаклин слышалось презрение.

Мюррей посмотрел на свой М-16, полевую форму и измазанные в желтой грязи ботинки.

– Мы можем переодеться в городе. Ты купишь мне новую одежду.

– Я куплю тебе одежду? И ты собираешься бежать, когда все идет как нельзя лучше!

– Все идет слишком хорошо, Жаки. Совпавшие атака и «Красная тревога», звонок в твой офис перед свиданием в «Cercle» в Сайгоне...

– Я не понимаю. Какое это теперь имеет значение? Деньги у нас, не так ли? У нас пятнадцать сотен миллионов, и ты начинаешь скулить! Для начала – это был твой план. Я тебя просто не понимаю.

– Это был мой план. Но сейчас всем распоряжаются другие. Я больше ничего не контролирую.

– А остальные?

– Не знаю, Жаки.

Она посмотрела на Мюррея, в ее больших черных глазах не было нежности или сочувствия.

– Тебе нужны мои деньги? – спросила она, дотрагиваясь до одной груди. – Можешь взять их все. Но не меня. Я не сбегу.

Мюррей беспомощно посмотрел на Жаки. Еще один маленький самолет поднялся в воздух.

– Послушай, Жаки. С двадцатью пятью тысячами мы сможем начать все сначала. Теперь, благодаря Сэмми, даже твой муж нам не помеха.

Она сморщила носик и, хитро улыбнувшись, взяла его за руку:

– Что за ерунда! Ты говоришь так, словно нас поймают. Кто? Эти маленькие самолетики наверху? Что они смогут найти?

К ним подошел Райдербейт, достал сигару и широко улыбнулся:

– Ну, детки! Прекрасное утро, правда, и все идет, как по маслу!

Мюррей улыбнулся в ответ:

– Когда взлетаем?

– Через десять минут. Рибинович уже начал раскочегаривать двигатели.

– Тебе нравятся эти мальчики, Сэмми?

Райдербейт пожал плечами:

– Ну, если тебя устраивает Пол, меня устраивают пилоты. Пока они все делают, как надо. А что?

– Просто так, – сказал Мюррей.

Заработал первый двигатель С-46. Подъемник отъехал за последней партией мешков. Тейлор забрался в кабину самолета. Мюррей вдруг почувствовал, что очень и очень устал. «Я выпил слишком много виски, – подумал он, – слишком много виски, и слишком много волнений. Хотел бы я, как Райдербейт, в 5.30 утра радоваться сигаре „Кинг-сайз“. Или быть таким же хладнокровным и уравновешенным, как Нет-Входа». Он посмотрел на Пола. Толстяк подошел к Райдербейту, и они на пару выпили виски из горлышка. Жаки прикурила сигарету и спокойно наблюдала за ними.

Может быть, это и есть момент истины или момент перед открытием истины. Туманное поле с коричневыми «Ильюшиными» в высокой траве и воющий самолетик в полумиле впереди, а всего в двадцати ярдах самолет с пятнадцатью сотнями миллионов долларов на борту.

– Ну, детки, – закричал Райдербейт, – все на борт!

Мюррей полудремал, когда самолет оторвался от земли. Ему снилась черная могила резервуара с двумя плавающими в гробу «Карибоу» мертвыми пилотами, шато во Франции с высокими каменными стенами и чередой полицейских «ситроенов», подъезжающих к воротам. Офицер отдает честь и извиняется перед мадам за беспокойство.

Он очнулся и увидел Райдербейта, поднимающего набитую деньгами Жаки и кричащего между поцелуями:

– Дорогая, это будет самый большой аэростат в мире! Скорость – сто узлов, а в гондоле сможет поместиться три сотни человек. Бары, казино, ночной клуб, спальни с обоями в золотых листьях! – он посмотрел на Мюррея и расхохотался: – Вы приглашены на первый полет, солдат! Ты, Жаки и Чарли. Мы полетим, куда пожелаете. Хотя из-за своих проблем я должен смотреть, куда опускаю ногу. Большую часть времени он будет просто летать, парить над Альпами, Гималаями, Андами, куда скажешь, солдат!

Пол сидел напротив – ружье на коленях, между ног бутылка виски. Встретившись с Мюрреем глазами, он улыбнулся, а Райдербейт заорал:

– А ты, Чарли? Что ты собираешься делать?

– Я напьюсь, – сказал Пол. – Потом, возможно, возьму себе новое имя, заберусь в четыре утра в «Les Halles», закажу бутылочку «Монтраше» и две дюжины креветок. – В голосе его не чувствовалось веселости, легкости, в глазах не было света. Возможно, он тоже просто устал.