— Ты, — сказал мужчина Арину по-герански. — Я тебя помню.

Глава 25

День, предшествовавший тому, когда Кестрел купила его. Восточный раб, который попытался бежать.

«Император получит по заслугам», — сказал он тогда Арину.

— Я вижу, что ты тоже получил отметины, — сказал дакранец в дверях. — Но до моей красоты тебе еще далеко.

— Кто ты?

— Твой переводчик. Ты собираешься его отпустить? — Он кивнул на стражника, который уже потерял сознание.

— Что со мной будет, если я отпущу его?

— Тебе будет лучше, чем если не отпустишь. Пошли, птенец. Неужели ты думаешь, что моя королева стала бы отправлять кого-то, кто говорит на твоем языке, если бы желала тебе зла?

Арин опустил стражника на пол.

— Хороший мальчик, — сказал человек с лицом-черепом и поднял руку. Арин подумал, что он хочет прикоснуться к его шраму или положить ладонь ему на щеку, как было принято среди геранцев-мужчин. Этот жест был неуместен между незнакомыми людьми, но Арин решил не пытаться помешать мужчине.

У того на пальце было тяжелое кольцо, и его рука потянулась не к лицу Арина, а к шее.

Кольцо укололо Арина небольшой иглой, впившейся в артерию.

Конечности Арина налились свинцом. Тьма вскарабкалась по его телу, разинула свой широкий рот и поглотила Арина целиком.

* * *

Рыдала женщина. Ее слезы падали ему на лоб, на ресницы, на губы.

«Не плачь», — попытался сказать Арин.

«Пожалуйста, послушай», — произнесла она.

Он слушал, конечно, слушал. Как она могла подумать, что он не станет? Но когда Арин попытался ответить ей, воздух лишь прошелестел по его горлу. Арин подумал о листьях. Он вспомнил бога музыки, наказанием которого было заточение в дереве на сто лет — целый цикл пантеона в молчании. Арин почувствовал, как его кожа превращается в кору. Из него начали расти прутья. Распустились листья. Их зеленью ему забило рот. Его ветви раскачивались на ветру.

Арин открыл глаза. Капала вода. Он моргнул и понял, что на самом деле никто не рыдал. Он находился в лодке, и шел дождь. Он был туго связан и лежал на спине. Медленное узкое судно напоминало каноэ.

Дождь прекратился. Над Арином пролетела стрекоза с крыльями такими же большими, как у птиц. Они мерцали красным на фоне внезапно очистившегося голубого неба.

Арин напрягся, пытаясь разорвать веревки.

Лодка качнулась, и над ним склонилось лицо. В свете дня увечья восточного мужчины бросались в глаза еще сильнее. Он прищелкнул языком.

— Маленький геранец, неужели ты не подумал, что королева могла отправить меня переводить вовсе не дружелюбный допрос? Ты слишком доверчив.

Мужчина ногтем открыл крошечный флакон на внутренней стороне своего кольца. Он прикоснулся к Арину, и лицо, небо и красная стрекоза исчезли.

* * *

Император был в ярости. И проявлял это по-разному.

Геранский министр земледелия, на долю которого выпало передать новость об испорченном урожае, получил персональное приглашение на театральную постановку завоевания Герана. Тенсен сидел на переднем ряду и оказался обрызган кровью животных во время убийства геранской королевской семьи.

Чтобы умилостивить императора, придворные использовали лесть. Это разозлило его и привело к разрушительным последствиям. Многие аристократы столкнулись с тем, что их сыновья и дочери неожиданно «решили» вступить в армию и были отправлены на восток.

— Просто не попадайся ему под руку, — сказал Верекс Кестрел.

— Никто не виноват, что орехотворки испортили урожай. Он не может обвинить меня.

— Он винит всех.

Но с Кестрел император был безупречно добр, даже заботлив, до того дня, когда объявил, что она должна посетить в конце недели военный парад.

— Ваш отец возвращается домой.

Кестрел снова стала маленькой девочкой, которая забралась на пони, чтобы отправиться навстречу отцу и быть первой, кто увидит его, храбро восседающего на лошади, покрытого пылью сражений. У Кестрел был детский меч, который он сделал для нее. Генерал улыбнулся ей, назвал своим маленьким воином.

— Осторожно, Кестрел, — сказал император. — Разумеется, со мной ты можешь быть собой. Нет нужды что-то скрывать. Но общество не поймет такой очевидной радости на твоем лице, особенно когда твой отец был ранен.

— Он ранен?

Кестрел спрашивала, казалось, сотню и тысячу раз, что произошло с ее отцом, насколько серьезно он ранен, где это произошло, как. Зачем он возвращался в Валорию: отдохнуть или умереть?

Император пожал плечами, улыбнулся и сказал, что ничего не знает.

* * *

По городу ползла черная змея. С дворцовой стены Кестрел могла рассмотреть ее сверкающую золотом чешую. Она пыталась разобрать, кто из одетых в черное солдат шел впереди. Ей казалось, будто кто-то закрыл ее рот и нос, страх не давал ей дышать.

Верекс нежно прикоснулся к ее руке.

Император заметил. Выражение его лица было каменным. Верекс ответил ему вызывающим взглядом, и Кестрел почувствовала себя немного лучше.

Батальон поднимался на гору, сапоги более чем тысячи солдат били по каменной дороге. В воздухе развевались черные знамена и флаги с раздвоенными концами. Кестрел достала из кармана юбки небольшую подзорную трубу.

— Недостойно, — сказал император. — Ваш отец не захочет, чтобы вы увидели его лицо до того, как он увидит вас. Разве он враг, чтобы изучать его так? Вы должны выказать моему другу уважение.

Кестрел вспыхнула и убрала подзорную трубу.

На стене их было трое: император, принц и леди. Остальные придворные собрались во внутреннем дворе, выстроившись по званию. Они стояли по стойке «смирно» и молчали. Многие из них знали, что такое война. Остальные думали, что знают.

А затем Кестрел услышала, как извивающееся черное войско приблизилось. Теперь она могла рассмотреть во главе колонны всадника.

Кестрел показалось, будто ее сердце треснуло и из него вылупилось нечто воздушное. Должно быть, с ее отцом все в порядке. Его рана не может быть серьезной, иначе его несли бы ко дворцу на носилках.

Кестрел забыла о том, что достойно, а что нет. Она ринулась вниз со стены. Она бежала по каменным ступеням, спотыкаясь о подол платья, хватаясь за перила и проклиная высокий каблук туфель.

Кестрел вылетела во двор как раз в тот момент, когда медные рога заиграли фанфары. Ворота укрепления распахнулись, и батальон вошел в замок.

Генерал вел свою лошадь прямо к Кестрел. Крылатое ощущение внутри девушки улетучилось. Лицо ее отца было серым. Широкая повязка, которая обхватывала нижнюю часть его туловища, оказалась пропитана кровью.

Генерал остановил лошадь. Батальон позади него не шевелился. Стены двора звенели тишиной.

Кестрел сделала шаг вперед.

— Нет, — сказал ей отец. Кестрел остановилась, и он спешился. Девушка с болью смотрела, как медленно он двигается. Его седло было измазано кровью.

Кестрел снова хотела приблизиться к нему. Когда он встанет на мощеную дорогу, она подаст ему руку. Не слишком очевидно. Разве дочь не может пройти под руку с отцом? Но генерал поднял ладонь.

Кестрел все равно подошла.

— Позволь мне помочь.

— Не позорь меня.

Генерал сказал эти слова тихо, сквозь сжатые зубы. Их никто больше не услышал. Но Кестрел чувствовала себя так, будто их услышали все, и каждый из собравшихся знал все без остатка о ней и ее отце, который повел батальон во дворец, а Кестрел осталось только следовать за ним.

Глава 26

Он отказался от лекарств.

— Между лекарством и ядом слишком тонкая грань, — сказал он.

Чашка была в руке лекаря, а не Кестрел, но девушка все равно отреагировала так, будто обвинили ее.

— Никто не собирается тебя травить, — сказала она отцу.