- А что же с ней, с Катариной-то теперь станет? - спросил Жак, рассматривая бледное лицо графа так, как будто видел его впервые. - Как ей позора-то теперь этого избежать? Ей бы замуж за хорошего человека...

Робер отставил в сторону кувшин и покачал головой:

- Будто кто теперь на ней женится... После такого-то... Да еще с приплодом... Эх, сгубила она себя, сгубила...

Жак взъерошил бороду и помолчав немного, вздохнул и решительно произнес:

- Я на ней женюсь! Мне все равно. С первой женой я прожил три года, детей не дождался, овдовел... А тут уж точно, ребенок будет. Да еще и благородного происхождения... Только бы она согласилась.

- Согласится, согласится, - засуетился Робер, не веря своим ушам, - только нечего тут нам с тобой рассиживаться. Пойдем к ней - вы и поговорите. А то боюсь, как бы она там бед без меня не натворила.

И быстро собравшись, оба друга вышли за скрипнувшую дверь трактира.

*9*

Соленый, пропитанный морской тиной ветер, не торопясь летал по улицам Аньера. Шевелил занавески и незапертые ставни, шелестел сохнущим на веревках бельем и поскрипывал жестяными вывесками. Ветер подслушивал затаенные мысли и не сорвавшиеся с губ слова, а потом, летая от двери к двери, он подбрасывал эти трепещущие сказки людям, к которым они приходили, как удивительные сны или таинственные видения. Никто не знал, откуда берутся эти странные мысли, в те дни, когда ветер дул с моря, но все ждали этих призрачных минут, дарящих тем, кто умел слушать, истории неописуемой красоты.

*10*

Амброзиус Брох, тяжело дыша и неуклюже ступая по неровным ступеням лестницы, спускался в подвал своего дома, освещая путь тяжелым бронзовым канделябром. Звуки его шагов тонули в зыбкой тишине подземелья и стихали, исчезая в холодных каменных нишах. Здесь, среди низких сводов и шершавых колонн находилась тайная комната старика - обиталище его сокровенных мыслей и непроизнесенных слов. Именно в этом царстве медных посудин и тяжелых глиняных ступ, он хранил все свои знания - записанные на туго скрученных свитках заклинания, формулы и магические знаки, которые он всю жизнь собирал по крупицам.

С трудом открыв тугую низкую дверь, Амброзиус зашел внутрь небольшого зала, наполненного кисловатыми дымными запахами, и устало сел в кресло. Он чувствовал себя разбитым, однако, к его великому сожалению, это не была здоровая усталость утомленного трудом человека. Отвратительная и ненавистная ему старческая изможденность - вот, что доканывало его и что изо дня в день все больше и больше завладевало дряхлым телом.

- Старость, старость, - шептал он, рассматривая глухую темноту углов. - Ты победила меня в этой игре. Ты отбираешь у меня остатки сил, заставляешь тяжело дышать и трястись от холода...

Амброзиус закутался в подбитую мехом накидку и задумался, не торопясь перебирая тугие свитки: "Да, когда-то и я мечтал о чем-то подобном. Любовь... Любовь как сон, как летний звездопад... Как я хотел познать ее много, много лет назад. Увидеть, испытать, раствориться в ней... Но все было напрасно..." Старик рассмеялся и покачал головой.

- Как я был самонадеян в те дни... - пробормотал он, обращаясь к пляшущим на стенах теням. - Я не знал тогда, не понимал, не хотел даже верить в то, что такая любовь - это дар небес. А ведь это так... И этого закона не отменишь. Все равно, как ни старайся, счастье такой любви испытать может только тот, кому это суждено... Лишь тот, кто избран Богом, сможет прожить свою жизнь в ореоле этих чувств...

Как она наивна, эта девочка, надеющаяся на волшебную силу истолченных трав и магических пентаграмм... Нет, он не сможет ей помочь, не сумеет добыть для нее чуда, о котором она так просит... Но как тогда ему быть? Оставить ее жить с графом Орским? Человеком, который сделает ее несчастной и заставит навсегда забыть обо всех этих светлых грезах? Нет... Даже если бы много лет назад он не отдал ее деду тот рубиновый перстень, сейчас он все равно не смог бы бросить ее в этом поиске волшебства. Нет, уж слишком она была трогательна в своих рассуждениях о придуманной жизни-легенде. Как ребенок... Да, впрочем... Она и есть ребенок, старающийся увидеть сказку в однообразии дней. Как это странно... Инесса. Она могла бы по возрасту быть его внучкой, или даже правнучкой... Его мысли перепутались и вдруг вернули его в то время, когда ему было восемнадцать... Если бы он не уплыл тогда, оставив Магдалену плакать на стылом ветру побережья... Магдалена... Она-то никогда не хотела сказочной любви. Ей бы вполне хватило обычных - человеческих чувств. Но даже их, даже этих скромных душевных сил не мог он потратить тогда, когда, пожелав бросить все, он отправился покорять неизвестные горизонты в погоне за идеалом. Ведь для того, чтобы испытать что-то такое, тихое и душевное, о чем молила его Магдалена, ему нужно было многое пережить. Слишком многое... Переболеть вином в трактирах, переболеть женщинами доступными и недоступными, переболеть страхом смерти и радостью тяжелых и легких побед, переболеть постижением тайн и процессом познания... А потом, когда все это осталось позади, и когда он сошел на Аньерский берег с огромными сундуками бумаг и драгоценностей, тогда он понял, что эти скромные чувства Магдалены уже не для него. Он увидел влюбленную в него, но уже стареющую женщину и понял, что ему теперь надо гораздо больше. К тому времени он давно рассмотрел чужую любовь в сиянии всех ее граней и знал, чего ему хочется на самом деле. Да... Ему был нужен и этот штормящий ветер, и эта райская тишина - те самые, о которых говорила Инесса. Однако... Увы! Он состарился, так и не дождавшись своей собственной жизни-легенды. А Магдалена... Она затерялась где-то в лабиринтах его памяти... Несчастная, одинокая, с изломанной судьбой... Но когда он понял это, они оба были слишком стары для брачных игр, да и потом... Он никогда не любил ее даже той тихой домашней любовью, которую испытывала к нему она.

Амброзиус тяжело вздохнул. "Интересно? - подумал он, кладя перед собой чистый лист бумаги. - Если бы мне дали возможность повернуть время вспять, как бы тогда сложилась моя судьба? Теперь, со всеми этими знаниями, деньгами, воспоминаниями... Какая бы теперь была у меня жизнь, если бы только... Если бы только моя душа не была запечатана в эту дрожащую и ветхую оболочку". Он усмехнулся:

- Перехитрить всех и вернуть себе молодость? Если бы это было возможно... Тогда, пожалуй, люди перестали бы умирать.

Да... Рецепт вечной жизни... Когда-то он хотел его отыскать. Охваченный этой безумной идеей, он ночами напролет чертил горячей кровью магические знаки, сжигал в печах порошки измельченных трав, пытался смешивать и нагревать минералы... Но все это были лишь миражи, манящие его радужными переливами. Все эти поиски точно также не увенчались успехом, как и его попытки создать любовный эликсир. Вот две вещи, две мечты, которые ему так и не удалось воплотить - любовь и молодость...

Он снова беззвучно усмехнулся и, откинув назад упавшие на глаза волосы, стал что-то чертить на листе бумаги.

- Любовь и молодость, - бормотал он себе под нос, торопливо делая какие-то неразборчивые пометки.

Только однажды, совсем давно он услышал нечто похожее от какого-то незнакомого старика... Он был тогда проездом в одном небольшом африканском городе... Название? Нет, нет... Он уже забыл его, потерял в тумане долгих лет... Так что же тот старик? Ну конечно, они встретились на рынке, где тот, страдая от голода, пытался продать непонятливым торговцам рецепты каких-то неизвестных мазей и приправ. Он пожалел тогда этого бродягу и решил немного накормить его... Старик... Смешно даже вспоминать, что тогда он показался ему совсем древним, а ведь тот, наверняка, был не старше, чем он теперешний. И вот тогда-то этот странного вида человек и поведал ему секрет, который иногда, в очень редких случаях, действительно смог бы совершить некое чудо и возможно - если бы только совпало множество мелочей - сумел вернуть человеку молодость... Да, множество странных деталей, которые у самого этого старика, по его словам, так ни разу и не сложились в единый мозаичный узор. Так что же там все-таки было?