В это время Эреншильд — его флаг развевался на фрегате «Элефант» — нетерпеливо всматривался в берег перешейка: русские суда не успеют коснуться воды, как будут расстреляны из орудий.
— Русские! — раздался чей-то возглас. — Нас отрезали!
Ошеломленный Эреншильд не поверил глазам своим: на расстоянии чуть больше пушечного выстрела стоял отряд галер…
В ночь на 27 июля линейные корабли Ватранга с помощью шлюпок отошли подальше в море, встали в две линии; Ватранг был уверен, что теперь-то русским ни за что не прорваться на запад.
Случилось то, что шведский адмирал не ожидал… Рано утром, когда над водой еще висела туманная дымка, галеры вышли из бухты Тверминне. Но не пошли в залив, а, почти вплотную прижимаясь к берегу, рискуя налететь на подводные камни, стали обходить мыс.
Ватранг понял свою оплошность: он слишком далеко отвел эскадру от мыса. Пытаясь исправить ошибку, он приказал спешно буксировать корабли к берегу.
Шлюпки потянули плавучие громады к мысу. Корабли выпустили по гребным судам две с половиной сотни ядер, но галеры успели проскользнуть за полуостров, лишь одна застряла на камнях.
В тот же день в полдень, к «Элефанту» подошла русская шлюпка с парламентерским флагом. Генерал Ягужинский передал Эренпшльду предложение Петра, «чтоб оный отдался без пролития крови». Шведский адмирал отказался: где это видано, чтобы большие корабли спускали флаги перед галерами? У него 116 пушек, к тому же Эренишльд с минуты на минуту ждал помощи от Ватранга.
На шведских кораблях почти до верхушек мачт натянули противоабордажные сети.
Узкий пролив не позволял русским атаковать противника всем флотом. В бой двинулись двадцать три скампавеи. Их вел сам Петр. Впереди шли маленькие лодки, на которых с обнаженными шпагами стояли командиры абордажных отрядов.
Удар намечался по центру шведской эскадры — 18-пушечному фрегату «Элефант».
На галерах играли горны, раскатывалась барабанная дробь. Гребцы во всю мочь работали веслами. Главное, подойти к неприятельским кораблям, зацепиться за их борта крюками и «кошками», а там уж солдаты довершат дело.
Шведы бешено отстреливались. Ядра крошили деревянные корпуса галер, картечь поражала гребцов и солдат.
По приказу Петра галеры отошли, передали убитых и раненых на другие суда, и снова горны возвестили атаку. Над водой стоял грохот орудий, стлался черный пороховой дым. Шквальным огнем шведам опять удалось остановить русских.
Корабли Эреншильда стояли полумесяцем, вогнутой стороной к русским. Петр решил перенести удары на фланговые суда. В третий раз запели горны, призывая к бою. Когда галеры прорвались к крайним кораблям, шведы ослабили огонь, опасаясь попаданий в свои же корабли. Галеры подошли вплотную, солдаты взобрались на палубы. Яростные крики, звон сабель, лязг топоров…
Бой длился три часа. Шведы упорно сопротивлялись, но под натиском русских солдат шаг за шагом уступали палубы и ускользали в трюмы.
Все десять шведских судов спустили флаги.
«Воистину нельзя описать мужество российских войск, как начальных, так и рядовых, — писал Петр, — понеже абордирование так жестоко чинено, что от неприятельских пушек несколько солдат не ядрами и картечами, но духом пороховым от пушек разорваны».
Шведы потеряли только убитыми 361 человека, около 600, в том числе адмирал Эреншильд, попали в плен. Потери русских — 124 человека.
А что же Ватранг? Вместо того чтобы оказать помощь Эреншильду, он поспешно ушел к берегам Швеции, защищать столицу: в Стокгольме известие о прорыве петровского флота в Балтику вызвало переполох.
Бой у Гангута явился первой крупной победой русского флота и переломным моментом в морской войне со шведами. Петр сравнил его с Полтавской битвой.
На медали, посвященной Гангутскому бою, были отчеканены слова: «Русский флот впервые». Офицерам вручили золотые медали, солдатам и матросам — серебряные.
Контр-адмирал Петр Михайлов стал вице-адмиралом.
9 сентября 1714 года моряки галерного флота торжественно ввели в Неву плененные суда. На их мачтах развевались русские флаги, а шведские волочились по воде. Звонили колокола, гремел салют.
«Добрый почин…»
На Октябрьский праздник в школу пришел старый рабочий Кировского завода. Он показал ребятам потрескавшуюся от времени фотографию участников штурма Зимнего дворца 25 октября 1917 года, среди которых были люди в морской форме.
— Матросы эскадренного миноносца «Капитан Конон Зотов», строившегося на Путиловской судоверфи, — объяснил гость. — Храбрые были ребята, всей душой преданные революции.
— А кто был Зотов?
— Участник «доброго почина», — улыбнулся рабочий. — Сходите-ка в Морской музей, там расскажут подробно.
А в музее ребят подвели к витрине с двумя старинными книгами. Одна из них называлась «Устав морской о всем, что касается доброму управлению в бытность флота в море», она была издана в Петербурге в 1720 году.
— В этой книге — опыт морских сражений, накопленный нашим молодым флотом в Северной войне, — услышали школьники. — И конечно, Эзельского боя, где отличился Конон Зотов.
15 мая 1719 года на русских кораблях, стоявших у Ревеля, раздались звуки рожков: они призывали матросов ставить паруса. Сотни моряков мгновенно взбежали на реи. Вскоре корабли, оснащенные белыми крыльями, стали покидать рейд. На мачте головного развевался брейд-вымпел командира отряда капитана второго ранга Наума Сенявина. Вторым шел 52-пушечный линейный корабль под командованием капитана третьего ранга Конона Зотова.
Отряд отправился на поиск шведских кораблей. Совсем недавно их заметили у южного берега Балтики: они охраняли суда, доставлявшие хлеб в Стокгольм.
В Швеции в то время не хватало не только хлеба. Длительная война с Россией разоряла хозяйство страны. Даже самонадеянный упрямец Карл XII склонился к мирным переговорам, но пуля скосила его во время осады норвежской крепости, а к занявшей престол королеве Ульрике-Элеоноре зачастили посланцы английского двора. Доверительно нашептывали о слабости русских, о том, что мир заключать рано. Обещали помощь: английская эскадра уже идет к шведским берегам. И удалось-таки сынам туманного Альбиона уговорить королеву продолжать войну.
Властительница Швеции не желала видеть, как вырос и окреп русский военный флот. Боевые суда теперь строились не только в Петербурге. В отряде Сенявина были многопушечные корабли, искусно сработанные в Архангельске и совершившие переход вокруг Скандинавии.
А как возмужали русские моряки! Взять того же Конона Зотова. Десяти лет поступил он в навигацкую школу, а в 1704 году, когда Петр отправлял за границу группу молодых людей научать морское дело, Конон первым добровольно изъявил желание ехать в чужие края. Петр был восхищен: совсем еще юнец, а вот не убоялся отправиться в заморские страны!
Восемь лет Коноя плавал на разных морях; затвердели ладони от корабельных канатов, задубело лицо от солнца, ветра, соленых брызг.
Петр интересовался, как служит «первый охотник», а узнав, что тот преуспевает, пожаловал Конону свою «персону» — свой портрет.
Вернувшись на родину, Зотов плавал на кораблях, а в 1715 году Петр послал его во Францию, познакомиться с тамошним флотом. А потом двадцативосьмилетний моряк принял под свою команду линейный корабль.
Девять суток отряд Сенявина, неся паруса, разыскивал врага.
Вечером 24 мая сигнальщики заметили силуэты трех неизвестных судов. Шведские или нейтральные? Сенявин объявил погоню. Ветер, как назло, дул встречный. Неопознанные корабли шли ходко, чувствовалось — их ведут опытные моряки.
Всю ночь, лавируя против ветра, русские корабли одолевали волны. Скрипели блоки, гудели ванты, порывистый норд рвал паруса. На рассвете догнали. Линейный корабль, фрегат и бригантина шли… без флагов.