От Новгорода до Сигтуны около тысячи верст. И каких! Порожистый Волхов, бурливая Ладога, стремительная Нева, туманный Финский залив…
Шведский город стоял на берегу большого озера Мелар, соединяющегося с морем узкой и длинной протокой Стокзунд. Берега Мелара были густо заселены, а само озеро усеяно сотнями островков, тоже не безлюдных.
Новгородцы не раз бывали в Сигтуне и, конечно, знали, что он такое, этот главный город врага. Сигтуна, писал один из историков, «в гордой безопасности возвышалась над всеми городами севера, имея не менее 18 800 богатых и знатных граждан». Она «презирала нападение, ибо гавань ея запиралась большой цепью, прикрепленной к двум утесам». С севера ее охраняло неприступное болото, с востока — два грозных замка, с запада — каменная стена.
В июле 1187 года новгородцы, эстонцы и карелы прорвались в пролив Стокзунд и овладели большим замком, в котором жил архиепископ. А затем, лавируя среди островков, ладьи скрытно приблизились к Сигтуне.
Удар был внезапным, быстрым, мощным. Город был «взят на щит»-его укрепления разрушены, верфи преданы огню.
Уходя из Сигтуны, новгородцы сорвали с петель городские врата, а ключи от них бросили в озеро.
В то время ворота покоренного города считались самым желанным трофеем, символом военного поражения противника. Бронзовые, двухстворчатые, высотою с хороший дом, украшенные рельефными фигурами святых, королей, львиными головами, врата были разобраны, погружены на ладьи, доставлены в Новгород и установлены в Софийском соборе.
Падение Сигтуны ошеломило свеев. Город был разрушен настолько, что восстановить его не удалось. Только через семьдесят с лишним лет на берегу пролива Стокзунд шведы построили новую столицу Стокгольм.
И, затаившись, ждали своего часа, ждали подходящего момента для отмщения. Как только на Руси зацокали копыта коней татаро-монгольских полчищ, шведы, встрепенувшись, пошли в наступление и захватили крепость Орешек у истока Невы из Ладожского озера.
Борьба за «чист путь за море» продолжалась несколько столетий. Десант в Сигтуну был одной из самых ярких ее страниц.
…Раскопки производились недалеко от реки Волхов. Археологи вскрывали слой за слоем, хранившие следы давно угасшей жизни. Пятнадцатый, четырнадцатый, тринадцатый века… Обломок пики, топор, бронзовый браслет, костяной гребень, стеклянные бусы. Забытый или припрятанный скарб наших пращуров. И вот на семиметровой глубине археологи коснулись какого-то предмета XII века…
Отбросив лопатки, ученые перебирали грунт руками, потом пошли в ход мягкие щеточки. Показалось нечто длинное, деревянное. Настил древней мостовой? Остатки строения? Нет, в руках археологов оказалось… весло с необычно широкой лопастью. Весло новгородцев XII века!
Находку передали Военно-морскому музею.
— Весло — рулевое, — определили специалисты. — Вероятно, им пользовались в далеких морских походах.
Как раз в ту пору, в XII веке, новгородцы строили палубные суда высокой маневренности: они имели вместо руля по большому веслу на корме и носу, что давало им возможность двигаться вперед и назад, не тратя времени и сил на повороты в узкостях.
Красивыми были эти корабли, оснащенные кормовыми веслами-рулями. Помните, как строил их новгородец Садко?
Корму в ём строил по-гусиному,
А нос в ём строил по-орлиному,
В очи вкладывал по камешку,
По славному по камешку, по яхонту.
Возможно, когда-нибудь археологам удастся найти не весло, а судно того времени. Извлекли же совсем недавно часть корабельного борта, изумившую современных кораблестроителей: он был сделан в XI веке из тончайших слоев древесины, соединенных рыбьим клеем и скрепленных в придачу дубовыми гвоздями. Такой борт способен выдержать удары могучих морских валов.
А еще теплится надежда, что обнаружатся «мемуары» участников похода на Сигтуну. Ведь отдала новгородская земля берестяную грамоту, на которой 750 лет назад некий мальчик, по имени Онфим, изобразил батальные сцены. На одной из них три всадника с колчанами посылают стрелы; под копытами коней поверженные враги. На другом рисунке — воины в шлемах, тех самых, что найдены на раскопках.
Кто знает, может быть, археологам и посчастливится приоткрыть завесу над скрытыми в тумане веков тайнами «грандиозного военно-морского предприятия русских на Балтике».
«Морским судам быть»
Скоро день рождения, — сказали нам однажды липецкие краеведы, посетившие музей. — Двести семьдесят пять лет стукнет имениннику. Ждите подарочек от нас…
— Бандеролью?
Гости улыбнулись:
— Да нет уж… Пожалуй, почта не примет такую «бандероль»…
В дождливый осенний день 1695 года от устья Дона по раскисшей степи двигались к Москве русские войска. В крытой повозке, прыгавшей на ухабах, сидел сумрачный царь Петр.
Невеселыми были его думы. Обширное Русское государство с двенадцатимиллионным населением не имело выхода ни к Черному, ни к Балтийскому морям. Как торговать с иноземцами, если побережья морей, если устья рек в руках турок и шведов? А ведь по обоим этим морям некогда ходили русские суда. Черное даже называлось Русским морем, пока его северные берега не отрезали захватчики. Да, без морей России не цвести.
Петр бросил взгляд на дорогу. Шли полки Преображенский, Семеновский, Лефортовский, Бутырский… Сражались солдаты храбро, а крепость турецкую, крепость Азов, не одолели. А все оттого, что по морю туркам шла подмога — и людьми, и оружием, и продовольствием.
Без флота как без рук. Но где же строить корабли, если берега морей под вражьей пятой?
Надо взбодрить морскую силу во глубине России, да и спустить флот вниз по тихому Дону в Азовское море.
Через месяц почти по всей России затих стук топоров. В подмосковное село Преображенское, в Воронеж и близлежащие городки Козлов, Добрый, Сокольск со всех концов страны толпами шли пильщики, плотники, конопатчики, смоловары, канатчики. Шли они на «струговое дело».
Из Архангельска в Преображенское санным путем доставили в разобранном виде галеру. По ее образцу готовились части двадцати двух судов. Заиндевелые лошади с трудом тащили в Воронеж огромные сани, груженные дубовыми килями, шпангоутами, мачтами, рулями, веслами.
В Воронеже галеры собирались. Там же строились два 36-пушечных корабля, готовились четыре брандера — парусные суда, груженные горючими веществами для уничтожения неприятельского флота путем поджога при свалке вплотную.
Спешно сооружались струги, лодки, плоты для перевозки войск. На верфях работали вологжанин Осип Щека, нижегородец Яков Иванов, их сотоварищи — мастера плотницких дел.
В селе Липовка на реке Воронеж копали бурый железняк. Над окрестностями тучей висел удушливый дым: лили пушки и ядра, ковали якоря, скобы, корабельные гвозди, уключины.
Мастеровые трудились под угрозой «всяческого разорения и смертной казни за оплошку и нерадение».
Петр, не зная устали, скакал из Москвы в Воронеж, из Воронежа в Москву и торопил, торопил — до весенней распутицы оставалось не много.
У Петра было немало сторонников, но еще больше было недругов. Бояре недовольно покачивали головами: «Эва, разорит двадцатичетырехлетний царь государство — в какие деньги обойдется морская затея, только одних плотников занято «струговым делом» двадцать шесть тысяч… Да разве флоту, построенному за одну зиму, одолеть турок, которые два столетия оттачивали клыки в морских сражениях с Австрией, Францией, Испанией, Венецианской республикой, Мальтийским орденом… Недаром султан прослыл «непобедимым на море».
3 апреля 1696 года спустили на реку Воронеж 68-весельную галеру «Принципиум», вооруженную тремя пушками. В кормовой каюте поселился Петр: он сам поведет флотилию на штурм Азова под именем капитана Преображенского полка Петра Алексеева.