Его челюсти сжались, прежде чем он продолжил:

— Может, ты не будешь против подождать еще несколько дней? Я не хочу, чтобы что-то просочилось в прессу. Мой адвокат работает в данный момент над несколькими вещами —иск против газет, пытаясь таким образом выяснить, откуда они получили свою информацию. Большую часть сегодняшнего дня я разговаривал с Мелвиллом, и он наконец-то согласился подождать несколько дней, прежде чем сделать публичное заявление. Я хотел бы попросить тебя сделать то же самое.

Ее сердце трепетало, и она вспомнила, как говорила мама — будь осторожна в своих желаниях. Час назад она размышляла, насколько ей будет не хватать подыгрывать Дереку Эмброузу, а теперь он сидел здесь перед ней и просил подождать еще несколько дней.

— Но если все уже всё знают, что Мелвилл все же был связан со мной, с какой целью мы будем продолжать делать вид, что у нас есть отношения? — спросила она.

Дерек почувствовал себя некомфортно, что с ним почти не бывало, поскольку для этого мужчины комфорт был врожденным качеством, его второй кожей. Он потер затылок и откашлялся.

— Не могу тебе сказать, но хочу пока сохранить наши отношения, мне нужно все до конца выяснить, — он посмотрел на нее искренне и понизив голос произнес: — Всего лишь несколько дней. Пожалуйста.

Она понимала, о чем он ее просил — логики было ноль. Интересно, каков его реальный повод, поддерживать вид их отношений в течение нескольких дней? Она также рассматривала существующую опасность, впервые, как только увидела заголовок, поскольку очень опасалась дополнительного пристального внимания прессы, которая начнет капать глубже, если она продолжит общаться с Дереком. Лучшим вариантом для нее на данный момент было вернуться к ее прежней жизни, и позволить этой истории идти своим чередом, и она сомневалась, что к ней долгое время будет столь пристальное внимание прессы. Чем скорее Мелвилл официально объявит о снятие свой кандидатуры, тем быстрее СМИ потеряют к нему интерес.

Но сейчас Дерек не позволял Мелвиллу сделать заявление об отставке и просил ее, рассиживаясь здесь без дела, в то время, когда пресса била копытом и хотела получить жареное с большим количеством грязи, и вполне возможно ее грязи. Дерьмом, которое погубило уже однажды ее жизнь, и она поклялась сама себе, что больше такого никогда не повторится.

Но у нее начинало покалывать и болеть в груди, как только она думала, что больше никогда не увидит Дерека, хотя умом понимала, что с ее стороны было бы несусветной глупостью продолжать быть частью его мира.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Почему? — спросил он с выражением, напоминающее малыша, у которого отняли любимую конфетку.

— Я не хочу оставаться под пристальным вниманием прессы. Если мы признаемся… Мелвилл и я… папарацци отстанут, и я смогу вернуться к своей жизни.

Он поднялся, его разочарование ощущалась, как теплая волна от радиатора.

— И ты действительно этого хочешь? — спросил он, пройдясь по комнате и останавливаясь перед камином, она молча уставилась в его широкую, накаченную спину. — Ты хочешь вернуться и спать с мужчинами, оставаясь все время в тени, продолжая лгать окружающим тебя людям?

Она вздернула подбородок, пытаясь побороть стыд, прожигающий ее от его слов, и который в течение восьми лет она прятала очень глубоко внутри себя.

— Нет, я хочу вернуться к своей высокооплачиваемой работе, своей личной жизни и иметь выбор, что и с кем делить.

За считанные минуты он прошел через всю комнату и очутился на коленях перед ней, с обеих сторон обхватив ее за бедра, с мольбой в глазах и бурей яростных эмоций, сменяющихся на лице.

— Хватит, — потребовал он. — Не говори мне, что ты хочешь, чтобы все эти мужчины снова дотрагивались до тебя. Не говори мне, что ты отвергла меня, но позволишь им…, — его голос дрогнул и он сглотнул. — Я прошу всего лишь несколько дней.

Она чувствовала жжение в глазах, и пыталась совладать с натиском чувств, которые готовы были выплеснуться из нее. Чувства, заставляющие совершать и делать такие вещи, после которых обратно дороги нет, чувства, которые вселяли надежду и радость, другими словами, о которых она даже не смела и мечтать.

— Тебе нужно еще несколько дней, чтобы спасти кампанию? Или, чтобы спасти меня? — спросила она напрямик.

Он смотрел на нее, и в его лице читалось отчаяние и еще что-то, что она не совсем могла понять.

— Вас обеих, — наконец ответил он.

Она сказала ему «нет». Он злился, возмущался и был раздражен. Он ушел, а она продолжала сидеть неподвижно на диване в гостиной, наверное, несколько часов. Она понимала, что совершила правильный поступок, не было никакого смысла продолжать показывать им свои якобы «отношения», но ее решение вызвало озноб, неуверенность и чувство одиночества. Она не понимала, что игра, в которой она притворилась подругой Дерека Эмброуза придавала ее дням смысл, которого раньше не было. Впервые за столь долгое время она ждала кого-то, разговаривала с кем-то на отвлеченные темы, и о ней беспокоились.

И она прогнала его. С одной стороны, это было так просто сделать, с другой — невероятно сложно. Он не мог ее спасти, она не хотела, чтобы ее спасали. И она снова и снова повторяла это про себя, чтобы разрушить сомнения. Но несмотря на то, что она хотела его — его спасения, его общения — не могла им воспользоваться. Сколько она сможет пользоваться им? Часов? Дней? Может, всего лишь несколько недель, и то если очень повезет. Пока пресса не узнает о ее семье, и она окажется прямиком там с чего и начала, но еще больше презираемая, чем сейчас. И несмотря на то, что Дерек, был в состоянии закрыть глаза на ее занятия проституцией, но как только бы дело коснулось ее прошлого, он не смог бы отмахнуться от него, отмахнуться от прошлого ее отца. Черт, она никогда не интересовалась прошлым своего отца, и только десять лет назад она узнала о нем.

И именно это была настоящая причина, почему она сказала ему «нет», он не сможет отмахнуться от прошлого ее отца, а она не сможет вынести его взгляд. Тепло и его ласка сменятся разочарованием и отвращением. Проведенные еще несколько часов, дней или недель с Дереком Эмброузом, полностью захватят ее, а затем полностью также и уничтожат.

Небо за окном становилось более темным, Лондон, наконец, удалось подняться с дивана и осторожно ступая по месту, где Дерек опускался перед нею на колени, прося ее быть его девушкой, которой она никогда не сможет быть, и проигнорировав тугой узел боли, сжавшейся в груди, направилась на кухню, вытаскивать сгоревший персидский торт любви из духовки.

Дерек стоял на балконе квартиры «Силовых игроков» и смотрел на огни города, блестящие в ночи. Он пришел сюда после полного фиаско с Лондон, чувствуя тошноту от ее отказа по поводу его программы, совершенно не думая, каким образом он собирается спасать кампанию, потому что не в состоянии был перестать думать о ней. Он выпил уже четыре двойных виски, но все равно выглядел таким же потрепанным, и его грудь все еще болела, как сука.

— Ты расскажешь нам, что случилось? — поинтересовался Камаль, входя на балкон.

— Когда ты пришел? — спросил Дерек, заметив про себя, что его слова вышли немного невнятными.

— Только что. Подумал, что найду тебя здесь.

— Тиг пришел с тобой? — Дерек сделал последний глоток янтарной жидкости из стакана, перед тем как облокотился на перила.

— Нет, — лаконично ответил Камаль. — Кажется за сегодня он и так нанес определенный ущерб, ни в чем себя, не ограничивая в тактике оттянуть время.

Дерек обернулся и ледяным взглядом окинул Камаля, который прислонился к стене, скрестив руки на мощной груди, прорисовывающейся под его дорогой рубашкой.

— Что это значит?

— Это значит, что я не куплюсь на то, что ты делаешь все это делаешь, исключительно чтобы спасти кампанию. Я знаю тебя. Ты реалист. Ты никогда не оставишь кандидата в гонке, когда всем очевидно, что ему следует уйти.