Изменить стиль страницы

– Я видел вас на фотографии, которую показывал мне Эдвард, – сообщил Джимми. – Там вы в Венеции, с какой-то леди. Но вы были одеты совсем по-другому. – Он, нахмурившись, оглядел строгий дорогой костюм Уго. – На вас была какая-то пышная одежда и шляпа, а на леди длинное голубое платье с оборочками.

Заставив мать словно наяву представить эту картину, мальчик выскользнул из ее рук и устремился к Уго с такой непринужденностью, словно был знаком с ним с самого рождения и давно ждал его появления. Сэнди, испытывая противоречивые чувства, сквозь слезы наблюдала, как Уго зачарованно смотрит на приближающегося к нему сына, которому пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть лицо отца.

«Иди же! – хотелось крикнуть Сэнди. – Отреагируй как-нибудь! Неужели ты не видишь, как храбро он устремился тебе навстречу?» Так, словно эти слова и впрямь прозвучали вслух, Уго вдруг вышел из оцепенения и нагнулся всем своим большим телом к Джимми.

– Здравствуй, – сдавленно произнес он.

– Здравствуй, – серьезно повторил Джимми. Карие глаза несколько секунд изучали карие глаза. Затем Джимми совершил еще один храбрый поступок, протянув отцу руку. Уго протянул свою. Сэнди, уже не сдерживая струящихся по лицу слез, смотрела, как крошечная ручка сына тонет в огромной ладони.

Сэнди заметила, как губы Уго дернулись, а затем слезы окончательно застлали ей глаза, и можно было только слышать звенящее молчание.

Наконец Джимми снова заговорил.

– Ты умеешь управлять гондолой?

Гондолой, словно автомат, повторила про себя Сэнди и услышала хриплое «да» Уго.

– Эдвард говорил, что ты должен знать, как это делается. Эдвард говорил…

Сэнди повернулась и трусливо сбежала в кухню, где бессильно прислонилась к стене, а затем медленно сползла по ней. Уткнувшись лицом в колени, она закрыла уши руками и с мучительной дрожью стала ждать, когда улягутся переполняющие ее эмоции.

Зазвонил телефон, и Сэнди, вскочив от неожиданности, вытерла глаза и заставила себя снять трубку.

Это была Шейла, желающая сообщить, что она останется на уик-энд в Филадельфии.

– Как твои дела? – спросила она.

– Джимми со своим отцом в гостиной, – хрипло произнесла Сэнди.

– Значит, все-таки удосужился прийти. – Шейла звонила Сэнди каждый день, чтобы выяснить, как продвигаются дела, и испытывала все большую враждебность к Уго. – Если он обидит мальчика, то я…

– Они встретились, как старые друзья, – выдавила Сэнди. – Дай этой парочке несколько минут – и они сообща объявят меня плохим парнем за то, я что не давала им встретиться столько лет.

– Так не позволяй им сделать этого, – заявила Шейла. – Ты же знаешь, почему так получилось. Просто не забывай напоминать себе, что этот гад вышвырнул тебя безо всякой причины, просто по навету дурных людей и оставил одну, почти без средств, расхлебывать кашу, которую заварил!

Решительность подруги немного приободрила ее.

– Спасибо, – пробормотала Сэнди.

– Не стоит благодарности, – ответила Шейла. – Я до сих пор помню тот день, когда ты возникла у Эдварда на пороге, толстая, как свинья, и измученная, как кляча.

– Это все в прошлом, а я намерена сосредоточиться только на будущем. – Сэнди помедлила, а затем решила, что с плохой новостью лучше покончить сразу. – Мы поженимся, – неохотно добавила она.

– Что?!

Сэнди поморщилась.

– Мы решили, что так будет лучше для всех. Он нужен Джимми… даже ты не будешь отрицать этого, Шейла! А брак, похоже, самый надежный способ придать ему уверенности, в которой…

– Ты с ума сошла? – взвизгнула подруга. – Я немедленно возвращаюсь домой!

– Нет! – вскричала Сэнди. – Не надо, Шейла! Я знаю, что делаю, я…

– Ты превращаешься в марионетку в руках мужчины, вот что ты делаешь, Александра Медфорд! – с горькой насмешкой воскликнула женщина. – Он запрет тебя в одном из своих палаццо, а сам будет разгуливать повсюду с твоим сыном! Знай, мол, свое место, женщина, и все в этом роде!

– Он не такой, – возразила Сэнди, нервно крутя на пальце кольцо.

– Все мужчины таковы, дай им только волю!

– Ты его совсем не знаешь…

– Как и ты! Ты всего лишь раз спала с ним…

Два раза, мысленно поправила ее Сэнди. Затем закрыла глаза и подумала: три, если считать последнюю отчаянную схватку.

– А потом этот рыцарь ускакал, приторочив твою девственность к своему седлу, – продолжала тем временем Шейла, – оставив тебя одну, со словом «шлюха», написанным на твоем дурацком лбу!

Сэнди заморгала. А ведь Шейла права. Несколько лет это слово висело над ней дамокловым мечом. Она не смела довериться другому мужчине из боязни, что он поступит с ней так же, как Уго.

– Сделай одолжение, Сэнди, не совершай никаких глупостей до моего возвращения, – настойчиво посоветовала Шейла. – А потом мы позовем твоего юриста, посидим и как следует все обдумаем.

– Хорошо. – В этом был резон… Гораздо больше резона, чем во всех ее сегодняшних поступках, если уж на то пошло. – Но не прерывай свой уик-энд, иначе я себе не прощу!

Разговор закончился тем, что Шейла неохотно согласилась отложить крестовый поход, призванный спасти Сэнди от судьбы, пострашнее смерти, до понедельника. Сэнди положила трубку, чувствуя себя намного лучше, поскольку напоминания Шейлы вернули ей утраченную было волю к сопротивлению.

Но этого хватило только на время, пока она готовила любимое кушанье Джимми – салат с креветками. Когда, отправившись на поиски, она обнаружила отца с сыном в кабинете Эдварда и переступила через порог, вновь обретенная решимость рассеялась как дым.

Комната способна многое рассказать о человеке, который провел в ней значительный отрезок своей жизни. Стены кабинета были заставлены полками с книгами, старая мебель обветшала и потерлась. Два глубоких кресла с высокими спинками по сторонам от камина, казалось, простояли здесь вечность. Тут царил какой-то могильный холод, потому что комнатой давно не пользовались, но кто-то задернул бархатные шторы и включил настольные лампы иод абажурами.

Джимми забрался с ногами на стул у большого старинного стола Эдварда, Уго стоял рядом. Оба были без пиджаков, темные головы обоих низко склонились над картой, разложенной на столешнице. Джимми, подперев щеку рукой, рассказывал Уго о далекой Венеции так, словно прожил там всю жизнь.