Вообще-то общее направление реформ Новицкий выработал уже давно. Следовало, во-первых, существенно сократить число дворян-землевладельцев — это уже делалось. Задача упрощалась тем, что в России уже давно почти совсем исчез знак равенства между титулом и владением соответствующим ему землевладением с недвижимостью на нем. Например, в средние века князь обязательно был сувереном княжества. Однако уже при Петре Великом это правило работать перестало. Более того, среди, например, графов вообще не было ни одного, владеющего графством! За неимением таковых в России. И бароны без баронств уже не являлись такой уж запредельной редкостью. Оставалось лишь законодательно разделить право собственности и право на титул. Почти все было уже готово, оставалось только придумать обоснование — почему это станет расширением привилегий благородного российского дворянства. Собственно, документ был почти закончен, следовало только в нескольких местах повысить его убедительность. А то императрица, например, в первый раз прочитав творение мужниного секретариата, хохотать хохотала, но в искренность заявленных идей почему-то не поверила.

Затем, когда титул перестанет быть связан с наследованием земель и недвижимости, предполагалось как-то уменьшить престиж наследственного дворянства и одновременно увеличить таковой у приобретенного за личные заслуги. До сих пор император не очень ясно представлял, как добиться подобного результата, но теперь его осенило. Нужно подписать договор о взаимном признании титулов с Южно-Африканским княжеством и Калифорнийской народной Республикой. Потом оформить статус дворян-пенсионеров, пометив их приставкой "де" спереди. И, наконец, заключительным аккордом станет унификация положений о благородном дворянстве в России, ЮАК и КНР, вследствие которой наследное дворянство исчезнет как таковое.

Например, сын барона просто так бароном уже не станет. Сначала он будет…

Император ненадолго задумался — а как называется сын барона — баронет? Нет, это, кажется, все-таки отдельный титул. Бароныш? В принципе сойдет, но звучит как-то не очень уважительно. Ладно, хрен с ними, пусть будут баронетами, должна же в России быть какая-то специфика. Так вот, сын барона бароном автоматически не станет. Унаследовать титул он сможет, только пойдя оговоренное законом испытание. Например, послужив не менее пяти лет в действующей армии или на гражданской службе, но в какой-нибудь не самой комфортной точке из особого государственного реестра, бароныш сможет претендовать на наследование отцовского титула. Да и то получит он его не сразу, а только если общественность не будет против. Если у барона несколько сыновей, то проходить испытание они смогут строго последовательно в порядке старшинства. То есть когда первый сын не прошел или вовсе не стал участвовать в программе, только тогда наступает очередь второго, но не раньше. В силу чего общее количество баронов не увеличивается. Оно может уменьшиться, если у какого-то барона нет наследников или они все лентяи пополам с дебилами.

Разумеется, не все наследники захотят лезть под пули или служить в какой-нибудь Тьмутаракани. Если их за это лишать дворянского достоинства, наверняка возникнет массовое недовольство. Причем ключевое слово тут "массовое". По одному дворяне могут быть недовольны чем угодно и хоть до диареи, это не страшно. Поэтому пусть баронет будет во всем равен барону и даже имеет какие-нибудь микроскопические, но зато интенсивно разрекламированные привилегии — кроме одного. Титул баронета наследоваться не сможет. То есть если какой-нибудь дворянин не захочет подтверждать свое дворянство, а решит посвятить жизнь, например, написанию опусов на тему "как нам обустроить Россию, не вставая с дивана", то сам он дворянином останется вплоть до кончины, но его дети станут мещанами. Впрочем, если это их не устроит, они смогут на общих основаниях баллотироваться в выборные дворяне. Даже поначалу с какими-нибудь преимуществами перед всеми прочими, которые со временем можно будет тихой сапой ликвидировать.

— Хм, — прокомментировала императрица, когда Сергей поделился с ней своими соображениями, — Питер, а ты случаем не забыл, что император тоже дворянин, только самый высший в России?

— Честно говоря, почти забыл, — признался его величество. — Но ничего страшного я здесь не вижу. Старший сын царя даже по действующему закону о престолонаследии вовсе не обязательно станет императором. Ему для этого надо доказать отцу, что он достоин встать во главе России. Ну, а пункт насчет общественного одобрения конкретно для императоров можно объявить недействительным. В конце концов, должны же у наших величеств быть хоть какие-то привилегии! Иначе это получится уже не абсолютная монархия, а хрен знает что.

Глава 21

Ранним утром фельдмаршал Миних с парой десятков сопровождающих его офицеров выехал из села Сергиевского. До Тулы оставалось сорок с небольшим километров, которые всем хотелось преодолеть за один день — долгая дорога из Крыма людям порядком надоела. Да, Тула еще не конец пути, но, пока они воевали с крымчаками и изредка — с турками, до нее наконец-то дотянули линию чугунки. Причем не такую, как от Москвы до Питера, а с более толстыми рельсами, расстояние между которыми было полтора метра. Гонец, встретивший отряд прошлым вечером и сообщивший новость про чугунную дорогу, утверждал, что курьерский поезд на ней разгоняется аж до пятидесяти километров в час! Не сказать, что ему так уж сразу все поверили, и почти никто не понимал, зачем вообще надо мчаться со столь сумасшедшей скоростью, но, по крайней мере, господа офицеры теперь точно знали, что последний отрезок пути они преодолеют с комфортом. Тем более что курьерский поезд состоял не из двух или трех, как на Питерской дороге, а из четырех вагонов.

Последний, четвертый вагон был рестораном — или, если по-старому, то трактиром. Гонец утверждал, что там очень неплохо кормят, причем совершено бесплатно. Правда, ничего спиртного вообще не подают, но вот уж этому никто не удивился. В императорских курьерских поездах так было всегда.

В общем, все было почти прекрасно, и настроение офицеров немного омрачало всего одно обстоятельство — состояние здоровья Миниха. Старый фельдмаршал всю кампанию не давал ни малейшего повода вспомнить о своем весьма почтенном возрасте. Он разъезжал по всем полкам и батальонам, от авангарда до арьергарда, а однажды, когда какой-то совсем очумевший татарский отряд прорвался почти к расположению штаба, вскочил на коня, выхватил свою тяжелую саблю и лично отправил к Аллаху двоих крымцев, один из которых, судя по одежде и оружию, явно происходил из местной знати. Однако по пути в Москву Христофор Антонович простудился, и в Туле его уже ждал специально посланный императором врач. Причем не абы какой, а один из лучших учеников самого Кристодемуса.

Вообще-то фельдъегерь из Москвы сначала ехал, а потом скакал не только для сообщения о том, что в Туле господ фельдмаршала и сопровождающих его офицеров ждет поезд. Он привез два высочайших указа — о присвоении генерал-фельдмаршалу Миниху высшего воинского звания империи — генералиссимус. И о даровании оному титула светлейшего князя Таврического.

Артиллерийский капитан Алексей Аполлонович Братиков попал в свиту Миниха не просто так — как, впрочем, и все сопровождавшие бывшего фельдмаршала, а отныне генералиссимуса офицеры. Христофор Антонович лично отобрал тех, кому было что сказать на совещании по результатам Крымской кампании, которое должно было состояться в Москве в сентябре. Братикову там предстояло сделать доклад об опыте применения тактических мортир, коими он командовал — сначала батареей, а потом и дивизионом.

Капитан не был дворянином и происходил из самых низов. Собственно говоря, от рождения он получил только имя Алексей — во всяком случае, так его звала заменившая маленькому Лешке рано умершую мать старшая сестра Александра. Единственное, что мальчик запомнил из раннего детства, было постоянное чувство голода. Но потом сестру как-то заметила известная ворожея и сводница бабка Настасья и взяла ее в услужение. Понятное дело, братика не бросили на улице, хоть по младости лет его пока ни какому делу приставить было нельзя.