Низкий и потому неприметный в туман и в ночные часы, этот отрезок суши, окружённый грозными рифами, представлял большую опасность для мореходов. Но отныне на картах мира будет отмечено открытие русских моряков.

Удивило Лисянского местоположение открытого островка. Юрий Фёдорович знал, что дно Тихого океана представляет собой огромное ровное «поле». Здесь находятся и наибольшие на Земле глубины, превышающие 10 километров. Эти глубины простираются у берегов Японии, у Филиппин и Курильских островов. Но и на широте, где моряки «Невы» совершили своё замечательное открытие, глубины тоже были огромны. Только благодаря кораллам возник этот остров.

— Вот замечательное место для изучения деятельности кораллов и образования новых островов, — сказал капитан. — Этот островок, будто корабль на вечном якоре, корабль, которому не страшны любые непогоды… Кто знает, быть может когда-нибудь здесь будет построена научная станция для исследования океана?

Покидая остров, Лисянский взял на память несколько цветных причудливых кораллов и окаменелых губок.

Снова поднявшись на мостик, капитан приказал созвать всю команду. Матросы тотчас выстроились на палубе. Заметно взволнованный Лисянский сказал:

— Мы приумножили, друзья, славу нашего русского флота. Мы открыли неизвестный остров, который я предлагаю назвать именем нашего корабля — «Нева».

Он удивился: матросы промолчали.

Штурман Повалишин сделал шаг вперёд.

— Команда предлагает, Юрий Фёдорович, в знак уважения к вашим заслугам, в знак благодарности и любви к вам, нашему начальнику и другу, назвать этот остров вашим именем…

Глубоко тронутый оказанной ему честью, Лисянский было попытался отказаться, но его уже окружила команда, штурманы и матросы радостно повторяли:

— Остров Лисянского!.. Так этому и быть…

— Благодарю, верные мои друзья и прекрасные моряки, — сказал Юрий Фёдорович. — Вы наградили меня высшей наградой, о которой я мог мечтать. Пусть же эта земля навечно сохранит память о славе русского флота!

Корабль уходил на юг, и матросы долго ещё смотрели на остров, отныне носящий имя их капитана.

А капитан думал о другом. В записи, оставленной Лисянским, проявилось все благородство русского моряка:

«По сём можно судить, сколь место сие гибельно, и что корабль „Нева“ за претерпенное им несчастное у сего острова приключение вознаградится только тою честью, что он открытием весьма опасного местоположения спасёт, быть может, от гибели многих будущих мореплавателей».

О неизвестных мирных мореходах, о их безопасности думал отважный русский капитан. И не знал он, какие непрошеные «хозяева» появятся на этом острове, появятся не для того, чтобы исследовать океан, а для того, чтобы угрожать отсюда бомбой и торпедой любому кораблю и утверждать над океаном свою пиратскую власть.

Русское сердце

Лорд Маркёр, командир английского фрегата «Фосгарт», в то утро не скрывал своих чувств. Обычно холодный, необщительный, равнодушный ко всем и всему на свете, он словно переродился в течение ночи. Он пожимал офицерам руки и даже снизошёл до того, что улыбнулся раненому матросу.

Раненых на фрегате было очень много; четвёртая часть состава экипажа погибла. Но в ночном абордажном бою греческий пиратский корабль был захвачен и теперь покорно следовал на буксире «Фосгарта», и лорд Маркёр знал, что обязательно будет отмечен высокой наградой.

Лорда Маркёра особенно удивил своей отчаянной отвагой молодой русский моряк Василий Головнин, присланный недавно на фрегат для прохождения военно-морской подготовки. Едва корабли сблизились и тяжёлые острые крючья, выброшенные с фрегата, зацепились за борт вражеского судна, Головнин первый бросился на палубу пирата.

Почти невероятным кажется то, что русский офицер остался невредим. Многие из англичан, что дрались рядом с ним, не возвратились. А этот смелый человек не получил даже царапины, хотя его китель был рассечён и проколот во многих местах.

После боя, уже на заре, моряки «Фосгарта» выстроились на палубе своего фрегата. Лорд Маркёр хотел проверить боевой дух экипажа. Медленно прошёл он вдоль поредевшего строя, пристально всматриваясь в хмурые, утомлённые, равнодушные лица. Нет, капитан не испытал удовлетворения. Он понимал, как много пережили эти люди за истёкшую ночь. Тем не менее он хотел бы видеть их радостными. Каковы бы ни были потери, он не мог допустить уныния на своём корабле… И снова, как в первые минуты боя, командира поразил облик русского офицера. Было что-то лихое и беспечное в сдержанной улыбке моряка, в радостном взгляде его, в том, как, оглянувшись на пленённое пиратское судно, он небрежно передёрнул плечами… Возможно, в ту минуту ревнивое чувство шевельнулось в груди англичанина: почему же все остальные на этой палубе были сумрачны и печальны?

Впрочем, лорд Маркёр тотчас же подумал, что это состояние молодого офицера легко объяснимо: люди, впервые побывавшие в серьёзном деле, сумевшие отличиться и, по счастливой случайности, уцелеть, сначала обычно не умеют скрывать душевных переживаний. Головнин, очевидно, был из таких новичков. Однако пример его и храбрость следовало поощрить перед строем.

— Я отмечаю ваше отличное поведение в бою, — молвил лорд Маркёр с улыбкой, подавая Головкину руку. — Вы вели себя в высшей степени похвально. Если это первый экзамен, я готов поставить вам сразу десять пятёрок…

— Благодарю, сэр, — негромко ответил Головнин. — Только это не первый экзамен.

Командир фрегата подумал, что он должен был подробно поинтересоваться прежними аттестациями присланного к нему офицера, но, занятый разными неотложными делами и срочным выходом в море, он только запомнил фамилию русского.

— Я знаю, — нашёлся Маркёр, попрежнему приятно улыбаясь, — в морских баталиях вы не новичок! Но абордажный бой, да ещё ночью — это все же в первый раз?..

— Так точно, сэр! — весело воскликнул Головнин, поняв англичанина. — Благодарю за экзамен, сэр!..

Затем в командирском салоне офицеры стоя пили за здравие лорда Маркёра, с именем которого в истории британского флота будет связан этот победоносный эпизод.

— Некоторых, кажется, смутили наши потери? — неожиданно спросил командир.

— Когда речь идёт о славе, — воскликнул один из офицеров, — стоит ли считаться с какими-то тремя-четырьмя десятками матросских жизней?..

Эти слова были встречены возгласами одобрения. Но Головнин заметил негромко:

— Да, с этим следует считаться…

Лорд Маркёр услышал его слова. На дряблом лице отразилось удивление:

— Вы говорите: следует считаться? Но вы — офицер и не щадили собственной жизни ради этой победы. Чему же вы больше радуетесь — победе или тому, что сохранили жизнь?

В наступившей тишине Головнин произнёс отчётливо и спокойно:

— Победе и жизни.

— Объяснитесь. Разве для отважного русского офицера победа не дороже жизни?

— Конечно, дороже, — сказал Головнин. — Я радуюсь этой победе потому, что мы — ваши союзники в борьбе против Наполеона. И одновременно я счастлив, что остался невредимым. Моя жизнь ещё будет нужна отечеству.

— Мне очень приятно, — проговорил лорд Маркёр, поднимая в честь Головкина бокал, — что на моем корабле служит такой отличный моряк и друг Англии. Англия никогда не забывает своих друзей. Где бы вы ни были и что бы ни случилось впереди, — Англия будет помнить вашу службу…

Когда через несколько месяцев Головнин прощался с моряками «Фосгарта», от имени командира ему вручили пакет. На берегу он прочитал отзыв о себе. Отмечая заслуги Головнина, лорд Маркёр особенно подробно останавливался на ночной абордажной схватке, указывая, что русский офицер был в голове сражавшихся, дрался с необыкновенною отвагою и был счастлив, что остался невредимым.