— Может, ты заметил, насколько упряма эта южная красотка? — спрашиваю я. — Думаешь, есть хоть какой-то шанс убедить ее сделать то, чего она не хочет?

— Дружище, все мы знаем, что ты можешь влюбить в себя любую цыпочку… так действуй.

Меня веселит то, каким я, оказывается, выгляжу в глазах Танго. Цыпочки не падают ко мне в объятья, такого никогда не было. Это Танго всегда окружен желающими познакомиться и показать ему свои сиськи девочками. Я просто тот здоровяк, который вечно плетется рядом… ну, за исключением, может быть, ночных выходов в бары с полупьяными девчонками.

— Не обещаю. Я ей предложил. Посмотрим, что решит, — говорю я ему.

— Ну, я скажу Кэли, чтобы занялась этим. Моя девочка может быть чертовски убедительна, когда это нужно.

— Мы в курсе, дружище. Слушай… ты вообще представляешь себе, насколько хлипкие стены у тебя в доме? Тебя не интересует, как воспринимает Тайлер все, что творится каждую ночь у вас в спальне?

— У нас есть генератор белого шума в ее комнате. Она нас не слышит, — возражает Танго. (Прим. генератор белого шума генерирует шумы разной частоты и силы, которые помогают уснуть. В США часто применяется для успокоения детей. Иногда называется «машиной для сна»).

— Ага, а тряска ее наверняка успокаивает? — заканчиваю я со смехом.

— Вот видишь, ты понял! Запомни на будущее. Мы устроим переворот в науке о воспитании детей.

— Танго, друг, твоя дочь сказала, что если я хоть пальцем коснусь ее куклы, пока она спит, то сам проснусь без руки… просто задумайся над этим.

— Да ладно? — Танго смеется. — Это моя девочка.

— Ей пять лет. Не знаю, может, ей лучше играть с куклами или с чем там еще… не думая о том, как оторвать руку спящему здоровому мужику.

— Все с моей крошкой нормально, — протестует Танго. — Вот увидишь, когда-нибудь у тебя будут сын или дочь, и ты захочешь, чтобы они знали, как себя защитить.

Это одновременно и веселый, и грустный разговор. Танго всю жизнь живет в страхе. Всю жизнь. И наверняка так будет всегда.

Мы выходим из грузовика и направляемся через пустую парковку к группке людей у кучи строительного леса.

— Я, кстати, уже завтра выхожу на работу, — говорю я Танго. Знаю, что он немного зашивается сегодня, но не хочу, чтобы он рассчитывал на мое время на этой неделе.

— Да ну нафиг? Куда это? — спрашивает он, останавливаясь.

— В автомастерскую тут, в городе. Та цыпочка, которую я встретил, там начальница, и она предложила мне работу.

— Отлично, братишка, — на миг он теряется, но потом хлопает себя ладонью по лбу. — Стой. Цыпочка, которую ты встретил? Ты здесь всего неделю, и единственная, о ком я от тебя слышал — Бэмби, о которой мы говорили утром. Бэмби продает запчасти к машинам? — он улыбается. Ему нравится эта идея, это видно.

— Да. Здорово, правда?

— Магазин запасных частей Бэмби? — ухмыляется он. — Это весело.

Это весело. Я предложу ей название.

— Да, видимо, я был так офигенно очарователен, что она захотела предложить мне работу, — говорю я ему.

— Очарователен? — спрашивает он сквозь смех и продолжает путь. — Это было после или до того, как ты пытался затащить ее в мотель?

— Не переживай по этому поводу, — говорю я, не желая продолжать разговор.

— Так, значит, ты подумываешь о том, чтобы задержаться здесь?

— Это не Бостон, но, думаю, побуду здесь какое-то время.

— Это мне нравится. Я рад и благодарен тебе за то, что ты приехал, приятель. Здорово, что ты снова есть в моей жизни.

— Ну ты и завернул. Дать платочек? — я лезу в карман брюк, и Танго тут же толкает меня в плечо.

— Иди, работай, задница. Надо отделать сайдингом левую сторону. Можешь начать оттуда. Один из парней покажет тебе, что и как.

— Да, сержант.

— Да, и обед в полдень. Мы можем перекусить ниже по улице, — говорит он, исчезая в ощетинившемся стропилами доме.

Черт, на улице градусов сто. (Прим. 100 градусов по шкале Фаренгейта составляет примерно 38 градусов по Цельсию). Моя задница не готова к такому. Я стал не так вынослив с тех пор, как вышел в отставку несколько лет назад. Точно знаю, что завтра под капотом машины я буду чувствовать себя в разы счастливее.

Пройдя короткий ликбез по укладыванию сайдинга от одного из парней, я наклоняюсь, чтобы взять следующий фрагмент, и чувствую что-то угловатое в своем заднем кармане. Черт. Зарядка. Я должен был отдать ее, пока мы были в доме Саши, хотя, конечно, телефон вряд ли успел полностью зарядиться. Да, это на самом деле так, а значит, у меня все еще есть предлог увидеться с ней, например, завтра. Может, мы даже станем соседями по комнате. Это было бы круто.

Я не успел уложить и пару фрагментов сайдинга, а уже оглядываюсь в поисках воды. Жара неимоверная. И как они работают тут каждый день?

— Бляяяяяддь! — слышу я громкий вопль с другой стороны дома. За ним следует треск.

Что за хрень? Я бегу к передней части дома, у которой собрались все рабочие.

— Кто-нибудь, позвоните 911! — вопит сразу несколько человек, но никто не двигается с места.

Я пробиваюсь сквозь мечущихся туда-сюда мужчин и вижу несколько досок, упавших, по всей видимости, со второго этажа.

Мне все еще не понятно, почему вокруг орут про 911, но потом слышу еще один рев и вижу Танго, лежащего рядом с обломками строительных лесов.

Расталкиваю остальных и перепрыгиваю через доски, чтобы добраться до него.

— Дружище, что за хрень тут случилась?

— Этот кусок дерьма не был закреплен, — говорит он почти беззвучно. Я слышу, как позади нас поднимается ропот.

— Что-то сломалось?

— Только моя нога, приятель. Она сломана, — Танго пытается сесть, но, сделав вдох, почти падает обратно. — И, может, еще пара ребер.

Покашливание сопровождает его слова.

— Все будет нормально, ты и сам знаешь. С тобой бывало и хуже.

Танго хватается рукой за воротник моей футболки, и вены на его покрасневшем лбу вздуваются.

— Я знаю, что все будет нормально, но эта херня болит, как проклятая. Позвони в «скорую».

Танго никогда не умел терпеть боль или слабость. Да и никто из знакомых мне людей не умел, включая меня самого, а все эти разговоры в стиле «успокойся» — просто старая привычка.

— Я уже позвонил в «скорую». Они в пути! — кричит мужчина позади нас. Позади нас. Почему никто из них не подошел, чтобы помочь?

— Ладно, я не стану повторять, что все с тобой будет нормально. Просто расслабься на минутку.

Я осматриваю его ногу и вижу то, чего и опасался. Кость проткнула кожу. Стягиваю с себя футболку и туго заматываю ею ногу.

— Приятель, избавь нас от стриптиза, — пытается шутить Танго.

— Если бы ты видел свою ногу, ты бы не смеялся, придурок.

— Вот это Джегз, которого я знаю и люблю. Давай, руби правду-матку, док, все плохо?

Все его шуточки — лишь бравада, но он вспотел, и взгляд его так похож на тот, который я видел, направляя его как-то в Германию с тем, что мы надеялись, было пневмонией, а не раком легких.

— Тебе нужна будет операция, приятель, — Танго опускает голову на землю и кладет грязную руку себе на лоб. — Это небольш…

— Не надо, — рычит он.

Пока он огрызается в ответ на мои слова, взвизгивают сирены, и «скорая» влетает на парковку.

— Я еду с тобой, — говорю я.

— Все нормально, оставайся здесь, — говорит он, пока парамедики бегут к нам.

— Нет, — протестую я. — Завязывай уже с геройством, Железный человек.

Слушая, как парамедики обмениваются замечаниями, Танго бледнеет. Может, это от того, что они разговаривают по поводу торчащей наружу кости, а может, из-за боли, но он вот-вот вырубится.

— Он теряет сознание, — говорю я парамедикам.

— Сэр, не могли бы вы отойти к остальным, пожалуйста. У нас все под контролем.

— Он потерял сознание, — говорит другой парамедик.

— И я думаю, у него сломано несколько ребер, — добавляю я, игнорируя просьбу отойти.

— Вы доктор? — спрашивает тот из них, кто предложил мне встать к остальным.