Она сказала ему, что больна. Но это было не так.

— В конечном счете, тебе придется вернуться в школу, — мягко произнесла я. Я не спросила о том, кого или чего она избегала.

Я не спросила о том, почему она поругалась с отцом.

— Завтра я вернусь в школу, — сказала мне Вивви. — Клянусь, — я чувствовала её волнение. Она начинала паниковать из-за того, о чём она мне рассказала — хоть она не сказала почти ничего.

— Мне нужно подышать воздухом, — сказала я ей. Но мы обе знали, что свежий воздух был нужен вовсе не мне. — Хочешь прогуляться?

После долгой паузы, она кивнула. Она натянула обувь, и мы зашагали: прочь от входной двери, вниз по тротуару, по её району. Никто из нас не произнёс ни слова. Я чувствовала, что Вивви пытается держать всё в себе. Пытается быть сильной. Эта девочка не хотела беспокоить одноклассников, которых знала всю свою жизнь, просьбой посидеть с ними за ланчем. Она не попросила бы меня о помощи, как бы сильно она в ней не нуждалась.

Она не могла.

Подстраиваясь под ритм её шагов, я надеялась, что моё присутствие говорит лучше слов. Ты не мешаешь мне. Ты не одна.

Квартал. Два квартала. Со временем, Вивви снова приобняла себя руками.

— Ты в порядке? — спросила у неё я. Наши глаза встретились. — Знаю, это твои слова. Просто решила попробовать.

Она неуверенно улыбнулась. Мы замолчали. Видимо, в этой тишине она достигла переломного момента, потому что заговорила первой.

— Ты когда-нибудь знала что-то, что отчаянно хотела забыть? — голос Вивви был хриплым, словно она давилась словами. Пока я обдумывала вопрос, мы продолжали шагать, медленно и спокойно.

Она просила сказать ей, что она не одна.

— Да, — произнесла я, почти также хрипло, как Вивви, — знала.

Я подумала о моём дедушке — о том, как я понимала, что с ним что-то не так, что расскажи я кому-нибудь об этом, то предам его. Тяжесть этого знания была со мной, когда я просыпалась по утрам и когда засыпала ночью. С каждым моим вздохом.

Я сглотнула.

— Сложнее всего было знать, что это не сможет оставаться секретом навсегда, — я была куда лучшим слушателем, чем рассказчиком, но, возможно, покажи я слабость, она покажет свою. — Я знала, что, в конце концов, всё раскроется, но думала, что борись я достаточно сильно…

Вивви остановилась.

— Но что, если проблема не в этом? — отчаянно спросила она. Я чувствовала, как с каждым новым словом она мчится к точке невозврата. — Что, если проблема в том, что тайна останется тайной? Навсегда. Никто и никогда не узнает. Если ты не расскажешь.

Вивви что-то знает. Эта часть была мне ясна. И, чем бы это ни было — оно убивает её.

— Расскажи мне, — произнесла я. — Ты должна кому-то рассказать, так расскажи мне.

Вивви застыла. Я практически видела, как она думает: «Я не могу, не могу, не могу».

Я не позволила ей произнести это вслух:

— Ты можешь рассказать мне, Вивви. Разве ты не слышала? Я — Тэсс Кендрик. Чудотворец. Фиксер Хардвика.

Всё это — не про меня. Я не хотела быть таким человеком. Но Вивви — девочка, предложившая поднять мне настроение, пересказав мне свой любимый любовный роман (и/или ужастик) — рушилась у меня на глазах.

— Я не могу, — Вивви втянула немного воздуха.

— Это касается твоего отца, да?

Вивви не могла раскрыть свой секрет. Но я всё ещё могла угадать.

— Ты знаешь что-то о своём отце, — произнесла я — не вопрос, а факт. — Что-то о твоём отце и Тео Маркетте, — нервный срыв Вивви случился на поминках. Её не было в школе со дня, когда мы услышали о смерти судьи в новостях.

Из всех догадок, эта была не самой глупой.

— Возможно, ты думаешь, что твой отец в чём-то виноват, — наугад продолжила я. — Он был врачом судьи. Его хирургом. А судья Маркетт умер от осложнений во время операции, — мои познания подходили к концу. А Вивви всё ещё молчала.

Думай, — сказала я себе.

— Возможно, ты думаешь, что твой отец сделал что-то не так, — ноль реакции от Вивви. — Может, он оперировал уставшим или нетрезвым, или просто ошибся.

Тогда Вивви сломалась.

— Он не ошибся, — яростно произнесла она. — Мой отец не ошибается. Он… — она запнулась, но затем продолжила — в ужасе, но всё же решительно. — Он не просто позволил дедушке Генри умереть, Тэсс, — Вивви опустила голову. — Я почти уверена, что он убил его.

ГЛАВА 22

Вивви думает, что её отец убил Председателя Верховного суда США. Сколько бы я не думала об этом, не могла усвоить информацию.

— Знаю, звучит как бредни сумасшедшего, — сбивчиво сказала мне Вивви. — Честное слово, знаю. И не то чтобы у меня лучшие показатели душевного равновесия среди подростков — девятый класс был темным временем, возможно, с участием антидепрессантов. Но это… — она прикусила нижнюю губу. — Я бы всё отдала, чтобы всё это оказалось моей фантазией.

Я едва поспевала за словами, слетающими с её языка.

— Я спросила у него об этом, — продолжила Вивви. Она думала, что её отец — убийца — и решила спросить его об этом? — Он схватил меня. А потом он встряхнул меня и сказал, что если я правда верю в это, возможно, мне нужна помощь специалиста.

Он угрожал ей. Сказал, что она сумасшедшая. Но он не повел её к врачу. Он позволил ей пропустить школу и остаться дома. Одной.

Не похоже на действия обеспокоенного отца.

— Я слышала его, Тэсс. Прежде чем произнести речь, он практикуется. Перед зеркалом. Каждое слово, каждую паузу, каждую эмоцию.

Я подумала о его заявлении для прессы. Майор Бхарани не читал свою речь. Он смотрел прямо в камеру. Он был официален, спокоен.

— Я слышала, как он практиковался, — Вивви заставила себя дышать, заставила себя не повышать голос. — Душ был включен. Я не должна была там находиться. Я ушла в школу, но вернулась, чтобы спросить его о чём-то — я даже не помню, о чём. Я собиралась позвать его, но потом я услышала его голос, — она посмотрела мне в глаза своими спокойными, карими глазами. — Он практиковался.

Практиковался в чём? — я боялась, что произнеси я эти слова — любые слова — вслух, она замолчит.

— «С глубоким прискорбием, — прошептала Вивви, — я сообщаю вам, что председатель верховного суда Теодор Маркетт ушел из жизни на операционном столе чуть больше часа назад».

Я узнала начало речи, которую доктор Бхарани произнёс на пресс-конференции.

— Он практиковал свою речь, — произнесла я, не совсем понимая, что она имеет в виду.

— Тэсс, он практиковал её утром, — голос Вивви застрял у неё в горле. — Судья Маркетт умер днём.

Я попыталась осмыслить слова Вивви. Её отец готовился к речи о смерти судьи от осложнений во время операции ещё до того, как операция состоялась.

— Это не всё, — Вивви снова сорвалась с места. Я зашагала, пытаясь её догнать. Посреди дня её район был почти пуст. На другой стороне улицы женщина выгуливала собаку. Вивви говорила так тихо, что я едва её слышала.

— На следующий день я осталась дома, сказав, что больна. Я убедила себя в том, что ослышалась или неправильно поняла, но потом я услышала, как мой отец разговаривал по телефону, что было странно — его телефон лежал на кухонном столе. То был и не стационарный телефон.

Вивви тараторила, и мне с трудом удавалось находить в её словах смысл.

— Думаю, это мог быть одноразовый телефон. Зачем моему отцу одноразовый телефон?

У меня пересохло во рту.

— С кем он разговаривал?

— Я не расслышала большую часть разговора, — голос Вивви был очень слаб. — Всё, что я слышала… — она сглотнула. — Он зачитывал номер.

— Телефонный номер?

Вивви покачала головой.

— Номер банковского счета.

Хирург президента знал, что судья Маркетт умрет. Он подготовил речь. А через день после смерти судьи, он разговаривал по одноразовому телефону и дал человеку на другом конце провода номер банковского счета.

— Мы должны кому-то рассказать, — сказала я Вивви. — Полиции, моей сестре, не знаю, но…