Пока «Рекс» изображал из себя подбитую утку, дирижабль обошел неприятельское судно сзади — сначала «Азазель» миновал пролив, затем свернул направо и двинулся вдоль горной цепи, однако не слишком близко к ней. Черный цвет оболочки не позволял врагу заметить дирижабль. Его мог засечь вражеский радар — но Иоанн надеялся, что прибор будет целиком сосредоточен на «Рексе». Клеменс, полагая, что у Иоанна больше не осталось авиации, вряд ли станет проверять радаром воздушную сферу.

Сбив радарную антенну противника, Иоанн возликовал. Несмотря на страшный урон, понесенный его командой и судном, он плясал от радости. Теперь-то «Азазель» подойдет к врагу, не опасаясь ничего, кроме случайного взгляда. В сумерках, когда все внимание неприятеля приковано к «Рексу», у дирижабля есть хороший шанс выйти на нужную для удара дистанцию.

Так и получилось. Дирижабль прошел вдоль гор на север, иногда опускаясь ниже наиболее высоких холмов, потом отклонился на восток и полетел над самыми деревьями к Реке. А там устремился вперед полным ходом, неся контрольную гондолу в каком-нибудь футе над водой.

Вот он уже за вражеским судном. Громада «Внаем не сдается» загораживала дирижабль, и радар «Рекса» его не обнаруживал.

Бёртон, стоя рядом с Иоанном, слышал, как король бормочет:

— Чресла Господни! Сейчас мы увидим, настолько ли скор дирижабль, чтобы догнать Сэма! Только бы инженеры не ошиблись! Вот будет насмешка, если он, после стольких трудов и надежд, окажется тихоходным!

Орудийные залпы противника повредили правый борт «Рекса». Грохот оглушил Бёртона, палуба под ногами закачалась, из иллюминатора вылетело стекло. У окружающих был не менее ошеломленный вид. Иоанн кричал, требуя от Струбвелла отчета о повреждениях и потерях — по крайней мере, следовало предположить, что кричит он именно это.

Струбвелл понял и стал что-то говорить в селектор. Вскоре он сумел представить капитану кое-какие данные. К Бёртону уже частично вернулся слух, хотя не в той степени, в какой ему бы хотелось.

Это был самый тяжкий удар, нанесенный им с начала боя. На всех палубах зияли многочисленные пробоины, и стены проходов, где толпился народ, тоже были сорваны. На борту взорвалось множество стоявших на установках ракет и рухнуло несколько пулеметных лафетов.

Двумя снарядами почти сорвало правый колесный кожух, но само колесо по-прежнему работало со стопроцентной отдачей.

— Клеменс, конечно, видел, что снаряды попали в кожух, — сказал Иоанн. — И думает, поди, что здорово подбил нас! Сейчас мы, в Господа Бога, убедим его в этом!

Он приказал рулевому сделать круг на месте. Правое колесо вращалось медленно, а левое, внешнее, работало в две трети своей мощности.

— Он кинется к нам, словно пес, которому не терпится доконать раненого оленя! — сказал Иоанн, потирая руки и ухмыляясь. — Точно: лезет на нас, как зверь из Апокалипсиса. И не знает того, что у самого на хвосте висит зверь пострашнее, готовый изрыгнуть на него смерть и адово пламя! Вот оно, отмщение Божье!

Бёртон почувствовал отвращение. Уж не равняет ли Иоанн себя с Создателем? Может, у короля мозги слегка съехали набок от снарядов и ракет? А может, он всегда втайне полагал, что Бог в союзе с ним?

— Дистанцию им придется определять на глазок, а при таком освещении немудрено и ошибиться, — говорил Иоанн. — А по сонару расстояние тоже не определишь!

Операторы вражеских сонаров запутаются в ответных импульсах. Эти импульсы поступят из четырех разных мест — по озеру циркулируют маленькие, дистанционно управляемые лодочки, и каждая посылает сигнал одинаковой частоты. Имеются на них и шумовые генераторы, имитирующие плюханье колес «Рекса».

Бёртон увидел силуэт «Внаем не сдается» на озаренном звездами и туманностями небе.

А прямо над ним обрисовался темный полукруг — верхняя часть «Азазеля».

— Кидайте же торпеду! — громко сказал Иоанн. — Чего ждете, дурни?

Педер Торденскьолд, командующий артиллерией, сказал:

— Дистанция обманчива, сэр. Но, думаю, дирижабль уже пустил торпеду.

Все посмотрели на панельный хронометр. Если так, то торпеда должна сработать через тридцать секунд. Но настолько ли дирижабль близок к цели, как кажется? «Азазель» должен был пустить торпеду, будучи всего в нескольких футах над Рекой, и затем быстро подняться — а освобождение от груза еще ускорило бы подъем. Раз «Азазель» висит почти над самым судном — значит, торпеда вот-вот вылетит.

Вражескому пароходу пора маневрировать. Если они даже до сих пор не заметили дирижабль, торпеду их сонары должны засечь, определив ее местонахождение, скорость и размер. Враг должен уже знать, что торпеда летит в его корму, или, как выразился Иоанн, «прямо в задний проход Сэму Клеменсу».

Лицо Иоанна являло разнообразные оттенки бешенства.

— Зубы Господни, ну как можно промахнуться на таком расстоянии?

— Промах невозможен, — сказал Струбвелл. — Разве что ее заело-заклинило в люльке.

Как бы там ни было, торпеда не сработала. Над пароходом снова возник исчезнувший было полукруг «Азазеля». Пилот с бомбардиром должны уже либо спрыгнуть, либо готовиться к прыжку. Их парашюты, снабженные пневматическим устройством, раскрываются только при полном отделении от гондолы, в случае же помех развернутся только в Реке.

Да, сейчас, по оценке Бёртона, летчикам самое время покинуть дирижабль, поставив его на автопилот и включив часовой механизм бомбы. Другой механизм должен постепенно спускать водород, заставляя машину снижаться. Когда бомба упадет, дирижабль, освобожденный от тяжести, поднимется — но невысоко. Если газ в оболочке не вспыхнет от взрыва, еще один механизм взорвет на борту малую бомбу.

Бёртон посмотрел в левый иллюминатор. Палубы «Рекса» пылали в дюжине мест. Пожарники в огнеупорных костюмах заливали огонь водой и пеной. Еще две-три минуты, и пожар будет потушен.

— Ха! — сказал капитан.

Бёртон оглянулся. Все, кроме рулевого, глядели на колбасу дирижабля, зависшую прямо над «Внаем не сдается» — нос «Азазеля» почти касался мостика.

— Невероятно! — сказал Бёртон.

— Что? — спросил капитан.

— Да то, что они до сих пор его не заметили.

— Бог на моей стороне. Теперь если они и увидят его — будет поздно. Его нельзя сбить, не подвергая опасности судно.

— Что-то не в порядке с пусковым механизмом торпеды, — сказал Торденскьолд. — Но если бомба отделится, то и торпеда сработает.

— Приготовься развернуть судно, — сказал Иоанн рулевому. — Когда я скажу, правь прямо на врага.

— Оба их катера направляются к нам, сэр, — сообщил оператор радара.

— Уж они-то должны увидеть «Азазель»! Нет, похоже, не видят!

— Может, на «Внаем не сдается» и радио отказало, — предположил Бёртон.

— Значит, Бог и правда за нас!

Бёртон поморщился. Впередсмотрящий доложил:

— Сэр, вражеские катера приближаются с кормы по левому борту.

Радар показывал, что катера находятся в четырехстах ярдах, а дистанция между ними — сто двадцать футов.

— Собираются напасть на нас с правого борта, когда мы окажемся по ту сторону нашего круга, — сказал Струбвелл. — Полагают, что их корабль в это время откроет по «Рексу» огонь.

— Вижу, — буркнул Иоанн. — Но почему же они не подадут сигнал Клеменсу? Пусть у них радио не работает, но вспышками-то можно просигналить?

— Вот пустили ракету, — сказал Струбвелл, показывая на яркий голубовато-белый огонь в небе.

— Ну, теперь они точно увидят «Азазель»!

Дирижабль висел футах в тридцати над летной палубой врага — так, по крайней мере, казалось; трудно было судить на таком расстоянии.

С мостиком он еще не поравнялся, это ясно — иначе он столкнулся бы с надстройкой.

Какой-то небольшой предмет, темный на ярком небе, отделился от дирижабля и упал на «Внаем не сдается».

— Вот она, бомба! — крикнул Иоанн.

Бёртону показалось, что бомба упала на корму летной палубы — возможно, на самый край. Бомбардир, наверное, включил автоматический сброс, а потом выпрыгнул вместе с пилотом. Но расчет оказался неверен. Сброс должен был сработать на середине палубы. А еще лучше поближе к мостику.