Десятки тысяч берлинцев подметают улицы, разбирают ими же сооруженные баррикады, заваливают огромные воронки, испятнавшие улицы и набережные. Сейчас на этих прибранных улицах особенно людно.

По тротуарам проходят советские патрули. Красные повязки на рукавах гимнастерок отличают их от других военнослужащих. Берлинцы уже знают, что к ним можно обратиться за справкой, узнать адрес районной комендатуры, получить разъяснение о последних приказах и распоряжениях советского командования.

По узким проходам улиц, лавируя среди битого кирпича и щебня, поток автомашин устремляется к центру города, в район бывших правительственных учреждений фашистской Германии. К имперской канцелярии приехали многие офицеры и солдаты не только 1-го Белорусского фронта, но и 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов. Их интерес к этим местам вполне понятен.

Над одним из входов в имперскую канцелярию — лепной орел с отбитой свастикой — ее задел наш снаряд. В проем двери, заваленный книгами, из которых была сооружена баррикада, проникаем в здание, занявшее целый квартал. Ходим по апартаментам час, другой. Нет ни одной уцелевшей комнаты. Толстые стены пробиты гаубичными снарядами. В потолках с железобетонными перекрытиями зияют огромные дыры. На паркете валяются разбитые люстры, бумаги, папки.

У входа в одну из комнат — дощечка: «Адъютант фюрера». Около этой дощечки фотографируется группа наших офицеров. Один из них с иронической улыбкой дарит мне черную коробку.

— Хотите сувенир? — спрашивает он.- Вот вам высший немецкий офицерский орден! Его обычно в торжественной обстановке вручал сам фюрер, а сейчас, как видите, такие ордена валяются под ногами.

Кто-то берет «на память» бланк из блокнота начальника рейхсканцелярии, кто-то — пропуск в квартиру и канцелярию фюрера.

Зашли мы и в бывший кабинет бесноватого. Картина та же, что и окрест его: на полу валяются бумаги, никому теперь не нужные ордена. В углу стоит огромный глобус. Немногословный Всеволод Иванов изрекает:

— Удивительное дело, друзья. Мы в кабинете Гитлера. А Гитлер-то — мертв!

Все, кто ходит сейчас по рейхсканцелярии, спрашивают друг друга:

— Где же в последние дни жила вся фашистская свора?

Знающие отвечают:

— Здесь же, но под землей.

Выходим на площадь и попадаем в имперскую канцелярию с боковой стороны. Огромный вестибюль, из него — лестница, ведущая в гитлеровскую «берлогу».

На одной из площадок на байковом одеяле лежит труп, внешне чем-то напоминающий Гитлера. Кто-то его фотографирует* Спрашиваем:

— Гитлер?

— Возможно, и он, а может быть, и нет.

Мы еще раз огибаем здание и попадаем в другой отсек подземелья. Сейчас в одном из вестибюлей устроено нечто вроде госпиталя для раненых пленных — чинов охраны и раз* личных служб имперской канцелярии. Зло и молчаливо поглядывают на нас эти живые остатки былого величия фашистской Германии.

Встречаем майора Старченко — коменданта центрального района Берлина. Он уже обследовал все подземелье и охотно рассказывает нам о том, что видел:

— Под землей несколько этажей с огромным количеством комнат. Последние недели там жили Гитлер, Геринг, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп, их прислуга и охрана. Под землей же были оборудованы радиостанция, гаражи. В этом подземелье вожди фашистской Германии создавали свои безумные планы и подписывали людоедские приказы. Но, как вы уже знаете, кто отравился, кто застрелился, а кто успел и убежать.

— Как они жили? — сердито выругавшись, продолжает майор Старченко. — Мы пока обнаружили около тысячи чемоданов с вещами, принадлежавшими обитателям подземелья. Запасов еды и вина им хватило бы несколько лет.

Работники советской комендатуры имперской канцелярии москвичи Иван Рыбкин и Егор Климкин приглашают нас в бывшие покои Геббельса, в его последний кабинет. Каково же было наше удивление, когда мы увидели в этом кабинете наших коллег — Виктора Полторацкого и Сашу Булгакова, махнувших в Берлин с 1-го Украинского фронта! Объятия, поцелуи. Лейтенант Климкин требует:

— Виночерпия!

Появляется высокий, грузный, пожилой немец.

— Шампанского! — приказывает лейтенант Климкин.

Вскоре этот бывший виночерпий Гитлера возвращается с полдюжиной бутылок, наливает фужер и пьет первым. Лейтенант Климкин говорит:

— Стоит выпить бокал именно этого вина, именно здесь, за нашу Москву, товарищи!

Мы пьем стоя. Всеволод Иванов замечает:

— Необыкновенно! Все это необыкновенно, друзья!

Сегодня же, третьего мая, мы были и в рейхстаге. Около рейхстага и в его разрушенных залах и комнатах полно людей в солдатских шинелях. На стенах апартаментов надписи: «Вот и дотопал я до тебя, Берлин! Ура!», «Здесь был я, ленинградец Кривин», «Был и собственноручно расписался Попейко»…

В одной из комнат мы увидели весьма колоритную картину. Солдат, разувшись и положив свернутую шинель около стены, развел на цементном полу костер. Из обрезка листового железа он соорудил небольшую сковородку. В ней шипели четыре разбитых яйца с расплывшимися желтыми «глазами». Встретив нас улыбкой, солдат сказал:

— Не хотите ли отведать? Всю войну мечтал о таком завтраке. Мировая глазунья! А, главное, где поджарена!

У колонн рейхстага фотографируются солдаты и офицеры. Крепкие солдатские объятия, поздравления.

Многие солдаты и офицеры хотели побывать в берлинских музеях. Но музеи пусты — в одних ничего нет, другие разрушены. В картинной галерее мы прошлись не только по пустым залам, но заглянули и в подвалы. Лишь В одном нашли полотна, упакованные в ящики. Все подвальные помещения заняты домашним скарбом и утварью жителей прилегающих кварталов, которые живут здесь уже по году, и больше.

День догорает в алом закате. Улицы Берлина пустеют. Немую тишину нарушают Лишь равномерные Шаги наших патрулей,

3 мая 1945 года.

Советские журналисты у рейхстага

Возле главных дорог нашего наступления на Берлин — свежие могилы. Холмики земли убраны цветами и увенчаны красными обелисками. Здесь похоронены герои наступления на Берлин, бойцы и офицеры Красной Армии, отдавшие свою жизнь за честь и независимость нашей Родины в последние дни войны.

На одном из обелисков надпись: «Военный корреспондент майор А. М. Малибашев».

Сашу Малибашева, военного корреспондента ТАСС, мы хоронили на днях. Он, так веривший в грядущую победу, прошедший с войсками путь от Кавказа до Будапешта, не дошел до Берлина всего нескольких десятков километров. В дни штурма Зееловских высот, прикрывавших подступы к Берлину. Малибашев был на командном пункте стрелкового полка, и там вражеский снаряд оборвал его жизнь. Мы, военные корреспонденты на 1-м Белорусском фронте, похоронили своего друга и соратника в Ландсберге, отдав ему подобающие воинские почести.

С первых дней войны сотни писателей и журналистов — сотрудниками ли дивизионных и армейских газет, специальными ли корреспондентами центральных газет и агентств — прошли с армией весь сложный, почти четырехлетний фронтовой путь.

Советского журналиста в дни боев или затишья можно было встретить и в землянке переднего края, и на командном пункте полка или батальона, и на огневых позициях артиллерийских батарей.

Военный журналист своими глазами видит бой, беседует с его участниками. Положив блокнот на колени, пишет рассказ о виденном и слышанном и всеми путями стремится как Можно скорее доставить написанное в свою газету» чтобы завтра читатели по его заметкам могли судить о ходе войны, узнавали бы о беззаветной храбрости наших бойцов и командиров.

Военный корреспондент, кем бы он ни был: сотрудником дивизионной газеты или прославленным советским писателем, он прежде всего был воином и нес все тяготы войны, не зная отдыха в походах. На машине ли, верхом ли на лошади, а нередко и пешком — он спешил с одного участка боя на другой. А если нужно, если этого требовала обстановка, военный корреспондент заменял выбывшего из строя командира подразделения и руководил боем. Пример тому- подвиг майора Сергея Борзенко, ныне Героя Советского Союза.