практикующего юриста. Себастьяну потребовалось меньше пяти минут, чтобы прислать

его мне. Мне ненавистна даже мысль о том, чтобы быть у кого-то в долгу, но, если нужно

выбирать, кому быть должным, я предпочту Себастьяна Вульфа.

Я наблюдаю за тем, как папарацци поджимает губы, словно раздумывая над моим

предложением. Вспышка тревоги пронзает меня при мысли, что он может не продать мне

фотографии.

— Я хочу больше, — говорит он.

— Слушай, ты, маленький жадный ублюдок, предложение более чем щедрое...

Он смотрит на меня со скучающим выражением на лице. Медленно скользнув по экрану

своего телефона, он открывает альбом с дюжиной или около того снимков Эмили. Меня

передергивает, когда он увеличивает ее фото в разодранном платье. Она выглядит так, будто на нее напало дикое животное. Желтая пресса с радостью проглотит это. Пока он

листает снимки на своем телефоне, у меня появляется чувство безысходности. Я мог бы

вытрясти из него все дерьмо и забрать эти снимки, но нет никакой гарантии, что он уже не

загрузил их куда-нибудь еще.

— Так на чем мы остановились? — улыбается он.

— Сколько? — спрашиваю я, поморщившись.

— Восемьдесят штук.

Вот оно как. Я уж думал никогда этого не услышу.

— Ты с ума сошел, — рычу я.

На прошлой неделе я продал одному извращенцу картину стоимостью вдвое больше этой

суммы, но не так давно денег мне едва хватало на автобусный билет. Папарацци ждет

моего ответа, улыбаясь как акула. Он неимоверно рад содрать с меня побольше денег.

Безусловно это месть за то, что я набил ему морду.

— Подпиши договор и деньги твои.

Он вырывает документ у меня из рук и быстро подписывает его, даже не удосужившись

прочитать условия, напечатанные мелким шрифтом, которые Себастьян включил в

договор. Вульф был бы очень расстроен. Он обожает свои чертовы договоры.

ГЛАВА 20

Эмили

Тристан.

Я просыпаюсь и обнаруживаю, что лежу в постели одна, а Тристана нигде не видно.

Солнечный свет льется из окон второго этажа его студии, заставляя мою голову сильно

пульсировать. Боже, я слишком много выпила прошлым вечером.

Меня переполняет чувство стыда, как только воспоминания о стычке с папарацци

всплывают в моей памяти. Прошлой ночью я не могла признаться себе, но я рада, что он

появился. Я скидываю с себя одеяло и вижу, что на мне ничего нет, кроме трусиков и

розового лифчика. По-видимому, Тристан раздел меня и уложил в кровать.

Мои щеки начинают гореть.

Я чувствую себя странно разочарованной, что это не переросло во что-то большее.

Остальная моя одежда аккуратно сложена стопкой на его комоде. Я встаю, чтобы взять ее, но к своему удивлению, мои ноги прикованы цепью к кровати.

Какого черта?

Я тяну металлические оковы, но они не двигаются с места. Я прикована к нескольким

дюймам холодной стали. Я потрясена, как же я попала сюда. Неужели я проспала в таком

виде всю ночь? Я придвигаюсь и сгибаю колени, чтобы поближе рассмотреть свои оковы.

Пытаясь в течение нескольких минут их открыть, я сдаюсь. Какого черта Тристан это

сделал?

Лишь одно слово приходит мне на ум.

Наказание.

Странное возбуждение прошибает меня, когда я ложусь обратно на кровать в

изнеможении. Запах Тристана задерживается на моей коже и, к моему удивлению, на

постельном белье тоже. Задумавшись о том, что он может наблюдать за мной из другой

комнаты, в моем животе начинают порхать бабочки. Я обвожу глазами его квартиру, но

нигде не вижу Тристана. Посмотрев на прикроватную тумбочку, я замечаю поднос и

записку, оставленную на нем. При ближайшем рассмотрении, я узнаю почерк Тристана...

Я говорил тебе, будь у меня шанс, я прикую тебя к своей кровати. Поешь. Тебе

понадобятся силы.

P.S. Я позаботился о фотографиях.

О, слава Богу.

Мне очень интересно, что Тристану пришлось сделать, чтобы забрать снимки у

папарацци...

Улыбаясь, я перечитываю записку снова. Обещание в его словах вызывает у меня

мурашки. Тебе понадобятся силы? Силы для чего? На ум приходит бесконечное

количество возможностей. После прошлой ночи я чувствую дрожь возбуждения, пробегающую по моему телу. Я откладываю записку Тристана и открываю крышку

серебряного подноса, стоящего рядом со мной.

Что там?

Я улыбаюсь при виде мастерски приготовленного омлета, находящегося на тарелке в

середине подноса. Даже его цвет кажется шедевром. Он готовил для меня? Я шарю

взглядом по прикроватной тумбочке в поисках вилки, но ее там нет. Вид омлета вызывает

у меня в животе голодное урчание. Можно подумать, что после вчерашней попойки мой

желудок ничего не захочет. Я хватаю еду пальцами, как маленький ребенок, а потом не

задумываясь запихиваю вкусный завтрак в рот. У меня вырывается стон, когда я

улавливаю вкус болгарского перца и сыра пепперджек.

Это один из лучших омлетов, какой я только пробовала.

Полчаса спустя, лежа в кровати, я напеваю себе под нос, и уставившись в потолок студии

Тристана, медленно проваливаюсь в сон.

— Добрый вечер, малышка.

Я резко открываю глаза и встречаюсь с карими глазами, которые смотрят на меня с

улыбкой. Кажется, будто я не видела Тристана очень давно, но прошло всего несколько

часов. И где он был все это время? Я сажусь, пока он подходит и присаживается на край

кровати рядом со мной. Я пытаюсь пошевелиться, но цепи вокруг моих лодыжек не

позволяют мне встать с кровати. Взгляд Тристана перемещается на мои ноги, а потом

возвращается ко мне. Он громко усмехается.

— Зачем это? — раздраженно спрашиваю я.

— Ты не читала записку?

— О, читала. Я также съела тот потрясающе вкусный омлет, который ты оставил для

меня. Но все равно, я не понимаю, зачем ты приковал меня к своей кровати.

Его взгляд темнеет, наполняясь жидким теплом, когда он берет меня за подбородок и

крепко целует. От него исходит вкус мяты. Я раскрываю свои губы, приветствуя этот

вкус. Он отстраняется, на его лице появляется смущенное выражение.

— Я хотел быть уверен, что ты будешь здесь, когда я вернусь. Я не мог позволить тебе

передумать насчет нас.

Я смеюсь, когда в уголках его губ закрадывается легкая улыбка. Никогда не видела

Тристана таким уязвимым. Он всегда казался таким уверенным в себе.

— Ты даже не оставил мне вилку, чтобы поесть, — говорю я, надеясь поднять ему

настроение.

— Вилку надо заслужить.

Он наклоняется ко мне, упираясь руками на кровать. Я немного отодвигаюсь назад, позволяя ему нависнуть надо мной своим прекрасным телом. Прошло лишь несколько

часов, но я снова нуждаюсь в нем. Тристан хватает мое запястье и прикладывает к своему

сердцу. Оно колотится в бешеном ритме под всеми этими мускулами. Он наклоняется

ниже и целует меня. Внезапно я чувствую уверенность и начинаю дразнить его губы

своим языком. Мгновение спустя Тристан отвечает моему натиску. Он трется об меня, вдавливая глубже в матрас. Тристан прерывает поцелуй и, нависнув надо мной, смотрит

на меня с удвоенной интенсивностью. Его глаза темнеют, когда он проводит рукой от

моей груди вниз к промежности. Я выгибаюсь, когда его пальцы скользят в мою киску.

Все мысли ускользают от меня, сосредоточившись на пальцах Тристана. Он доводит меня

до безумия, надавливая и пощипывая мой клитор.

— Ты становишься мокрой, как только подумаешь обо мне, не так ли?

— Да, — с дрожью отвечаю я.

Его глаза становятся цвета меда, они меняют свой цвет, наполняясь желанием. Я могла бы