Краснокутскому стрелковому полку выступить в 19.00 9 марта из Казачьей (Русской) Таловки на Порт-Артур, откуда, после двухчасового привала (с 23.30 до 1 ч. 30 мин.), на Сломихинскую и к 6.00 10 марта подойти к пункту в 7,5 верстах от нее, установив связь с Интернациональным полком для одновременного удара.
Интернациональному стрелковому полку выступить из Саракупа 9 марта в 22.00 на Моч. Кожан и далее (после привала с 1.00 до 3.00) на Сломихинскую. К 6.00 10 марта подойти к пункту в 7,5 верстах северо-западнее Сломихинской и установить связь с Савинским полком.
Савинскому стрелковому полку в 20.30 9 марта выступить из Вербовского и к 1.00 подойти к месту двухчасового привала — южной оконечности озера Рыбный Сакрыл. К 6.00 10 марта выйти к М. Кара-Уткуль, в 7,5 верстах юго-восточнее Сломихинской, установив связь с Интернациональным полком для нанесения одновременного удара по противнику.
Артиллерии (прямой наводкой) открывать огонь по взводу от батареи, не допуская одновременного подавления артиллерией противника всей батареи. При обнаружении батарей противника немедленно заставить их замолчать вторыми взводами (схема 11)[500].
Схема 11. Взятие станицы Сломихинская 10.III.1919 г.
Формировавшийся Балаковский полк находился еще в городе Красный Кут и по приказу Чапаева срочно перебрасывался для участия в проводимой операции в Александров Гай, а затем в Казачью (Русскую) Таловку[501]. Месяцами сидевший здесь и не сумевший овладеть Сломихинской Андросов скептически улыбался. Чапаев продолжал диктовать, не обращая на это внимания.
Внимательно наблюдал за Чапаевым Фурманов. Стоял, присматривался, восторгался и опасался новой для него среды.
«Чапаев — герой, — рассуждал он с собою. — Он олицетворяет собою все неудержимое, стихийное, гневное и протестующее, что за долгое время накопилось в крестьянской среде. Но стихия… черт его знает, куда она мо…»
<В оригинале отсутствует стр. 215. — Прим. авт. fb2>
…хорошо окопан, укрыт за домами и другими постройками. Наступавшие же залегли под огнем на снегу и, видные как на ладони, оказались в трудном положении. В этот напряженный момент слева показалась казачья конница. Глубокий снег не позволил ей развить стремительную атаку, и Чапаев успел перебросить на левый фланг полка пулеметную команду. Конница была встречена плотным огнем пулеметов и артиллерийской батареи, бившей картечью. В рядах конников образовалась свалка, замешательство, а в следующий момент они уже гнали лошадей обратно, неся большие потери.
Отбив контратаку, артиллеристы перенесли огонь по пулеметам на мельницах и, как только ослаб их губительный огонь, бойцы Краснокутского полка перебежками стали сближаться с противником, чтобы затем устремиться в атаку.
Интернациональный полк тем временем вышел к Сломихинской с запада и завязал бой на ее окраине. Противник ожесточенно сопротивлялся, вел огонь из окон и с крыш домов, но интернационалисты, уничтожая огневые точки, настойчиво пробивались к центру станицы. В Краснокутском полку уже дружно гремело «ура!». Бойцы устремились в атаку. Сопротивление противника заметно ослабло, а вскоре и окончательно было сломлено. Всюду были видны разгоряченные боем красноармейцы.
С юга с запозданием подходил к Сломихинской недисциплинированный Савинский полк, «усомнившийся» в своем командире, который якобы уводил их к противнику. С наступлением надолго задержались, шумели, «выясняли», ко времени не подоспели, в бою не участвовали, дали возможность противнику отвести свои силы. Возмутительное поведение полка много доставило хлопот Чапаеву, который во время боя гнал туда гонцов, не имея с полками связи и не зная, в чем дело.
Тяжело переносил сломихинский бой Д. А. Фурманов. «Отлегло, стало дышаться легче», — отметил он в дневнике, когда узнал о взятии Сломихинской[502].
Но как бы ни было в бою, а через два часа в штаб армии доносили:
«Сегодня в 13 часов станица Сломихинская занята войсками Александров-Гайской группы. С нашей стороны потери незначительные. Силы противника в два раза превышают численность наших войск. Техническое вооружение противника — 5 трехдюймовых орудий, одно — 11,2 дюйма и более 30 пулеметов. Противник отступил по направлению Мар Тазуба в 25 верстах северо-восточнее Сломихинской.
Комбриг Чапаев, военком Фурманов»[503].
После боя пришлось заниматься не только Савинским полком. Если Савинский полк не участвовал в овладении Сломихинской, то Интернациональный полк отказывался наступать дальше. Он был укомплектован бывшими военнопленными австро-германской армии, работавшими в 1915–1918 годах в приволжских городах — Самаре и Симбирске — и изъявившими желание вступить добровольцами в Красную Армию. Большинство их стремилось на Западный фронт, чтобы принять участие в революционном движении у себя на родине, в Австрии, Венгрии и Германии. В данный момент этот вопрос был остро поднят приехавшей из Астрахани делегацией военнопленных с целью отправки интернационалистов полка в Астрахань и далее на запад. С их уходом в Александров-Гайской группе осталось бы 700 штыков при отсутствии специалистов — пулеметчиков и артиллеристов. Это грозило срывом начатой операции, о чем 11 марта М. В. Фрунзе сообщал телеграммой в Реввоенсовет Восточного фронта[504]. В конце концов интернационалисты, поняв необходимость, остались. Многие из них позднее прекрасно сражались в составе Чапаевской дивизии.
Не обошлось в Сломихинской и без случаев грабежей, хотя и мелких. Отдельные бойцы позволяли себе брать вещи даже совершенно ненужные, «просто так», по распущенности. Узнав об этом, В. И. Чапаев распорядился провести утром следующего дня митинги во всех полках. Красноармейцы поклялись впредь не допускать подобного, борясь с этим злом в своей среде самым беспощадным образом[505]. На митинге Фурманов впервые слушал Чапаева и описал потом воздействие его речи на бойцов в романе «Чапаев».
Недостойно вело себя и бывшее командование бригады. Со взятием Сломихинской напились пьяными и вели себя недопустимо бывший командир бригады Андросов, начальник штаба бригады и другие лица. Чапаев приказал всю пьяную компанию арестовать и отправить в Александров Гай. Заведующий политотделом бригады Ефимов занял при этом неправильную позицию. Его обеспокоили не поведение Савинского полка, не выступления в Интернациональном полку, не случаи грабежей населения красноармейцами и бесчинства пьяных «руководителей», в чем и его вина, заведующего политотделом, а возмутили меры, принятые Чапаевым по наведению дисциплины и порядка в бригаде. Признавая арест правильным, он в то же время заявил, что Чапаев вносит дезорганизацию и анархию и что работать с ним он не желает. Между Ефимовым и работником политотдела армии Мюратом по поводу ареста произошел следующий разговор по прямому проводу.
«Мюрат: Зав. политотделом армии тов. Кучмин предлагает сообщить подробности ареста штаба бригады, так как из политических известий ничего толком понять невозможно. Сообщите, можете ли из ваших сотрудников назначить временно заведующим политотделом до приезда нового?
Ефимов: Я сообщал, что начальник бригады и начальник штаба, зав. оперативным отделом, комендант станицы Сломихинской, врид политкома бригады арестованы помощником политкома кавалерийского дивизиона за пьянство. Арестованы они при выходе из штаба бригады. Политком связи, тоже бывший в пьяном виде, скрылся неизвестно куда. Пять арестованных под конвоем прибыли в Александров Гай. Штаб бригады тоже прибыл в Александров Гай.
500
Легендарный начдив. Сборник документов, с. 117–118, № 174.
501
ЦГАСА, ф. 184, оп. 3, д. 213, л. 105.
502
Дм. Фурманов. Собр. соч. в 3-х томах, т. 1, с. 73.
503
ЦГАСА, ф. 184, оп. 3, д. 213, л. 79.
504
М. В. Фрунзе на фронтах гражданской войны, с. 66.
505
Дм. Фурманов. Собр. соч., т. 4, с. 177–178.