Анатолий «Джордж» Гуницкий

ТАК НАЧИНАЛСЯ «АКВАРИУМ»

Стихи – это вода

которая кем-то

была пролита

на сухую землю Ругры

Джин Хэзз

БОРЯ И ТОЛЯ

Мне рассказал Джордж, что с Борисом Гребенщиковым они познакомились то ли в 1961-ом, то ли в 1962-ом. году. Давно это было. Очень давно.

Жили тогда Борис и Джордж в Московском районе, на Алтайской улице, в доме номер двадцать два.

Джордж рассказал, что его семья поселилась на Алтайской раньше, чем семейство Бориса. Джордж не помнит, как он звал Бориса тогда, когда они познакомились, ведь с тех пор прошло больше сорока с крючком лет. За эти годы и не такое можно позабыть. В анналах истории Гуры сказано, что за сорок лет принц Джон Горностай забыл, как зовут его мать. Или он этого и не знал никогда.

Некоторые люди думают и даже предполагают, что прежде Джордж называл Бориса Борей, а Борис называл Джорджа Толей. Да, когда-то бывало и такое. Джордж рассказал мне, что тогда он ещё не был Джорджем. Что Джорджем он стал значительно позднее. Потому что так его стал называть Борис в начале семидесятых. Давно это было. Очень давно.

Тогда, в ту сладкую и свежую пору Борис и Джордж много и часто слушали БИТЛЗ, и ещё им очень нравились сольные альбомы Джорджа Харрисона.

Борис решил, что Джордж (тот, который Толя) похож на Харрисона. Джордж не возражал. Он даже и не думал возражать…

Итак, Борис стал называть его Джорджем. Джордж не был особенно похож на Харрисона. Но всё-таки благодаря чёрным волосам, и усам, и бороде (тоже чёрным) некоторое небольшое сходство с Харрисоном наблюдалось.

Джордж рассказал мне, что вроде бы вскоре после того как Борис стал называть его Джорджем, он стал называть Бориса Бобом. Быть может, они даже одновременно перестали называть друг друга Борей и Толей, и стали именовать друг друга Боб и Джордж. В ближайшем дальнейшем их уже мало кто знал как Толю и Борю – кроме родителей, конечно, и скучных официальных персонажей, с которыми каждому из нас, так или иначе, вне зависимости от наших желаний, рано ли, поздно ли, но приходится иногда общаться.

Забежим немного вперёд. Не стоит даже комментировать, что теперь – сегодня – нынче – да и давно уже, всяческая публика – и широкая, и узкая, и столичная, и провинциальная, – знает Гребенщикова именно как Бориса. Другие его имена – даже такое имя как Пурушотамма – для публики менее очевидны. Только это уже её проблемы. Но никак не Джорджа. Который с давних, с туманных и с дымчатых пор, просто самым естественным образом привык – и не отвыкнуть ему от этого никак, правда, и не желает он отвыкать – к имени Боб. По-другому обращаться к своему другу он не желает. Ну не расстреливать же его теперь за это.

Боб и Джордж – это была очень боевая пара. Сильнейший в своем роде психоделический дуэт. Да, Джордж сам говорил мне об этом. В тот самый день, когда он пришёл к выводу, что теперь Борис не назвал бы его Джорджем. Из-за полуотсутствия волос. То есть, волосы у Джорджа по-прежнему остались чёрными, только самих волос, уже подёрнутых легким хворостом седины, не слишком много. Боб тоже не может похвастаться особенно пышной шевелюрой.

Специфическую манеру общения дуэта Боб – Джордж совсем недавно, летом 2007-го, подметила Катя Рубекина, прелестная барышня-администратор группы АКВАРИУМ, которая присутствовала при одном их диалоге.

Трудно сказать, о чем они тогда разговаривали.

Никто этого не знает, а они cами – едва ли помнят.

Тогда Катя сказала: «вы говорите на каком-то своём, на особенном языке».

Едва ли кто-нибудь стал бы с ней спорить. Они – то есть Боб и Джордж – и не стали с ней спорить.

Джордж рассказал мне, что когда его семья поселились на Алтайской улице, то из окон был виден Московский проспект. Странная информация. Ежели она соответствует действительности, то получается, что в 1959-ом году ещё не было построено солидное – большое – реальное множество домов, которые теперь находятся между домом номер 22 по Алтайской улице и Московским проспектом. Однако не верить – не доверять Джорджу – подозревать его в неискренности – в фальши – в лукавстве – нет совершенно никаких оснований. В конце концов, ему в 1959 году было всего-то на всего шесть лет. К тому же тогда Джордж и не был ещё Джорджем. И ещё Джордж говорит, что Боб и его семья поселились в этом доме на несколько лет позже, году в 1961-ом. Или немного раньше?

Итак, в те магические древние годы Джордж (который тогда ещё вовсю был Толей) и Боб (который в те же доисторические времена был для Толи только Борей) жили в соседних парадных, Толя – на третьем этаже, в квартире номер 53, а Боря – на пятом, в квартире номер 44. Школа четыреста двадцать девятая, в которой оба они – то есть и Боря, и Толя – учились, находилась рядом, в соседнем здании. Боря учился на класс ниже, потому что родился он в ноябре тысяча девятьсот пятьдесят третьего, в конце месяца, 27-го, а Толя немного пораньше, 30 сентября. Толя закончил 429-ую школу, а Боря сразу по окончании восьмого класса перешёл в 239-ую физико-математическую. Но они всё равно продолжали дружить. Общаться – беседовать– встречаться – слушать музыку – немного собирать марки – гулять во дворе. Или не гулять. Или не во дворе. Или не собирать.

Судя по рассказам Бориса тех дальних, давно ушедших лет, в 239-ой было повеселее. Чем же именно? Джордж сказал, что как раз этого он и не помнит, потому что в этой школе не учился. Но предположил наличие в 239-ой некоего более сильного и учебного, и общественно-тусовочного драйва. Наверное, так оно и было.

Зато в бесхитростно-традиционной 429-ой имелось немало своих плюсов, и самое главное, что русский язык и литературу там преподавала замечательная Ася Львовна Майзель. Ещё она вела после уроков литературный кружок. Джордж говорит, что на занятиях кружка собиралось не слишком много любителей литературы, однако и он, и Борис посещали этот кружок обязательно. В этот же кружок ходил Валерий Обогрелов, их хороший приятель – правда, в большей степени Джорджа, чем Бориса. Валера, добившийся потом немалых успехов в качестве режиссёра ленинградско-петербургского-петроградского телевидения, некоторое время даже считался одним из аппаратчиков раннего АКВАРИУМА. Какой-либо конкретной аппаратурной деятельностью он в аквариумном сообществе никогда не занимался. Даже не планировал особенно ею заниматься. Возможно, что-то ещё по «обогрелово-аквариумной» теме подзабылось… Так ведь недаром почтенный Олег Гаркуша, являющийся помимо своего знаменитого аукцыонного шоуменства ещё и поэтом, и автором мемуарного типа книги «Мальчик как мальчик», говорит, что лучше писать мемуаристику в раннем, в не старом возрасте, пока ещё из головы не улетучились блоки воспоминаний. С одной стороны, мистер Гаркундель прав: «береги честь смолоду», «жизнь надо прожить так…», «мы всех лучше, мы всех краше» и всё такое прочее. Но когда воспоминательный аудио-видео блок просматривается с высот – холмов – горок – возвышений собственного экспириенса, то тогда некоторые зоны видны гораздо более отчетливо. Более детально и остро. Более ещё как-то.

А некоторые – да, они забываются. Что ж делать, нет в этом мире совершенства.

НОТА И ЧАЙКА

Да и не было его никогда. Едва ли оно здесь появится.

Зато Джордж рассказал мне, что во-первых, планировка квартиры у Бориса было точно такой же, как и у него, у Джорджа. И что во-вторых, он (Джордж) нередко – частенько – не раз и не два – много раз – из года в год – неоднократно – бывал у Бориса дома; и тогда, когда Борис ещё был Борисом, и, конечно же несколько попозже, когда Борис уже стал для него Бобом. Боб (или ещё Борис, сейчас уже сложно – нереально – невозможно в этом разобраться) рассказывал ему, что у них дома раз или даже два раза пел Евгений Клячкин. Случилось это в ту эпоху, когда в стране начали звучать живые песни Высоцкого, Окуджавы, Кукина, Галича, Кима, Дулова, Матвеевой и, конечно, Клячкин тоже шёл в этом ряду. Ну а потом, вскоре, в России забурлила мощная – сильнейшая – всепроникающая – будто бы всё преодолевающая – якобы всеобъемлющая – могучая рок-н-ролльная волна.