Изменить стиль страницы

Глава 37

Все три лошади были в мыле и тяжело дышали. Бростек первым спрыгнул с седла.

— Где она?

— Вон там. — И музыкант указал на серый туман.

— Одна?

— Да. Я пытался…

— И сколько времени она там? — спросил Варо.

— Десять дней.

— О боги! — воскликнул Бростек. — Почему ты ее не остановил?

— Я не мог! — защищаясь, воскликнул Хьюитт. — Она…

— Неужели ты даже не искал ее? — яростно вскричал Бростек.

— Я пытался ее отыскать! — обозлился Хьюитт. — Но это просто невозможно! Там, в этой серой дряни, тотчас слепнешь! Я просто ходил кругами и возвращался туда же, откуда пустился в путь.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сверкнул глазами Бростек и решительно направился к туманному озеру.

— Подожди!

Кередин спешился последним и хотя еще не вполне пришел в себя после бешеной скачки, возглас его прозвучал крайне убедительно. Бростек остановился, обернулся и недоуменно поглядел на товарища.

— Это не простой туман! — сказал бывший волшебник. — Кстати, тебе и самому это известно. Следует хорошенько поразмыслить, прежде чем очертя голову туда бросаться! Магары нет уже довольно долго. Лишний час ничего не прибавит и не убавит, но, если не пораскинуть, как следует мозгами, можно провалить все!

— Кередин прав, — спокойно подтвердил Варо. — Пока мы не знаем, с чем имеем дело.

Бростек молчал. Все в нем кричало, что медлить нельзя, что Магару надо как можно скорее освободить, но он в конце концов согласился с друзьями, в отличие от него мыслящими здраво.

— Хорошо, — буркнул он и вновь обернулся к Хьюитту: — Расскажи все, что тебе известно.

— И начинай с начала, — прибавил Кередин.

Хьюитт начал с того, как они с Магарой покинули Тревайн, поведал о том, что девушка разузнала в Аренгарде, потом о затмении и ее предполагаемой беседе с Лисле на горе Свистунье и наконец о волшебном панно и невероятных, но очевидных переменах в нем.

— Магара взяла панно с собой? — спросил Кередин.

— Нет. Она оставила его мне.

— Чего же ты молчал? — взбеленился Бростек. Хьюитту очень не хотелось показывать кому бы то ни было то, во что превратились картины, прежде столь прекрасные, но делать было нечего, и он принес панно. Когда он развернул полотно, все оцепенели от ужаса.

— Что за жуткое место! — выдохнул Бростек. На лице Кередина застыла гримаса отвращения.

Один Варо оставался внешне спокойным.

— Жаль, что не могу показать вам панно прежним, — вздохнул Хьюитт. — Оно было невыразимо прекрасно!

— А перемены происходили лишь во время затмений? — спросил Кередин.

— Началось именно с этого, — кивнул Хьюитт. — По крайней мере, я замечал разницу вскоре после затмений. Но вот с тех самых пор, как Магара ушла… туда, эти страшные перемены уже не связаны напрямую с затмениями. Почти все самое страшное случилось вчера, после желто-синего затмения. Кстати, вы его видели? Тогда же из радуги исчезли желтая и синяя полосы…

— Как, еще два человека-ножа мертвы? — изумился Варо.

Все трое тотчас же отметили прямую связь между гибелью людей-ножей и исчезновением цветов из радуги.

— Похоже на то, — подтвердил Бростек.

— Значит, осталось только двое, — подытожил Кередин. — Очевидно, Оранжевый уцелел потому, что мы вовремя не добрались до Салемского перевала…

— А что произойдет, когда исчезнут все цвета? — еле слышно спросил Бростек.

— Настанет тьма, — прошептал Хьюитт. Ему, как никому другому, понятно было волнение трех друзей.

— А ведь это двойное затмение по времени совпало с нашим разговором с Магарой! — воскликнул Варо, обращаясь к Бростеку.

— С разговором? — ошалел Хьюитт. — Что еще за разговор?

— Все было очень странно, — ответил Варо. — Мы одновременно услышали ее голос. Она звала нас по именам, потом сказала что-то еще, но мы не разобрали слов. Спросила еще: «Вы слышите меня?»

— А вот эта штука стала горячей, — прибавил Бростек, выуживая из кармана подвеску мертвого мага и высоко поднимая ее в воздух.

— И у Магары есть такая штуковина! — воскликнул Хьюитт. — Она нашла его в кристалле, который ныряльщики достали ей из озера!

— В Тревайне? — недоуменно уточнил Кередин.

— Да, — кивнул музыкант. — Иро сказал Магаре, что это древний символ света.

Трое путешественников переглянулись.

— Стало быть, Линтон прав и в кратере скрыто нечто очень важное… — задумчиво проговорил Варо. — Но что?

— Не отвлекайтесь! Вы рассказывали о разговоре с Магарой! — нетерпеливо прервал его Хьюитт.

— Нам кажется, она сказала: «Пробудите волшебника в Неверне!», — сказал Варо. — Но я все же не вполне уверен…

— Но она, несомненно, сказала что-то про Неверн, — подхватил Бростек. — Мы и так направлялись сюда, но после того, что услышали, просто загнали лошадей!

— Однако последние ее слова были странными, — снова заговорил Варо. — Я совершенно ясно слышал: «Не надо!» Но поскольку это противоречит всему, сказанному ею ранее, мы рассудили, что относилось это не к нам, а к кому-то другому. Вот кому — это вопрос…

— По крайней мере, она еще жива, — тихо сказал Хьюитт. Он начал было в этом всерьез сомневаться. — А вам удалось ей ответить? — спохватился музыкант.

— Мы пытались, но толком не знали, как это сделать, — ответил Варо.

— Потом мы решили сделать все, о чем Магара просила, — объяснил Бростек, — и тут поняли, что на самом деле понятия не имеем, о чем именно она просила! Ну в самом деле, как разбудить этого волшебника из Неверна?

— Ну, перво-наперво, туда надо проникнуть, — заметил Кередин.

Все поглядели на неумолимый туман.

— Ты все еще полагаешь, что это — магический ключ к Неверну? — Варо кивнул в сторону панно.

— Да. Теперь я как никогда в этом уверен, — ответил Кередин. — Все, что Магара прочла в библиотеке Аренгарда, лишь подтверждает это предположение, а перемены в картине, несомненно, являются зеркальным отражением реальных перемен в волшебном саду. К тому же нам известно, что панно неким образом связано с людьми-ножами и затмениями…

— Затмения беспокоят даже Картель, — вставил Хьюитт.

— Спасибо, друг, мне сразу же полегчало! — едко парировал Бростек. — Теперь все мы можем спать спокойно!

— Когда Магара входила в туман, как раз случилось затмение, — припомнил Хьюитт, и по коже у него тотчас забегали мурашки. — Оно было голубое…

Нахлынувшие воспоминания заставили всех умолкнуть, но через некоторое время голос Варо вернул его друзей к действительности:

— Ну хорошо. Пора подводить итоги. Панно — магический ключ к Неверну и одновременно — ключ к Лабиринту Теней. Похоже, Магаре удалось сквозь него пройти. Если бы она просто заблудилась, то давным-давно вышла бы из тумана. А это значит, что и нам это под силу.

Варо говорил очень уверенно. Казалось, он всем сердцем верит, что, пройдя сквозь таинственный лабиринт, они вызволят свою подругу.

— Однако там, внутри, нам придется действовать вслепую, — добавил Бростек. — Хьюитт сказал, будто в тумане и собственного носа не разглядеть.

Музыкант отчаянно закивал.

— Не забудь и еще кое о чем, — напомнил Варо. — Если мы верно поняли Магару, то где-то там есть и волшебник. Нам следует его каким-то образом разбудить — возможно, именно он поможет нам справиться с людьми-ножами? — Он помолчал. — Итак, что мы имеем еще?

— А не забыли ли вы древние легенды? — вдруг спросил Хьюитт. — Ведь только «невинные и чистые сердцем» могут войти в Неверн. А в мире не восторжествует зло, «доколе сияет солнце на небе над волшебным садом». В этом саду, между прочим, одновременно царят все четыре времени года…

— Интересно, насколько мы невинны? — задумался Бростек.

— Если Неверн сейчас именно таков, — кивнул Кередин в сторону панно, — то с солнечным светом там дело обстоит неважно…

— Как ты сказал — все времена года разом? — переспросил Варо.

Хьюитт подробно рассказал о странностях прежней картины, изображающей магический сад.