— А позвольте познакомиться, как вас зовут? — спросил Владимир Ильич.
— Её Бобкой зовут! — в восторге закричали ребята.
— Господин Бобчинский, — сказал Владимир Ильич.
И протянул Бобке руку, а она лапку дала. Ну уж тут ребята вовсе пришли в восхищение. Не знали, чем ещё Владимира Ильича удивить. Другую свою любимицу, кошку Муську, притащили показывать. И Ленин решил, что Надежде Константиновне хорошо будет среди этой весёлой и живой ребятни. Проводил Надежду Константиновну в Лесную школу. Страшно занят был Ленин. Каждый день до поздней ночи занят был решением государственных дел. Всё в государстве строилось заново, а ведь Ленин был главой государства.
А вечером всё-таки выберет час, скажет Гилю:
— Поедем навестим Надежду Константиновну, а?
Настала зима. Навалило снегу. Москву замело, занесло. Ломовики не успевали вывозить из города снег, так и стояли сугробы по улицам, вышиной чуть не в два этажа.
В один такой снежный январский день 1919 года в Лесной школе была назначена ёлка. Владимир Ильич обещал приехать на ёлку. Собрались под вечер с Марией Ильиничной, взяли для Надежды Константиновны бидончик молока и поехали.
Машину, как всегда, вёл шофёр Гиль. Да ещё поехал товарищ из охраны, Чебанов.
Был воскресный день, народу на улицах множество. Заваленные сугробами улицы были узки, словно траншеи, в иных местах не проедешь. Но шофёр Гиль ловко маневрировал между людьми и горами снега, машина шла без задержки.
Вдруг, при въезде в Сокольники, у железнодорожного моста, где не видно было людей, трое человек загородили дорогу:
— Стой. Будем стрелять!
Гиль хотел проскочить, но Владимир Ильич велел остановиться. Владимир Ильич подумал, что это милиционеры. Время военное, милиционеры обязаны следить, кто выезжает на машине за город. А что не по форме одеты, так тогда милицейской формы ещё не водилось.
Автомобиль стал. Трое здоровенных мужчин окружили машину. Распахнули дверцы. Нацелили револьверные дула:
— Вылезайте!
Все вышли.
— Я Ленин, — сказал Владимир Ильич.
Он всё ещё думал, что это милиционеры. Но что такое? В одну секунду двое приставили к вискам Владимира Ильича револьверы. Он чувствовал их холодную сталь. Третий, в папахе, с наглым лицом, живо обшарил карманы. Забрал кремлёвский пропуск и маленький ленинский браунинг.
— Какое вы имеете право? — возмущённо воскликнула Мария Ильинична. — Показывайте ваши мандаты.
— Нам мандаты не требуются. У нас на всё право есть.
И бандиты вскочили в автомобиль и погнали прочь, издали грозясь револьверами. Автомобиль скрылся из виду. Всё это случилось так быстро, никто не успел и опомниться.
Несколько мгновений Владимир Ильич в негодовании молчал. Потом с упрёком:
— Позор! Сколько нас народу, дали машину угнать.
— Владимир Ильич! Я в них оттого не стрелял, что боялся, вас не убили бы? — горячо сказал Гиль.
— Да, пожалуй, бессмысленно было лезть в драку, силы уж очень неравные, — согласился Владимир Ильич.
Кинул на товарища Чебанова взгляд и расхохотался. Да как! Заразительно, как только он умел хохотать. Невольно и Мария Ильинична с Гилем рассмеялись. Один Чебанов без смеха стоял… держал в руке бидон с молоком.
— Единственно, что спасли от грабителей! — смеясь, воскликнул Владимир Ильич.
Чебанов прямо-таки онемел от стыда. А Владимир Ильич не унимался:
— Спасибо, хоть молоко сберегли. И бидон как-никак тоже необходимая вещь.
И, подшучивая над чекистом Чебановым, который с каким-то ошарашенным видом одной рукой щупал в кармане оружие, а в другой нёс злополучный бидон, все пошли в Сокольнический райсовет, недалеко от железнодорожного моста. В райсовете Владимиру Ильичу раздобыли машину и повезли его с Марией Ильиничной в Лесную школу. И тут же сообщили о нападении Дзержинскому. Получив приказ, чекисты рассыпались по Москве в погоне за грабителями. И скоро поймали.
Надежда Константиновна бродила как тень от окна к окну. Вглядывалась в зимний сад, утонувший в глубоком снегу. Отчего опаздывает Владимир Ильич? Неужто снова беда?
Тревога передалась ребятам. Охватила всю школу. Медленно-медленно двигалась стрелка часов.
Наконец чей-то счастливый голос разнёсся по дому:
— Приехали!
И Владимир Ильич вбежал со двора. Пальто нараспашку, борода и брови заиндевели, щёки разрумянились.
— Дед Мороз! — закричали ребята. Облепили, повисли.
— Здравствуй, милый, хороший Дед Мороз, ты нам праздник привёз!
Насилу Владимир Ильич сквозь ребячью толпу добрался до Надежды Константиновны. Сначала не хотел о бандитах рассказывать, но она вглядывалась в него с таким беспокойством, сердцем чуяла что-то неладное.
— Пустяки, Надюша, сущие пустяки.
Она побледнела, услышав про грабителей. Ничего не сказала. Только тихо:
— Спасибо, обошлось.
И началось веселье. Красавица ёлка, убранная самодельными флажками, золочёной звездой и игрушками, высилась до потолка в школьном зале. Чудесно пахло зимним лесом и хвоей. Ребята повели хоровод вокруг ёлки. И Владимир Ильич пошёл в хороводе. Ребята пели, и Владимир Ильич пел. Затеяли игру в кошки-мышки. В жмурки играли. В прятки играли. Веселились до упаду. Вот был праздник так праздник!
А Надежда Константиновна, которая одна знала, что два часа назад Владимир Ильич стоял под дулами бандитских револьверов, от смерти на шаг, глядела на него, любовалась и думала с гордостью: «Ты бесстрашный человек. Оттого и весёлый».
ГОРЬКИЕ ПОТЕРИ
Снова поезд шёл из Петрограда в Москву. Снова в поезде Владимир Ильич. И сестра Анна Ильинична. Был март 1919 года. Ночь. Тусклым светом горела керосиновая лампочка. Вагон шатало. Тоскливо стучали колёса.
Анна Ильинична съёжилась в уголке, сгорбила плечи. Они ездили хоронить Марка Тимофеевича, мужа Анны Ильиничны.
Новая напасть навалилась на нашу страну. Смертоносная болезнь ходила по городам и сёлам, железным дорогам и станциям — всюду, куда заползала сыпнотифозная вошь. Люди умирали от сыпного тифа. Больниц было мало, докторов мало, лекарств мало.
Марк Тимофеевич Елизаров приехал в Петроград в командировку и умер от тифа-сыпняка в несколько дней. К двум родным могилам под белостволой берёзой на Волковом кладбище прибавилась третья. Анна Ильинична горбила плечи, куталась в шаль. Владимир Ильич ласково провёл ладонью по её седеющим уже волосам.
…Много светлых и горестных лет связано с Марком. В юности Марк был товарищем Саши. Сашу казнили. Марк вошёл в их семью. Умный, душевный, он стал близок и нужен всем в доме, родной человек!
— Он и революции очень был нужен, настоящий был коммунист! — сказал Владимир Ильич.
Анна Ильинична оцепенела от горя, но повторила с любовью и гордостью:
— Марк настоящий был коммунист.
Поезд мчался сквозь тёмную ночь. Чёрным забором тянулся вдоль полотна железной дороги неодетый мартовский лес. Соломенные деревни летели навстречу. Глухо и немо высились фабричные трубы. Не дымя. Всё меньше работало заводов и фабрик. Сырья не хватало. Топлива нет. Фабрики останавливались. Разруха.
«Тяжко, особенно тяжко в такое суровое время терять верных друзей», — думал Владимир Ильич.
А в Москве ждало новое горе. Председателя ВЦИК Якова Михайловича Свердлова свалила испанка. Откуда-то, из Испании, принеслась небывалая болезнь, налетела как вихрь. Без пощады сжигала, тысячами косила людей. Тысячами косил сыпной тиф. Голод, гражданская война. Бедствия, бедствия. В заграничных газетах злорадно писали: Советской власти скоро конец.
Владимир Ильич стиснул ладонями голову. Трудно.
Выжил бы только Свердлов! Как они работали вместе!
«Надо, Яков Михайлович, сделать…» — скажет о чём-нибудь Владимир Ильич.
В ответ спокойно:
«Уже».
«Что уже?»
«Сделано, Владимир Ильич».
«Когда вы успели, Яков Михайлович? Мы с вами почти и не говорили об этом».