МУСАИЛ-ЛЕС. Тише вы, козлы лесные! Раньше времени драку затеяли! Эдакий шум-гам подняли, что небесного грому не слыхать! (Поднимает голову.) Что ж не гремишь, батюшка гром? А ну грянь!

Вдалеке глухо ворчит гром.

А ну посильнее!

Гром гремит грознее и ближе. Авдотья просыпается и, поднявшись на ноги, в страхе глядит на небо.

Что, молодайка? Потревожили тебя? Ну, не пеняй! В рябинову ночь спать — счастье проспать. Поди-ка сюда!

АВДОТЬЯ (со страхом оглядываясь на Соснового и Ольхового, подходит к Мусаилу). Это кто же звал меня? Никак ты, дедушка?

МУСАИЛ-ЛЕС. Я.

АВДОТЬЯ. Не признала я тебя. Будто ты поменьше был…

МУСАИЛ-ЛЕС. Ого-го! Я какой хочу быть, такой и могу быть. Полем иду — вровень с травою, бором иду — вровень с сосною. Да ты что озираешься? Али до сей поры леших не видывала?

АВДОТЬЯ. И впрямь не видывала… Таких и во сне не увидишь. А увидишь — не поверишь.

ЛЕШИЕ (прыгая и кувыркаясь). Э-ге-ге! И увидишь — не поверишь! И поверишь — не увидишь!…

МУСАИЛ-ЛЕС. Цыц, косматые! А ты не бойся их, бабонька. То ли на белом свете бывает. АВДОТЬЯ. Ох, я и тебя, дедушка, боюсь!…

МУСАИЛ-ЛЕС. Так и надо. На то я и Мусаил-Лес, меня все боятся. Да только страх-то у тебя впереди. Глянь-кось!

В эту минуту тьма над поляной сгущается.

АВДОТЬЯ. Да ведь не видать ничего…

МУСАИЛ-ЛЕС. А ты знай гляди!

Над одним из кустов папоротника возникает слабый желто-розовый свет.

ОЛЬХОВЫЙ. Светится!…

СОСНОВЫЙ. Огнем наливается!…

МУСАИЛ-ЛЕС. Расцветает жар-цвет, трава нецветущая!

И вдруг небо словно раскалывается. Слышен оглушительный раскат грома. Золотая стрела молнии ударяет в светящуюся точку, и сразу на кусте раскрывается огненный цветок.

АВДОТЬЯ. Ох, батюшки!…

МУСАИЛ-ЛЕС. Ну что ж, коли себя не пожалеешь, грома небесного не побоишься, сорви, попытай свое счастье!

АВДОТЬЯ (тихо). Попытаю. (Идет прямо к огненному цветку.)

В это время справа от нее, слева, спереди, сзади повсюду расцветают такие же огненные цветы. Алый, как зарево, свет заливает всю поляну. Авдотья, ослепленная, останавливается.

Ох, да что ж это? Где он? Который? Этот? Аль этот?…

МУСАИЛ-ЛЕС. Сумей отыскать.

ОЛЬХОВЫЙ. Вон, вон, гляди! Тот всех поболе — тот рви!

СОСНОВЫЙ. Врешь, этот жарче — этот хватай!

АВДОТЬЯ (растерянно оглядываясь). Постойте!… Погодите! Я сама… (Наклоняется к одному цветку.) Ишь ты, так и тянется к тебе, ажно к рукам липнет… Нет, не этот!

Цветок сразу меркнет.

И не этот. И не этот!… (Раздвигая меркнущие у нее под руками цветы, доходит до края поляны.) Вот он, жар-цвет!

ОЛЬХОВЫЙ и СОСНОВЫЙ (вместе). Нашла!…

МУСАИЛ-ЛЕС. Ну, коли сыскала — попробуй сорвать.

АВДОТЬЯ. Сорву. (Протягивает руку.)

В тот же миг каждый лепесток цветка превращается в язык пламени. Пламя разрастается. Это уже не огненный цветок, а целый бушующий костер. Авдотья в ужасе отстраняется.

ОЛЬХОВЫЙ (гогоча и кувыркаясь.). Го-го-го! Что, сорвала?

СОСНОВЫЙ (так же). Отойди! Отступись! Сгоришь!… Го-го-го!…

АВДОТЬЯ (поглядев сперва на одного, потом на другого). Хоть и сгорю, а не отступлюсь. (Смело протягивает руку в самый огонь.)

И сейчас же языки пламени опять превращаются в лепестки. В руках у Авдотьи огненный цветок.

ОЛЬХОВЫЙ и СОСНОВЫЙ (вместе). Сорвала!…

МУСАИЛ-ЛЕС. Ну, коли так, сумей унести.

АВДОТЬЯ. Унесу!

Вдруг стебель цветка превращается в змею. Грозя раздвоенным жалом, узкая змеиная головка тянется к Авдотье.

ОЛЬХОВЫЙ. Брось! Брось!

СОСНОВЫЙ. Ужалит!…

АВДОТЬЯ. Не брошу!

Змея исчезает.

ОЛЬХОВЫЙ. Вот дура-баба! Да ты оглянись. Земля под тобой качается…

АВДОТЬЯ. Ох!… (Хватается за деревце — оно сгибается.)

СОСНОВЫЙ. Лес на тебя валится!…

ОЛЬХОВЫЙ. Трава под тобой горит!… Пропадешь вместе с цветком.

СОСНОВЫЙ. Лучше нам отдай!

Авдотья невольно взглядывает себе под ноги. Трава у ее ног рдеет, точно раскаленные угли.

АВДОТЬЯ. Ох, страсти какие! Не брошу!… Не отдам! (Кидается к тому дереву, под которым лежала, и прислоняется к его стволу.)

Оглушительный удар грома. Молния ударяет прямо в дерево, будто метит в цветок.

Не отдам! (Падает на землю, закрыв цветок собой. Несколько мгновений лежит неподвижно.)

В это время вдалеке раздается петушиный крик. Ольховый и Сосновый исчезают. Авдотья приподнимается и в бледном свете утренней зари видит только старика, который сидит на пригорке, среди кустов папоротника. Это уж не леший, не Мусаил-Лес, а прежний старичок, который показал ей место для ночевки.

Дедушка! А, дедушка!

СТАРИК. Что, милая?

АВДОТЬЯ. Притаились они али вправду пропали?

СТАРИК. Кто, голубонька?

АВДОТЬЯ. Да эти — мохнатые, с деревянными ладошами?

СТАРИК. Каки-таки лохматые? Во сне они тебе померещились, что ли?

АВДОТЬЯ. Во сне? А может, и впрямь во сне… (Оглядываясь.) Где легла, там и встала… Да нет! Наяву было! Вот и цветок у меня в руке, как был — в три цветика. Только погас, не светится боле… И какой маленький стал!

СТАРИК. Покажь-ка! Ты здесь его сорвала?

АВДОТЬЯ. Здесь. Нешто ты не видел?

СТАРИК. Нет, не здесь. Не наш это цветик, не лесной. Эдакие на открытом месте живут, в степи дикой.

АВДОТЬЯ. Что ты, дедушка! Вот тут он и рос — на этой самой поляне. Там вон, под рябиной!…

СТАРИК. Ну, коли говоришь, стало быть, так. Да оно и не диво. Бывает, что и наш лесной цветик в степь, на солнышко, выйдет, а бывает, что и степная травка в нашу лесную глухомань заберется. Птица ли семечко занесет, ветром ли забросит… Дело простое. Да кинь ты его, голубушка! На что он тебе? Глянь-кось! Уж и вянуть стал.

АВДОТЬЯ. Не брошу!

СТАРИК (посмеиваясь). Вот разумница! И впрямь не бросай, что нашла. Авось и пригодится. Я только тебя спытать хотел.

АВДОТЬЯ. Довольно пытали… А ты, дедушка, прости меня, глупую, скажи по правде: ты, часом, не лешуй?

Старик молчит.

Лешуй? Мусаил-Лес?

СТАРИК. Ого-го! Поживешь с мое в лесах, так и лешим, чего доброго, прослывешь и мохом обрастешь.

Вдалеке опять поет петух.

АВДОТЬЯ. Петухи поют!

СТАРИК. Третьи петухи.

АВДОТЬЯ. А я уж было думала, что и это во сне примерещилось. Да неужто тут люди живут?

СТАРИК. Где человек не живет! А только люди-то всякие-перевсякие бывают — и добрые и недобрые. Ты уж лучше в ту сторону не ходи. Я тебе другую дорогу покажу — в обход. Видишь там горелый лес? Гарью пройдешь, под гору спустишься, высохшее морцо обойдешь, а там охотный стан и тропочка… Запомнила?

АВДОТЬЯ. Запомнила. А короткий путь где, дедушка?

СТАРИК. Короткий? Через бурелом да по этому ручью до реки. Вода — она самую короткую дорогу знает. Только не ходи ты здесь, голубушка. Воде ближний путь надобен, а человеку — надежный.