Пора было трогаться, я подошел к своей лошади, и хотел было уже садиться в седло, но мое внимание отвлекло какое-то движение в кустах. В лесу мы явно были не одни и мне это не понравилось.
— Болеслав! — окликнул я своего адъютанта, — держи пистолеты наготове, у нас гости!
— Ваше высочество! — крикнул один из драгун, — вон еще!
Послышался стук копыт, обернувшись я увидел несколько всадников явна преграждавших нам возможные пути отхода. Выглядели эти ребята как казаки или небогатые шляхтичи, доспехов видно не было, многие вооружены луками. Некоторые торопливо разворачивали арканы. Уйти верхом было нереально, догонят и спеленают как младенцев, перестрелять зарядов не хватит. Оставался только один вариант углубиться в лес и отбиваться пока Кароль не придет на помощь с драгунами. Не глухой же он, в самом деле. С ружьем по лесу бегать не слишком удобно, поэтому хватаю аркебузу и, разрядив её в сторону одного из лучников, бросаю наземь, жив буду — подберу, и, подхватив допельфастеры бегу в лес, слыша за собой топот сапог солдат. Прячущееся там лиходеи не ожидали такого финта, но пытаются перехватить нас, нарываясь при этом на выстрелы в упор. Впрочем. Мы тоже несем потери, один драгун, вроде-бы Михель падает со стрелой в спине, другой отстал еще раньше. Кажется, удача все же нашей стороне и мы, прорезав жидкую цепь охотников за нашими головами, вырываемся из окружения. Сумасшедший бег по лесу, треск сучьев, наконец, впереди небольшая поляна я тяжело дыша, оборачиваюсь к порядком отставшему Болеку и у меня обрывается сердце. В боку младшего фон Гершова торчит стрела, угодившая под кирасу. Лицо его бледно, а по проклятой стреле сочится кровь. Покачнувшись Болеслав падает, и я еле-еле успеваю подхватить его.
— Болек, братец, что же ты так? — Торопливо шепчу я ему. — Послушай, если бы меня хотели убить, верно, убили бы, но я как видно нужен им живой. Притворись мертвым, даже если меня схватят через несколько минут здесь будет твой брат с драгунами, и мы этих негодяев перевешаем на деревьях. Только не рыпайся, а то кровью истечешь!
— Я недостоин заботы вашего высочества, — заплетающимся языком прошептал мне Болек. — Проклятые чувства выжгли мою душу, и я встал на путь Каина…
— Замолчи дурачок тебе нельзя говорить… что ты сказал?
— Бросьте меня и спасайтесь, ибо это я предал вас и погубил свою душу… Кароль не придет, но не вините моего брата, это я ему передал ложный приказ отойти к Пскову. Он ничего не заподозрил, а если бы узнал что я сделал, верно, убил бы меня своими руками…
— Болек, Болек… что же ты натворил… кто они?
— Лисовчики. — прошептал он и откинул голову, лишившись чувств.
Лисовчики! не было сейчас в охваченной смутой стране, переполненной паче всякой меры всякого сорта мерзавцами, никого страшнее этих отщепенцев. Их ненавидели и боялись даже свои, что уж тут было говорить о других. Они шли по чужой земле, не зная ни пощады, ни сострадания, оставляя за собой выжженную землю. Король Сигизмунд иной раз рад был бы избавиться от этих вечных смутьянов, не пропускавших ни одного рокоша, но нуждался в их военной силе и специфических умениях.
Перекрестившись над телом Болека я поднялся и повернулся к своим преследователям лицом. Мягко и почти не слышно ступая ко мне приближались трое противников держащие в руках обнаженные сабли. Пистолеты мои разряжены, и зарядить я их не успею в любом случае, ну и пусть. На сердце и в голове ужасная пустота как на остывшем пепелище. Вспомнилась старинная сентенция: "Делай, что должен и будь что будет", и мне подумалось что самое время проверить ее истинность в деле. Я медленно освобождаю из ножен клинок своей кавалерийской шпаги и, глядя противникам в глаза делаю рукой в латной перчатке движение, как будто подзываю их.
— Chodźcie tutaj, — шепчу я им почти ласково.
Увы, фехтование не самая сильная моя сторона, несмотря на регулярные тренировки, однако лисовчики без доспехов и, судя по всему, я нужен им живым. Так что шансы, хоть и невеликие у меня есть. Карты сданы господа, играем! Не дожидаясь пока противники приблизятся, я бросаюсь к ним, сокращая дистанцию. Они очевидно полагали, что я буду обиваться, прижавшись спиной к дереву, не давая себя окружить и прозевали мою атаку. Звон клинков, выпад и лезвие моей шпаги почувствовало вкус крови, а один из нападающих со стоном отскочил, зажимая руку из которой фонтаном хлещет кровь. Вот ведь, а ребята тоже оказывается не фейхтместеры, а я то боялся! Мои противники явно смутились и уже не атакуют, а лишь отбиваются. Что же пассивность это верный путь к поражению, это я вам говорю как цельный герцог, генерал и шаутбенахт в одном лице. Еще несколько выпадов и сабля вылетает из руки лисовчика выбитая сильным ударом, но я не добиваю его, а обернувшись к последнему нападавшему обрушиваюсь на него со всей яростью. Если успею убить его, пока его товарищ подбирает саблю, то я, пожалуй, слажу. Тот отчаянно отбивается и на короткий мин встречается со мной глазами.
— Wszystkich zabiję, kurwa! — посулил я ему.
Поляк молча отступает, отмахиваясь от меня своей карабеллой, но на свое несчастье, запинается об какую-то корягу. Сегодня мне не до игры в благородство и я уже предвкушая как клинок с хрустом войдет в трепещущее тело бросаюсь к упавшему, но почему-то не могу сделать и шага. Сто тысяч чертей и один леший, я то думал, что это я гоняю поляков по поляне, а на самом деле это они вывели меня на середину поляны и подставили под бросок аркана. Хотя игра пока не окончена, вот если бы меня заарканили с лошади, то, несомненно, тут же сбили с ног и, проволочив несколько по земле, напрочь выбили дух из тела. Но арканщик пеший и ему непросто справится со мной. Схватившись одной рукой за веревку, я ослабляю натяг, не позволяя душить меня и резким движением кидаю в арканщика свою шпагу. Такой подлости он явно не ожидал и теперь несколько удивленно смотрит на клинок, торчавший из его груди. Но эта удача последняя для меня на сегодня, и пока я пытаюсь стянуть с себя удавку, зашедший ко мне за спину лисовчик бьет меня по непокрытой голове чем-то тяжёлым. Свет меркнет в моих глазах и последнее что я слышу это слова склонившегося надо мной поляка.
— Silny cholera!