— Нескромно это как-то с нашей стороны.

— А вы не думайте, ешьте себе на здоровье.

— Легко сказать — «не думайте»… Я вон пять дней тому назад в Поречье, под которыми держали оборону, попросил у одной старушки воды напиться, так она, сердешная, меня так отпотчевала, что до сих пор забыть не могу. Дюже въедливая старушка. Дай бог ей дожить до моего возвращения. А я ей обещал, что вернусь.

— А ты на нее вопче зла, сынок, не имей.

— Да я на нее не в обиде. Я на себя, мать, обижаюсь. На себя.

Воюем, видно, плохо, что до вас дошли. Без злости и ненависти. А ты нас огурчиками и картошечкой… Не пойму.

— Чего же не понять. У меня у самой муж на фронт ушел. Тоже воюет. И вот как вспомню про него, так сердце защемит. А может, он вот так же, как вы, раненый где-то в телеге лежит…

На соседней повозке застонал солдат, повел забинтованной головой, слабым голосом произнес:

— Пить.

Мать вздрогнула и глянула на бойца. Он лежал с закрытыми глазами, пересохшие бескровные губы устало просили пить.

Екатерина Никаноровна всплеснула руками и торопливо направилась к дому. Вскоре вернулась с кринкой молока и кружкой. Она налила молока, отдала кринку Сережке. Затем приподняла раненого и поднесла кружку к его губам. Когда выпил все, открыл глаза, посмотрел на незнакомую женщину, на Сережку.

— Спасибо, — тихо произнес красноармеец.

Мать осторожно опустила его на солому.

Боец, который отказывался от картошки, пошарил рукой в кармане шинели, вынул ножичек с цветной наборной рукояткой, протянул Сережке:

— Возьми, малец, на память. Тебя как зовут-то?

— Не надо. Мамка заругается, — отказался Сережка, хотя ему очень хотелось иметь вот такой ножичек.

Мать отвернулась, скрывая нахлынувшее волнение, глухо сказала:

— Возьми уж, раз дарят.

Сережка схватил ножичек, сунул в карман и радостно выпалил:

— Эва! Вот спасибо-то! А зовут меня Сережка, Корнилов я.

Раненый боец, которого звали Егором, достал из нагрудного кармана звездочку с серпом и молотом, протянул мальчику.

— Держи, Корнилов Сережа, и от меня подарок. На счастье.

— Вот спасибо-то. Я вашу звездочку во как беречь буду! И вас ни в коем разе не забуду.

Егор высыпал картофель и огурцы на солому в повозке, вернул чугунок и миску Сережке.

Тем временем ездовой напоил коней. Девушка-санитар, поблагодарив, вернула матери ведро, проверила упряжку.

— Счастливо вам оставаться. — Она тронула вожжами коней, и повозка двинулась по размытой дождем дороге.

Сережка с матерью стояли под березами, у края дороги, и молча провожали взглядом медленно удаляющиеся повозки с ранеными.

Екатерина Никаноровна вымыла ведро, набрала воды и ушла в дом, а Сережка сперва постоял у крыльца, думая, чем бы заняться, с кем бы поделиться новостями и, не придумав ничего, направился за дом, в проулок.

Назначение

Андрюхин прибыл по вызову первого секретаря райкома партии Борисова в точно назначенное время. Встреча проходила в непримечательном домике, на окраине городка Андриаполя, в просторной чистой комнате.

Борисов, встретив Андрюхина в дверях, поздоровался, провел к столу, представил его военному в звании майора:

— Знакомьтесь. Это представитель политотдела двадцать второй армии Калининского фронта.

Майор встал, шагнул навстречу, протянул руку. Андрюхин пожал ее, назвал свое имя.

— Рад познакомиться. Присаживайтесь поближе, — сказал майор, указывая на стул.

В короткое мгновение Андрюхин успел разглядеть военного. Перед ним был плотный, крепкий, выше среднего роста, с безукоризненной военной выправкой человек. Андрюхин отметил правильные черты лица военного и вдумчивые, выразительные синие глаза.

Разговор между ними происходил короткий, деловой.

Говорил в основном майор, Андрюхин и Борисов внимательно слушали.

В комнате с невысоким потолком, под которым висела керосиновая лампа с круглым металлическим отражателем, спокойно и ровно звучал глуховатый баритон майора. Без лишних слов он изложил главное:

— Товарищ Борисов, политотдел двадцать второй армии приказал создать в вашей области несколько партизанских отрядов. Вам, товарищ Андрюхин, по рекомендации подпольного райкома партии поручается организовать подвижной отряд небольшой численности, примерно в сто пятьдесят — двести бойцов. Людей в отряд собирайте на месте дислокации в основном из красноармейцев, выходящих из окружения, и местного населения.

По нашим данным, к линии фронта через калининские леса с боями пробиваются разрозненные группы бойцов. Во многих деревнях и селах нет фашистов. Ищите, собирайте людей в отряд там. Есть данные, что народ сам поднимается на борьбу с врагом. Соберете людей, создайте в глухом лесу хорошую базу с добрыми землянками, чтобы и зимой в них можно было жить. Действуйте в Вельском и Оленинском районах. Целеустремленно, планомерно и хорошо обдуманно проводите боевые действия. Не давайте фашистам покоя ни днем ни ночью. Посильно помогайте Красной Армии. И хотя дело это вам в новинку, я еще раз хочу повторить: воюйте обдуманно, взвешивайте каждое свое решение. Операции против гитлеровцев #пр)щодите регулярно. Бейте их где только можно. Оружие мы вам дадим, но не очень много. А еще хочу сказать, если придет в отряд незнакомый, новый человек, прежде чем принять, — проверьте. Хорошо не узнав, не берите. Организуйте четкую разведку. Собирайте сведения о противнике, о его дислокации. Держите связь с народом. Мы пришлем вам радиста с рацией, оружие, боеприпасы, медикаменты, газеты. Как только выйдете на базу и спланируете свои действия — сообщите через связного подпольному райкому партии координаты возможного приема десанта с грузом. Кроме того, с подпольным райкомом партии держите регулярный контакт через связных; Пусть коммунисты и комсомольцы будут авангардом в отряде, его главной опорой, как арматура в железобетоне. Ну а теперь давайте посмотрим, где вам лучше базироваться. Дай-ка, секретарь, карту, а вы сделайте поярче огонь.

Борисов вынул из кармана карту, разложил на столе. Андрюхин вывернул фитиль в керосиновой лампе.

Майор склонился над картой.

— Как вы думаете, товарищ Борисов, где им лучше спервоначалу базироваться?

Борисов внимательно оглядел обозначение лесных массивов на карте, уверенно и твердо сказал:

— Сначала, думаю, вот здесь, в Вельском районе, между деревнями Ивановка и Заболотье.

— Согласен. Вы лучше меня знаете свое хозяйство, — одобрительно сказал майор. — Кроме того, я советую создать запасную базу у истоков реки Вопь, восточнее деревни Матренино или около деревни Татьянки, чтобы контролировать железнодорожную ветку на Владимирский тупик, а при удобном случае вывести ее из строя.

Майор встал из-за стола, подошел к окну, открыл форточку.

На темном небе, подсвечивая облака, светил месяц.

— Ишь ты, как месяц зацепился за колодезный журавль, будто срезать хочет, — задумчиво сказал майор. — Какая красота на земле. Посмотрите, товарищ Борисов, и вы, товарищ Андрюхин.

Андрюхин и Борисов подошли к окну, взглянули на улицу.

— Сколько ни гляди — не налюбуешься. И это фашисты хотят отобрать у нас. Не бывать тому. Понимаете меня, товарищ Андрюхин?

— Понимаю, товарищ майор, — коротко ответил Андрюхин. — Могу приступить к своим обязанностям?

— Приступайте. Желаю удачи, — крепко пожимая руку, сказал майор. — А еще вот что хочу вам посоветовать на прощание: не забывайте песни. Нашей хорошей советской песни. С ней легче воевать. Вы где раньше проходили воинскую службу?

— В двести тридцатом учебном полку, товарищ майор.

— Добро. Ну и кого вы посоветуете ему в комиссары, товарищ Борисов?

— Я уже подумал об этом, — ответил Борисов. — Рекомендую товарища Гордеева Николая Стефановича, уроженца деревни Вышегоры Иваньковского сельского Совета. Он хорошо знает здешние места.

— Не возражаю, — согласился майор. — Начальником разведки назначим из нашего политотдела Смирнова Николая Михайловича. С ним прибудет еще один человек — Павлов. Назначишь его, товарищ Андрюхин, начальником штаба.