Но попытки прорвать танковый заслон противника так скоро, как мы рассчитывали, нам не удалось. Слишком неравны были силы. Нас — один батальон, немцев — целая дивизия. Но мы вели бой всю ночь. На поле сражения, как свечи, горели фашистские танки, однако нам удалось выполнить задачу только поздно утром.

На рассвете командир получил ещё одну радиограмму с танка «Пионер». Лейтенант Бучковский сообщил:

Наконец наш батальон вырвался вперёд…

Более шести часов четвёрка храбрых танкистов — Бучковский, Агапов, Фролов, Русанов — отбивалась, окружённая врагами. В танке нечем было дышать, оставались считанные снаряды, но экипаж продолжал драться. Никто из нас не знает последних минут жизни и борьбы танкистов. Мы можем только предположить, что когда кончились последние снаряды, фашисты окружили смельчаков, навалились всей своей силой на одинокий, повреждённый, безоружный танк… Кто-то уже забрался на башню, кто-то стучит в люк, чтобы открыть его и расправиться с четвёркой храбрых танкистов…

Когда наш батальон вышел к дороге Брянск — Орёл, танк «Пионер» был обнаружен в двух километрах от станции. Правая гусеница перебита, ствол пулемёта погнут, броня боевой машины поцарапана осколками мин и снарядов, но танк стоял таким же грозным, как и перед боем… Вокруг него валялись трупы фашистских солдат, по его следу легко было обнаружить вмятую в землю противотанковую пушку противника, два миномёта, несколько исковерканных станковых пулемётов. Это боевая работа экипажа Бучковского и танка «Пионер».

В стволе пистолета лейтенанта Бучковского мы обнаружили записку:

Мы знаем, ребята, что вам тяжело будет читать это письмо о гибели ваших старших товарищей-комсомольцев. Но мы заверяем вас, что начатое дело разгрома врага мы, советские воины, доведём до полной победы. Ваш танк «Пионер» мы решили собственными силами восстановить. Командование вручило ваш танк моему экипажу. Впредь по приказу командира танкам комсомольских экипажей будет присваиваться это дорогое имя «Пионер» за отвагу и храбрость в бою. Вместо одного погибшего экипажа в бой пойдут десятки, вместо одного танка «Пионер», будет много, и они отомстят врагу, выполняя ваш наказ.

Желаем вам хорошо учиться, расти и быть такими, как воины танка «Пионер» — лейтенант Бучковский и его славный экипаж.

С комсомольским приветом

Василий Мягков,

командир танка «Пионер».

Ян Шпачек выздоравливал медленно. Добрые люди приютили мальчика, как родного, но он всё равно чувствовал себя одиноким. С отцом они всегда были вместе, говорили, как взрослые, как товарищи. Здесь, в чужом доме, отношение к Яну было, как к маленькому. Все были с ним трогательно нежны, это стесняло его. Ян каждый раз с нетерпением ждал дядю Вацлава, но тот приходил редко. Он был очень занят. После ареста доктора Шпачека у него появилось много новых забот с типографией. За последнее время дядя Вацлав совсем постарел, осунулся, но попрежнему приходил весёлым и немножко забавным в шляпе с узкими полями, согнутый, низенький, сухой, но всегда опрятный, чисто выбритый, чем-то похожий на отца. Придёт, сдвинет свои большие очки на кончик носа, сядет к Яну поближе и обязательно скажет:

— Ну, герой, как у нас дела? На поправку дело пошло или всё ещё немножко киснем?

Говорит, а сам улыбается, и не поймёшь: не то он шутит, не то серьёзно.

Ян Шпачек лежал на мягкой тахте лицом к стене и думал… Думал о многом. О страшной и неожиданной разлуке с отцом, о болезни, школе, товарищах и дяде Вацлаве. Мысли об отце не покидали его ни на минуту, даже во сне он часто видел его, говорил с ним, ходил куда-то с ним. Тяжко без отца. Был отец — и вот нет его, забрали в гестапо… Может, его уже и в живых нет, а может, он сидит сейчас в тюрьме и, наверное, думает о нём, о своём сыне… Всё Яну казалось неясным, жутким, будто в тяжёлом сне.

Мысли об отце у Яна непрерывно переплетались с думами о врагах, которые лишили его отца, о прожитом и, конечно, о Советском Союзе, где они так хорошо жили. Ян теперь часто вспоминал Серёжу Серова. Вот были бы такие ребята с ним, такие, как Серёжа, наверное, ему было бы всё-таки легче. Можно было бы сказать откровенно, что он хочет отомстить за отца. А интересно, как бы поступил на его месте Серёжа?

Так думал Ян. И тогда у него крепла мысль о борьбе. Как только он оправится от болезни, так непременно будет бороться с оккупантами. Да, он будет с ними бороться до тех пор, пока бьётся его сердце, бороться так, как его отец, как дядя Вацлав. Как-то он услышал от дяди Вацлава: «Честный чех даже мёртвым будет мстить оккупантам». Эти слова очень понравились Яну, и тогда сразу, как-то сама по себе воскресла в памяти кинокартина, которую он и отец смотрели в последний раз вместе. Это было не так давно, но сейчас стало особенно свежо в памяти, потому что в картине были враги…

В последние дни, перед отъездом Яна в Кладно, отец и он дважды ходили в кино. Отец не был частым посетителем кинематографа, особенно во время оккупации, потому что демонстрировались чаще немецкие военные фильмы да изредка трофейные, вывезенные немцами из Франции и других стран. Но у Яна наступили каникулы. Отец решил, как он выражался, побаловать сына, а заодно и сам посмотреть с ним немецкий военный фильм. Ян забыл название картины, но хорошо запомнил лица врагов.

Фильм начался с парада в Нюрнберге. Колонны военных и толпы гражданских людей проходили мимо трибуны и кричали «Хайль Гитлер!»

Сам «фюрер» стоял на трибуне. Невысокий, с каким-то дурацким чубом, свисавшим на лоб, с полубессмысленной улыбкой и неприятным оскалом зубов, подняв руку кверху. Рядом с ним, справа, находился Геринг в военной форме немецкой авиации, со множеством орденов и такой толстый, что, пожалуй, три Гитлера не заменят его… Тут же, слева, находился Гесс, худощавый, с вытянутым лицом и крохотной головой, длинный, как оглобля, а рядом Геббельс, низенький, щупленький, с огромной головой, похожей на расплюснутую тыкву… Любопытно было Яну смотреть на эти лица и в то же время страшно. Ведь они, эти фашистские главари, правят не только Германией, но и Чехословакией, Францией и другими оккупированными странами. Они же ведут сейчас войну против Советского Союза, где у Яна есть хороший маленький друг.

Кадры фильма меняются: то Гитлер в кабинете у карты Европы, то во Франции у Эйфелевой башни, то в войсках с генералами…

Ян не очень разобрался в картине, но понял главный смысл — фашисты хвалятся своей силой.

Когда они вышли с отцом из кино и дошли до глухого переулка, Ян спросил:

— Папа, тебе понравилась эта картина?

— Нет, Янек, не понравилась.

— Почему, папа?

— Дома расскажу…

Дома Ян напомнил отцу о незаконченном разговоре на улице.

— Там, в этой картине, сынок, столько побед Гитлера, что вряд ли он сам верит этому.

— Но ведь это, папа, документальный фильм?

— Всё это, Янек, верно, но Гитлер допобеждается, что его повесят.