Изменить стиль страницы

— Зачем? — спросил Жора.

— Чтобы место заметить. Видишь свет отсюда?

— Вижу.

— Если мы вернёмся сюда и свет не увидим, значит всё в порядке, Павлов действует. Понимаешь?

Внимательно оглядевшись, Вова поставил у сосны метку, чтобы запомнить место, и они пошли к опушке леса, где проходила электролиния.

Костя сидел на пеньке. Как только Жора и Вова исчезли но мраке и шорох их шагов смолк, ему стало не по себе. В первую минуту хотелось сорваться с места и бежать следом за ребятами, но он быстро взял себя в руки: «Нет, надо сидеть и не шевелиться».

Разглядывая тусклые огни лагеря, Костя вдруг подумал, что его могут увидеть часовые, если они пройдут за изгородью мимо просеки. Он попытался осторожно встать, чтобы отойти в сторону, куда-нибудь за сосну. Но, как только оторвался от пня, сразу почувствовал, что ноги не держат. Сердце забилось так сильно, что Костя почувствовал, как на груди поднимается намокшая рубашка. Дыхание стало хриплым, будто кто-то сжимал ему горло. «Трус, трус!» — вдруг почудилось Косте. И сразу ему стало стыдно, обидно за себя. «Нет, я не трус, я не трус», — прошептал Костя. Глубоко вздохнув, он спокойно поднялся на ноги, вплотную встал у ближайшего дерева и как бы слился с ним.

В это же время Шура сидела на мокрой поваленной сосне и думала о том, как они с Костей выведут пленных к дороге. Вдруг ей представилось, будто пленные уже рядом и они с Костей ведут их по просеке на опушку леса, а оттуда — полями в сторону усадьбы, к дороге, где их должны встретить Вова и Жора. «А если провал?» — в страхе подумала она.

Ребята условились говорить, если вдруг их станут допрашивать, что они ходили собирать гнилую картошку в поле и заблудились. Чтобы отвести подозрение, Костя взял мешочек, Шура — корзинку, а Жора с Вовой — ржавое ведро, и у всех было по нескольку гнилых картофелин. Однако теперь это представлялось Шуре наивным, плохо продуманным планом. «Нет, если попадёмся, это не спасёт», — решила она.

Тяжело одной сидеть ночью в лесу, да ещё ждать и думать, будет или не будет удача. Шуре казалось, что время идёт очень медленно, что пришли они слишком рано, поэтому и сидят зря, в напрасной тревоге. «А что, если всё это ни к чему? Вдруг Павлов раздумает бежать. Может быть, пленные проспали или им что-нибудь помешало?»

Шура машинально обрывала маленькие хвойные веточки и, перебирая пальцами, отрывала длинные иголки одну за другой, шепча: «Встретимся — не встретимся, встретимся — не встретимся…»

Это успокаивало. Шура постепенно привыкла к одиночеству, к темноте и только не решалась подняться, хотя ей очень хотелось пройтись немного или потоптаться на месте, чтобы размяться и согреться…

Вова заранее высмотрел столбы. Они были очень толстые, высокие. Два из них покосились набок.

— Если мы успеем благополучно подпилить и они упадут, обрыв будет наверняка, — взволнованно прошептал Вова.

Оставалось ждать гудка. Мальчики прижались к столбу и тихо переговаривались.

— Как-то там Костя с Шурой? — беспокоился Вова.

— Шура, по-моему, ничего, а вот Костя может струхнуть.

— Нет, не может!

— Ну, скоро ли гудок? — нетерпеливо поёжился Жора.

Они стояли у столба, промокшие, тревожно вслушиваясь в завывание ветра.

— Мы во сколько вышли? — спросил Жора.

— Люся сказала, в час.

— Значит, скоро гудок…

Прошло минут десять, но гудка всё не было. Вова с Жорой начали волноваться. Им чудилось, что они уже целую вечность пробыли в лесу.

— Может быть, мы прослушали гудок? — вдруг сказал Жора.

— Нет, не прослушали. Я всё боялся, как бы не опоздать, а вот видишь — оказалось, что пришли рано.

— Начнём? Помаленечку, чтобы потом скорее допилить, — предложил Жора.

— Давай!

Концы пилы у ручек были обмотаны тряпками, чтобы она меньше звенела. Мальчики начали пилить нерешительно, осторожно, прислушиваясь к завыванию ветра и шуму дождя…

Загудел гудок. Костя как будто ожил, услышав рёв гудка. Гудок прибавил ему бодрости и смелости. Костя высунулся из-за дерева и готов был броситься к колючей проволоке. Теперь неё его внимание привлекал свет на одном из столбов. Он всё ещё горел, а дождь хлестал в лицо, и ветер продолжал качать шумевшие сосны, как десять, двадцать и тридцать минут назад.

— Скоро ли, скоро ли? — твердил Костя и, не мигая, до боли в глазах, смотрел в одну точку, которая светила мутножёлтым огнём где-то за колючей проволокой, то расплываясь в огромное туманное пятно, то вновь принимая форму яркого маленького кружочка…

Гудок заставил Шуру подняться с места. Теперь она не сводила глаз с просеки, где, по её представлению, вот-вот должен был появиться Павлов со своими товарищами. Она почему-то думала только о Павлове, хотя она его так же, как и других, в лицо не знала.

Прошло ещё минут десять, а свет всё горел и горел. Шура начала беспокоиться: «Может быть, Вова и Жора не смогли ничего сделать? Или заблудились?» Но тут же подумала: «А если они напоролись на охрану?» В это мгновение свет как-то странно мигнул, погас на какую-то долю секунды, опять вспыхнул, снова погас и больше уже не зажёгся. Шуру охватил сначала страх, а потом необыкновенная радость.

…К счастью Павлова, садовые ножницы оказались крепкие и хорошо наточенные. Он терпеливо разрезал проволоку, нащупывал её в темноте. Но резать было тяжело, колючая проволока шла тремя рядами и как-то странно скрещивалась, точно её перепутали не специально, а по ошибке.

Около Павлова собралось уже несколько человек. С разных концов лагеря они приползли сюда почти одновременно, через несколько минут после того, как погас свет. Но некоторых ещё не было. Когда в проволочном заграждении было прорезано отверстие, Павлов шепнул:

— Ну, товарищи, в добрый час! Идите прямо и ищите просеку. Она тут недалеко.

Первая группа пролезла благополучно, но, когда около Павлова собралось ещё несколько человек и он начал пропускать одного за другим, в противоположном конце лагеря раздался выстрел. Послышался отдалённый окрик часового:

— Хальт! Хальт![19]

Почти одновременно с выстрелом Костя увидел чёрную тень. Не помня себя от волнения, он хрипло спросил: — «Москва?» — В ответ услышал: — «Победа!» — Ему хотелось кричать от радости. Кто-то притронулся к нему, обнял и поцеловал. Костя не успел придти в себя, как около него уже стояло несколько человек, появившихся точно из-под земли, но все они стояли молча, ждали ещё кого-то.

В лагере началась суматоха. Теперь уже не было сомнения в том, что кто-то попался. В эту минуту Костя вспомнил, что ему ведь следует уже идти, вести людей.

Павлов оставил лагерь последним. Но, как только он выполз за проволоку и встал, ему чуть выше колена обожгло ногу. Он услышал крики часовых и выстрелы из автомата. Сжав зубы, Павлов, прихрамывая, бежал следом за ушедшими товарищами. Он был уверен, что стреляли не в него. «Кто же из наших попался?» — думал он с тревогой.

Когда пленные подошли к Шуре, в лагере застрочил пулемёт и в небо взвились осветительные ракеты.

— Надо спешить, — спокойно сказал нагнавший товарищей Павлов. — Иванов, вы с первой группой бегите первым маршрутом, с девочкой. Бежать как можно быстрее, но осторожно… Вы, Бурыкин, со второй группой следуйте за мальчиком. Все идём в одном направлении до реки, там, не пересекая её, проходим вброд метров пятьсот, чтобы скрыть следы, и соединяемся в назначенном пункте встречи с Вовой и Жорой.

Бурыкин, тот самый пленный, который первый встретился с Костей и поцеловал его, тотчас тронулся со своей группой. Когда они миновали опушку леса, Бурыкин спросил Костю:

— Правильно бежим, сынок?

— Кажется, правильно, — нерешительно ответил растерявшийся Костя.

На самом деле они сбились с пути вскоре, как покинули лес, и бежали в противоположную сторону от того места, где должна была произойти встреча с Вовой и Жорой.

Шура вела свою группу по намеченной дороге. Ей было легче, так как тропинка выводила прямо к реке. Все бежали тяжело, выбиваясь из последних сил. Двое пленных поддерживали Шуру за руки, и ей чудилось, что она летит по воздуху, не касаясь земли, однако и она почувствовала усталость, когда добежала до реки. Вброд по реке шли молча, спокойно, только Шура, наконец, опомнившись, упрекала себя в трусости, потому что, когда в лагере застрочил пулемёт, она подумала: «Погоня за нами».

вернуться

19

Стой! Стой! (нем.)