поразмышляв над словами дяди, я поняла, что он прав.

Ровно восемь лет назад Джексон Хальсинг полностью изменил мою жизнь. Он явился к

дому моей бабушки и сообщил, что его брат – мой отец – умер, но успел попросить на

смертном одре разыскать меня. Джексон пообещал привезти меня в родовой дом,

познакомить с разбросанными по всем провинциям родственниками и обеспечить хоть

какое-то подобие того, что причиталось мне по праву рождения.

В ответ на его слова бабушка без обиняков заявила:

– Она – ублюдок и дитя ублюдка. Ей не место при роскошном дворе какого-нибудь

господинчика.

– Я дал обещание брату, – невозмутимо ответил Джексон. – В конце концов, девочка –

его кровь и заслуживает, чтобы с ней обращались соответственно.

Бабушка уставилась на него, сузив свои глаза ведуньи, повидавшие на своем веку самое

черное зло и самые сильные человеческие страсти, и сказала:

– Моя дочь подцепила твоего брата в деревенской таверне, опоила его зельем и

соблазнила – против воли. Он был далеко не первым, с кем она такое проделала, и ни он,

ни его ребенок ее не волновали. Я сама не видела дочь уже целых пять лет. Не думаю, что

твой брат заслуживает все те насмешки, которые падут на его голову за то, что он произвел

на свет такое дитя.

– Он мертв, что ему насмешки? – возразил Джексон довольно легкомысленно, хотя, как

я узнала позже, он на самом деле очень любил брата.

На это бабуле было что сказать:

– А как же его законная дочь? Его благородная жена? Их боль и унижение не в счет?

Джексон, по-прежнему спокойным тоном, отмел и эти возражения:

– Его благородной жене не помешает немного унижения. Дабы улучшить нрав. Что же

касается Элисандры… – Он помолчал, словно раздумывая, а затем продолжил: – Думаю,

она обрадуется сестре.

В это не поверила даже я, доверчивый шестилетний ребенок, каким тогда была. Но дядя

оказался прав. Он вообще очень часто оказывался прав. После моего первого приезда в

замок, где жила королевская семья и их слуги, я стала возвращаться туда каждое лето.

Нельзя сказать, что в этом изысканном обществе меня встретили с распростертыми

объятиями. Но, по крайней мере, все, кроме леди Греты, были вежливы со мной.

Я с нетерпением ждала этих визитов, ибо была влюблена в Брайана до потери памяти и

обожала свою сестру, а дни мои в замке были яркими и заполненными пышными

празднествами. Но я всегда знала свое место. Никогда не забывала, что я – ублюдок, дочь

ублюдка, ученица знахарки, не самое важное создание. И хотя каждое лето оказывалось

невероятно захватывающим, я понимала, что моя собственная жизнь будет тихой и

скромной.

Часа три мы скакали по тихой сельской местности, столь цветущей и плодородной, что

Оберн считался самой богатой из восьми провинций. Неподалеку от замка располагалось

несколько городков, чьим предназначением было обслуживать прибывающих ко двору

благородных господ, но дальше вглубь провинции большинство земель принадлежало

6

7

частным владельцам. Нам то и дело попадался едва видный с дороги чей-нибудь

величественный каменный особняк, окруженный верстами богатых пашен и пастбищ. Я с

изумлением взирала на эти поместья, ведь у нас в Котсуолде (где я проводила большую

часть года) их было очень мало. В наших небогатых краях жили в основном

трудолюбивые крестьяне, которые, окажись они сейчас на моем месте, с тем же

удивлением глазели бы на эти несметные богатства, принадлежащие кучке людей.

Наконец мы свернули с главной дороги. Если бы мы проехали по ней еще сто верст на

север, она привела бы нас к Файлинскому рынку. Вместо этого мы направились на северо-

запад по заброшенному проселку к лесам на границах Оберна, Файлина и Трегонии.

По требованию Брайана мы сделали краткую остановку, за что я была ему благодарна и,

уверена, Дамьен тоже. Не желая замедлять продвижение нашего отряда, я не решалась

сказать, что хочу пить и что мне нужно на пару минут уединиться в кустах. Дамьен же, не

привыкший путешествовать верхом, был в еще более плачевном состоянии, чем я. Брайан

редко выезжал за пределы замка с ночевкой, а когда это случалось, принц путешествовал в

роскоши, и Дамьен ехал с ним в карете. Остальные из нашего отряда были более

привычны к седлу.

– Давайте-ка перекусим, раз уж мы остановились, – предложил Джексон и передал по

кругу булочки, испеченные утром на кухне замка.

Брайан не прикоснулся к своей булке, пока Дамьен не надкусил ее. Подождав минут

десять и убедившись, что его дегустатор не упал на землю, схватившись руками за живот,

принц доел угощение.

Джексон, с интересом наблюдавший за этой сценой, удивился:

– Ну ладно на официальных пирах, где кто-то может подлить яду в твою еду. Это я

понимаю, но здесь? Мы же в глуши, где на много верст вокруг ни одного человека!

– Повара уже оказывались предателями, – хмуро ответил Брайан. – К тому же все в

замке знали, что сегодня мы отправляемся в путешествие. Любой мог прокрасться на

кухню и подмешать яд в тесто.

Кент, успев спешиться, развалился на пожухлой траве.

– Да и ты целый день возил еду в своей седельной сумке, – обращаясь к Джексону,

заметил он. – Прекрасная возможность разделаться со своим будущим королем.

Брайан бросил сердитый взгляд на кузена:

– Я вовсе не имел в виду, что Джексон…

– А почему бы и нет? – весело перебил дядя. – Ведь я, как и всякий другой, могу

попытаться убить тебя. Я просто не знал, что уже у тебя под подозрением.

Брайан еще больше нахмурился и с нажимом произнес:

– Это вовсе не смешно. Знаете, сколько королей и принцев погибло из-за измены? Всю

жизнь отец держал при себе человека, пробующего его еду…

– И погиб, сброшенный занервничавшим жеребцом. Так в чем здесь мораль? – спросил

Джексон. – Не лучше ли было поменьше тревожиться о шпионах на кухне и больше

думать о том, как крепче сидеть в седле?

Брайан пришел в ярость.

– Он… Отец был прекрасным наездником! Он мог запросто обскакать тебя! Он мог

справиться с любой лошадью на конюшне! Да! А тех диких жеребцов, приведенных из

Трегонии, отец укротил бы всего за один день…

Кент поднялся с земли, пристально посмотрел на моего дядю и быстро обнял кузена за

плечи:

– Джексон всего лишь дразнит тебя.

Брайан стряхнул его руку, но Кент продолжил:

– Каждый знает, что твой отец был превосходным наездником. Замечательным

охотником. И прекрасным фехтовальщиком. И тот жеребец просто спятил. Все так говорят.

7

8

– Да, и главный конюший застрелил его в тот же день, – отозвался принц. – Этот конь

заслуживал того, чтобы сдохнуть.

Я не знала, что эта история закончилась таким образом. Мне стало жалко лошадь, но

еще больше – Брайана, который выглядел и сердитым, и несчастным одновременно. Я

шагнула к нему, пытаясь придумать, как его утешить.

– А ты похож на отца, Брайан? Ты и сам прекрасно ездишь верхом и охотишься. Много

у вас общего? Каким он был?

Принц, отбросив назад свои темно-рыжие волосы, с живостью повернулся ко мне:

– Все говорят, что очень похож. Мой учитель фехтования, обучавший когда-то и отца,

говорит, что я держу меч точно так же и даже ошибки делаю те же самые, но их не так уж

и много!

И снова я заметила, как Кент и дядя обменялись быстрыми взглядами, что вызвало у

меня крайнее раздражение. Неужели они не понимают, как трудно юному принцу жить,

пытаясь сравниться с покойным отцом, удалым королем? Ведь за тобой наблюдают со всех

сторон и только и ждут, когда ты выкажешь слабость или отсутствие необходимых

качеств.

Я подумала, что Брайана надо подбадривать, а не подтрунивать над ним. Потому, когда