С генералом Артур Князев еще не раз встречался в Москве, когда учился в Академии КГБ, которую в те годы тот возглавлял. Был и на его похоронах в столице.

— И ты никогда не сожалел... — после долгой паузы произнесла Кристина, но он перебил:

— Только в раннем детстве я переживал, что у меня нет родителей, а потом — нет. Никогда. Может, потому, что насмотрелся, как живут многие семьи: скандалы, пьянство, побои... Уж лучше жить в детдоме, чем с родителями — пьяницами, наркоманами, хулиганами. Это неправда, что все воспитанные без родителей дети — несчастные сиротки! Ко мне всегда относились в детдоме, в суворовском училище, в академии как к личности, самостоятельному человеку. И я сам формировал себя, вырабатывал характер. И перед моими глазами никогда не было дурных примеров... Было время, когда я думал, что генерал — мой отец или, по крайней мере, знает, кто были мои родители...

— Были? — удивленно округлила глаза Кристина.

— Иначе бы с какой стати я оказался в коляске на ступеньках Большого дома? В те времена многие, попавшие туда, уже не возвращались...

— Наши судьбы, Артур, в чем-то схожи,— стала рассказывать Кристина. — Я и при живых родителях росла сиротой... Мои родители, сколько я себя помню, жили как...

— Как кошка с собакой, — подсказал Артур.

Она какое-то время смотрела на него, но лицо Князева тоже скрывал сумрак.

— И все-таки в тебе, дорогой, живет обида, — произнесла она. — А теперь больше не перебивай меня, ладно? Да, они жили плохо, это я стала понимать, когда пошла в школу. Отец мой ученый, занимался в научно-исследовательском институте разработкой наших первых ЭВМ.

— Надо же, ты пошла по стопам отца! — не удержался и перебил ее Артур.

— В таком случае твой отец, наверное, был военным?

— Я молчу, извини, — покаянно сказал он.

— Мама преподавала в военном училище русский язык и литературу. Разошлись они, когда я поступила в Политехнический институт. Я думаю, они специально дотянули до этого момента. Буквально через год папа женился на аспирантке, а мама вышла замуж за преподавателя училища. Училище закрыли в девяностых годах, и мама уехала с мужем в Киев, теперь присылает на праздники поздравительные открытки. Муж у нее — украинский националист, пролез в сейм или там в какую-то Раду. Выступает против союза Украины с Россией. С отцом тоже редко вижусь — у него семья, дочери-близнецы. Как-то признался, что с ужасом вспоминает жизнь с моей мамой, а теперь вполне счастлив. Я рада за него, но хожу к ним в гости редко, тем более что отец не разделял взгляды моего мужа: поверил демократам, голосовал за них...

— А сейчас? — подал голос Артур.

— Посыпает голову пеплом и кричит, что нас всех самым подлым образом обманули жулики и проходимцы!

— Все делает ЭВМ?

— Преподает в частном колледже, там учатся и обе его дочери.

Артур встал, включил свет, задернул на окнах шторы. Проходя мимо, качнул кресло-качалку, и ноги Кристины оказались на уровне его груди. Он подхватил ее и понес к тахте, но Кристина сказала:

— Мне что-то захотелось выпить! Отпусти меня, я уже приготовила фарш и сейчас сделаю котлеты, поджаристые, какие ты любишь.

— А потом? — опустил он ее на ковер.

— Господи, я уже живу у тебя почти неделю и ни разу дома не была! — сказала она. — Вдруг ограбили?

— А ты что, не поставила квартиру на охрану?

— Поставила, но...

— Кристинка, я тебе надоел? — заглянул он ей в глаза.

— Мы и днем с тобой, и ночью...

— И утром, — эхом откликнулся он.

— Все, прервемся на несколько дней, — решительно заявила Кристина. — А то у меня уже появились голубые круги под глазами. Иван Иванович уже как-то намекал насчет моего внешнего вида...

— И мой начальник Селезнев посоветовал поменьше времени проводить с тобой, — в тон ей ответил Артур.

— Это который хотел меня сделать шпионкой? — сдвинула брови Кристина. — Познакомь меня с ним!

— Он опять тебя уговорит...

— Ну уж дудки, дорогой! — воскликнула она, направляясь на кухню. — Вы меня опозорили в «Радии», и я больше в эти игры не играю!

За окном что-то грохнуло, послышался скрежет металла.

— Никак, стреляют? — замерла посредине кухни Кристина.

— Это выхлоп из глушителя машины, — спокойно заметил Артур, открывая дверцу холодильника. — Крис, я с голоду умираю! Где твои котлеты?

— Поставь в холодильник водку и пиво. 

Глаза ее светились голубым светом, золотистые волосы спускались на плечи. Он выпрямился, шагнул к ней и стал целовать в губы, щеки, нос. И чувствовал себя совсем счастливым семейным человеком. И еще он подумал о том, что его счастье синего цвета. Точь-в-точь как глаза любимой женщины.

Глава шестнадцатая

«ДЕТИ АДА» ЗА РАБОТОЙ

Это была двухэтажная дача с кованой железной оградой выше человеческого роста, гаражом, мастерской, парниками со стеклянными рамами. На одной длинной грядке еще не были убраны бело-зеленые кочаны капусты. На верху огромной сосны виднелось тележное колесо, но аисты не поселились здесь — колесо просвечивало насквозь серыми спицами. Дача стояла на берегу небольшого лесного озера, в километре от нее виднелись с десяток деревенских домов с убранными огородами, спускающимися к озеру. Небольшие почерневшие бани с приткнувшимися к ним поленницами дров стояли совсем близко к воде. Легкий ветер рябил темную воду в озере, у берегов колыхались разноцветные опавшие листья. Несколько черных лодок до половины укрылись в серых камышах.

Дача находилась в Приозерском районе, в двух километрах от шоссе. Довольно уединенное место, не видно поблизости других дач. Да и людей не видно, лишь собаки в деревне изредка побрехивали. Князев, Романов, Василий Гимнаст и Леонид Хватов уже часа два, притаившись в густом кустарнике на опушке леса, наблюдали за дачей. Их «Волга» была оставлена на лесной просеке, куда ее с трудом загнал Романов. Машина была оборудована форсированным двигателем и чувствительной рацией. За операцией следил лично полковник Селезнев. Это к нему поступили сведения от осведомителя, что на укромной даче вдалеке от оживленных мест вот уже несколько дней содержится какой-то человек, судя по всему, важная птица, потому что привезли его на роскошном серебристом «Мерседесе». Машина была быстро куда-то угнана, а человек в кожаной куртке и серой кепке в клеточку был заточен в подвале дачи. Осведомитель сообщил, что слышал крики, стоны, ругательства, судя по всему, пленника пытали. На даче все это время находились, кроме жертвы, четверо молодых мужчин. Были они в «коже», широких брюках, кроссовках, все рослые, крепкие мужики с коротко стриженными висками и затылками. Дача принадлежала какому-то бизнесмену, сдавшему ее до весны в аренду своим знакомым. Часто сюда приезжали мужчины на иномарках, иногда с женщинами. Один раз, по-видимому напарившись в бане и набравшись горячительного, всей компанией голышом купались в уже довольно холодном озере. Было это в середине октября, а сейчас на носу ноябрь. Было известно еще одно: теперь почти все дачи подвергаются грабежу. Не миновала эта участь и дачу бизнесмена. Ночью взломали двери топором, украли видеотехнику, запасы водки и вин, консервы. Одежду и мебель не тронули. Буквально после того, как хозяин узнал про грабеж, появились несколько парней с лицами, не предвещающими ничего доброго, и прошли по домам местных жителей. Молодых здесь было и всего-то четверо. Очень скоро устроили показательную разборку: двое деревенских попали в районную больницу с тяжелыми травмами и переломами, а остальные, тоже до полусмерти избитые, продали на рынке картошку, лук, антоновку, маринованные огурцы в трехлитровых банках, зарезали борова и с извинениями возместили хозяину нанесенный ими ущерб. С тех пор местные обходили дачу за версту.

— Их четверо в доме, и нас столько же, — негромко произнес Владислав Романов, отрываясь от бинокля. — Двое в комнате на втором этаже, двое — в подвале.