Изменить стиль страницы

Напав на след, мы взяли верный курс и теперь уверенно шли к Улгеннику, к небесному огню. Каждый обнаруженный нами знак Нартаса прибавлял сил. Останавливались накоротке, брали направление на следующий ориентир и снова устремлялись вперед.

Так прошел второй день.

Заночевали в лесу, под деревом с очередной зарубкой, и ничегошеньки не боялись. Чуть свет двинулись дальше. Сперва шли длинной-длинной лощиной. Когда она кончилась, свернули к северу. Отсюда начинались отроги знаменитого перевала. Мы уже видели его — величественный Улгенник, синеющий в-разрывах облаков. По обе стороны возвышались покрытые не- тающим снегом беломраморные тасхылы. Далеко внизу в голубой дали едва угадывалась тоненькая ленточка Хызыл пыха.

Нартас ага рассказывал, говорила нам бабушка Постай, что за перевалом оказываешься будто на чужбине. Там даже реки текут в другую сторону… Еще говорила Постай ууча, что прежде шаманы, превращаясь в духов, будто бы летали на крылатых конях к кумиру-владыке Улгеннику, через который, как они утверждали, лежит дорога в райские земли. А туда не всякому можно пройти. Вот почему стерегут эти места всякие чудища. А дед Нартас ничего не боялся и ходил за Улгенник несколько раз. И ничего с ним не случалось. Значит, про горных духов и всяких сказочных чудовищ просто-напросто врали. Но небесный-то огонь все же есть! И мы обязательно добудем его.

Мы почти достигли вершины перевала, когда резко испортилась погода. Сначала сильно зашумели деревья. Ветер раскачивал и пригибал их, они скрипели, стонали. С громким хрустом обламывались большие ветви и глухо падали на землю, шелестя листьями. Откуда-то нагнало быстрые стаи лохматых туч. Они -стремительно переваливались через тасхылы и, цепляясь животами за макушки деревьев, вытряхивали из себя дождь. На короткое время небо прояснялось, но тут же снова заволакивалось тучами.

Укрывшись под кедром, мы поглядывали на небо и тучи, радовались каждому просвету в облаках в надежде, что скоро гроза прекратится. Сквозь плотную хвою потоки воды почти не проникали.

— Хе-ха! Не очень-то приветливо встречает нас Улгенник! — вздохнул Арминек, когда дождь почти перестал.- Ну, что? Пошли дальше?

— Погоди,- удержал я друга.- Забыл, что надо сделать?

Я достал из рюкзака туесок с айраном и стал разбрызгивать кислое молоко на все четыре стороны с приговором:

— Се-ек сегиртем! По горам, по рекам разносись… Пусть наш путь будет открытым и счастливым…

Это мы тоже от бабушки Постай слышали: на вершине перевала обязательно горных духов задабривали. Хоть и не верили мы ни в духов, ни в шаманские обряды, ни в какую угодно чертовщину, а на всякий случай не мешало сделать и это. Вдруг поможет?

Много ли я побрызгал айрана? Несколько капель. Остальное мы выпили и не без аппетита съели по ломтю хлеба.

Ветер так же внезапно стих, умчав с собой тучи. Дождь прекратился.

Снова засияло солнце, озарив умытую синюю тайгу.

— Вон там верховья Белого и Черного Июсов,- показал на один из тасхылов Арминек.

Я вспомнил нашего недавнего знакомого — Атока Павловича, изыскателя, и догадался, почему вспомнил: их отряд ведет трассу как раз со стороны Июсов. Скоро они сюда доберутся. Доведут линию электропередач до Улгенника с этой стороны и пойдут в обход на запад во-он до тех гор. Я сказал об этом другу.

— Потом они снова повернут, когда обойдут тасхылы, и по Хызыл пыху — прямо к нашему аалу,- добавил Арминек.

— Большой круг им придется сделать. Наверно, у них тоже свои пометки есть, по которым они идут.

— Конечно. Уж не такие, как у нас.

— Не скажи! По зарубкам деда Нартаса, по его тропе красные через Улгенник прошли. Вот какие зарубки!

Снова — в путь. Теперь мы спускаемся с перевала, внимательно следя за нечасто встречающимися затесками на деревьях. Тропа то и дело круто обрывается, и нам приходится бежать, цепляясь за кусты, или прыгать, как кенгуру.

Зарубки увели нас влево, поперек склона, затем свернули на пологий хребет, почти лишенный деревьев. Дальше снова сгустилась тайга. На круглой полянке наткнулись на небольшой шалашик. Наверное, Нартас ага охотился здесь и поставил этот балаган, чтобы было где укрыться и отдохнуть. Сделали привал и мы.

Простой конус из жердей, покрытый корой, и ничего больше. Пол когда-то был устлан лапником, но он давно истлел, рассыпался. Внутри лишь небольшая полочка, почти под крышей. Даже очага не было — еле заметные следы кострища остались по соседству с шалашом. И все же хорошо было ощущать крышу над головой, хорошо, что на пути встретилось нам это немудрящее сооружение, лишний раз подтвердившее, каким настоящим таежником был Нартас ага.

За вершинами гор глухо рокотали раскаты грома. Оттуда стали наползать тучи, но сквозь них золотыми искорками прорывались отблески заходящего солнца. С тасхыла сорвался, не удержавшись на кручах, ветер, закружил головы белым березкам, заставил их склониться к земле.

Можно было, конечно, отсидеться в шалашике. Но кто знал* разразится гроза или нет. Мы рискнули пойти дальше — тропа деда Нартаса вела все по тому же хребту. Где-то близко конец пути. Так стоит ли бояться непогоды?

Ветер дул все сильнее. Он чуть не сбивал нас с ног, сухой и жаркий. Казалось, будто мы попали в колхозную зерносушилку, так здорово стало припекать. Давно ли с неба лились потоки воды, а теперь даже во рту пересохло. И, как назло, ни глотка воды про запас! Пустые котелки звякали в заплечных мешках, будто дразнились.

Рваные облака понемногу стягивались, цеплялись одно за другое, словно кто-то сматывал их в один громадный клубок. Вот они тесно сплелись и расползлись махиной-тучей, закрывшей все небо. Сшибаясь вдали, облака высекали молнии и тут же начинали сеять над тайгой дождь, словно белую муку сквозь •сито.

Все чаще приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Все тяжелее идти. Хитрый, коварный хребет! Измором хочет взять. И ветер с ним заодно. И жажда…

Прыти у Арминека поубавилось. Он уже не рвется вперед, хотя как раз теперь-то и можно поторопиться — цель близка! Я тоже выдохся. И хотя очередная затеска на осине велит шагать дальше, я сразу же соглашаюсь с предложением Арминека отдохнуть.

Он, понятно, лукавит:

— Пить охота. А то бы ты за мной не угнался.

— Тебе одному, что ли, пить хочется? — не уступаю я.

Скис мой дружок — свалился на тропу и глаза закрыл. Я бухнулся рядом.

— Назовем это место Горячим хребтом,- будто сам с собой разговаривает Арминек.- Это небесный огонь нас испытывает. Живьем сжечь хочет…

— Плохо придумал,- возражаю я.- Амас бы тоже сказал, что плохо.

— Пусть твой Амас лучше придумает.

— Можно и без него. Лучше, знаешь, как назвать? Рог аргыла.

— Какой еще рог?

— В одной сказке есть такое чудовище. Страшнее, чем огнедышащий дракон. Аргыл называется. Его рога раскаляются докрасна, как железные, когда он разозлится, и сжигают тайгу, горы, землю. Все, что ни попадется на пути,- палит. Бесстрашные богатыри победили его. Этот хребет очень походит на огромный рог. Ну как? Согласен?

— Подходяще. Пусть будет Рог аргыла.

Свистит по рогу-отрогу знойный ветер, и мы вынуждены глотать его вместо воды… Вот-вот должны начаться самые интересные места — владения небесного огня. Может, мы уже подошли к ним? Столько мы шли сюда, и в самый важный момент силы оставляют нас. А настоящая борьба за огонь еще впереди…

Арминека окончательно сморило — уснул. Я лежу, разевая, как рыба, рот. Нечем дышать. Но вот очередной порыв ветра пахнул влажной свежестью и прохладой. Так и есть — надвигается гроза.

«Держись, Толай! — подбадриваю я себя.- Готовься к бою».

— Нанчы! — окликаю я Арминека.- Дружище! Вставай! Надо идти. Слышишь? Ночевать еще рано.

Пришлось слегка ткнуть его в бок посохом.

Он сел, кряхтит, как старик, постанывает.

— Идти, говоришь? Идти так идти…

Не успели подняться, как по лицам, по спинам ударили крупные капли и сразу — тугие, больно секущие струи воды. Только что изнывали — хоть бы один глоточек, а теперь спрятаться бы от хлещущего потока. Дребезжа, грохочут над головами один за другим раскаты грома. Хлопают мокрыми ветвями, словно жалуются на ветер и дождь, причитают березы. Кедры и лиственницы нахохлились, обидчиво подобрали хвою. Такое творится кругом! А нам почему-то весело. Радуемся! Забрались под кронистую березу, стряхиваем с себя воду, хотя надо не стряхивать, а выжимать и шапки, и телогрейки, и штаны — все насквозь мокрое. Не пили, а напились досыта!