Ашот нехотя поднялся, и они направились в глубь парка.

Отыскав удобное место на возвышенности, откуда виднелась голубая гладь Босфора, они сели.

— На, Ашот, читай. Мы за тебя такой ответ дали, что у твоих обидчиков глаза на лоб полезут, — сказал Мурад, протягивая листовку.

— Какие обидчики? О чем ты говоришь?

— Ты ничего не знаешь?

— Ничего…

— Ну, тогда сначала читай вот это, — Мурад показал заметку в «Спортивном обозрении».

— Вот оно что! Я сейчас все понимаю! — воскликнул Ашот, прочитав газету.

— Видишь, а раньше ты не понимал…

— Я совсем не об этом.

— О чем же еще?

Ашот заколебался.

— Чего ж ты молчишь?

— Ладно, тебе скажу, другому ни за что не сказал бы. — И Ашот рассказал о своем знакомстве с Шушаник, о встречах, о своей любви к ней.

— И что же?

— Часа два тому назад я, как всегда, пошел на свидание с ней… Она не пришла…

— Что же тут такого?

— Как что? Она узнала все…

— Ну и наплевать, подумаешь! Ты лучше прочти, что мы написали в ответ.

Ашот мельком пробежал листовку, но по выражению его лица Мурад понял, что листовка на Ашота не произвела никакого впечатления.

Они молча дошли до ворот и молча попрощались.

Газетная шумиха, поднятая вокруг имени Ашота, не утихала. Некоторые либеральные газеты порицали «Спортивное обозрение», называли заметку нетактичной. Мурад, читая эти статьи, приходил в восторг, совершенно не думая о том, какие последствия все это может иметь для Ашота. Он только радовался тому, что его товарищ отомщен. Что касается душевных переживаний Ашота, то Мурад считал их пустяками. Несмотря на свою обиду, Мурад был убежден, что Ашот обязательно придет к нему и признает недостойность своего поведения. И действительно, вскоре Ашот пришел. Пришел с тем, чтобы больше не уходить.

Поставив свой чемодан в угол, Ашот молча опустился на табуретку и глубоко вздохнул. Мурад внимательно посмотрел на него.

— Ну рассказывай: каким добрым ветром тебя пригнало к нашему берегу?

— Это все из-за тебя! — сердито буркнул Ашот.

Мурад удивился.

— Да, из-за тебя, — повторил Ашот. — Защитники нашлись! Какие-то дурацкие листовки выпустили. Как будто я просил вас об этом! Если бы не ты, то никто из нас не знал бы о моем существовании, а сейчас посмотри, какая шумиха поднялась.

— Значит, ты недоволен, что нашлись люди, которые, рискуя своей свободой, отчитали твоих обидчиков?

— Есть чему радоваться! Вот выбросили меня на улицу — ты будешь кормить меня или твои товарищи?

— Если будет нужно, то накормлю, да ты и сам тоже не калека. Лучше толком расскажи: в чем дело?

— Что туг рассказывать! Все очень просто. Вызвали меня к Крокодилу. «Идите в контору и получайте расчет», — говорит. Я его спрашиваю: «За что?» — «Мы не держим рабочих, которые связываются со всякой шантрапой. Здесь благородное учебное заведение, и нам нужны благоразумные рабочие», — отвечает он. Напрасно я ему доказывал, что ничего не знаю и ни с кем не связывался, — он твердит свое: «Получайте расчет и немедленно уходите из колледжа».

По совету Левона я пошел к директору-американцу искать защиты. Как только я зашел к нему, американец вскочил с кресла как ужаленный, ткнул меня в грудь и спрашивает: «Футболист?» Я кивнул головой: да, мол. Он просто выгнал меня. Да, могу еще добавить: в приемной я встретил Смпада; оказывается, его приняли в колледж.

— Черт с ним, со Смпадом! Я одного не понимаю: чего ты так отчаиваешься? Подумаешь, трона лишили! Поступишь в другое место — вот и все.

— Тебе легко говорить: имеешь профессию, прилично зарабатываешь, — а я что? Где еще найду я такую работу — тринадцать лир в месяц и на всем готовом? — Ашот грустно посмотрел на свои большие, сильные руки. — Или ты забыл, как мы с тобой, босые, оборванные, бегали, как ишаки, по всему Стамбулу в поисках заработка и голодными ложились спать?

— Этого больше не случится, не беспокойся. Поживи у меня до тех пор, пока найдешь себе приличное место. Моего заработка вполне хватит на двоих.

— Сидеть на твоей шее, как нищий… Нет, спасибо! — Ашот ударил кулаком по столу и крикнул: — Погоди, я им горло перегрызу!

Но тут же он снова сел, опустил голову на руки, и вдруг плечи его начали вздрагивать — Ашот плакал.

Мурад растерялся. Ему приходилось быть со своим товарищем в самых трудных обстоятельствах, но никогда еще он не видел его плачущим, и Мурад понял, что с Ашотом случилось что-то более серьезное, чем потеря работы.

Глава пятая

Крушение

Жара спала. С моря доносилась приятная прохлада, ярко-зеленые листья на деревьях вдоль набережной уже тронула желтизна. Наступала осень.

Ашот был мрачен и молчалив. Он целыми днями ходил взад и вперед по узкой комнате, мурлыча себе под нос какую-то тоскливую песню. На все вопросы Мурада он отвечал односложно: «да», «нет», — и на этом разговор обрывался.

В те краткие часы, когда Мурад бывал дома, он всячески старался расшевелить Ашота, рассказывал ему о жизни типографии, о городских новостях, но напрасно — Ашот ко всему был безучастен. Даже книги, которые Мурад приносил из библиотеки, оставались нераскрытыми.

— Где только я не побывал в эти дни — нигде для меня нет работы, все хозяева отворачиваются, словно сговорились между собой, — как-то сказал он Мураду.

— А ты не торопись, хомут на шею рано или поздно найдется.

— И все время жить на твоем иждивении? Спасибо! Благодетель какой нашелся!

— Вот это ты уже зря! — обиделся Мурад. — Мы с тобой близкие товарищи, больше даже — братья. Какие же могут быть расчеты между близкими? Ты сам знаешь, заработок у меня приличный, скоро будет еще больше: Мисак научил составлять пригласительные билеты, визитные карточки. Хоть дело это канительное, но доходное. Я так насобачился, что достаточно взглянуть на заказчика, узнать его профессию, чтобы безошибочно ему угодить. Например, для вновь начинающего врача визитные карточки нужно сделать непременно с золотым обрезом, фамилию набрать как можно крупнее, но не грубо, а, скажем, пригласительный билет по случаю бракосочетания дочери лавочника следует составлять из высокопарных фраз и сверху напечатать ангелов с венками в руках.

— Что ж, желаю тебе всяческих успехов, — равнодушно сказал Ашот и опять заходил по комнате.

Мурад ко всем поступкам Ашота старался относиться как можно снисходительнее. Он понимал, что Ашоту тяжело и в таком состоянии, в каком он находится, его легко обидеть. Мурад не удивился и тому, что Ашот вдруг стал поздно возвращаться домой, а раза два пришел даже навеселе. Чтобы не огорчать его своими расспросами, Мурад сделал вид, что не обращает внимания на его поведение. Как-то Ашот протянул Мураду деньги.

— Возьми, Мурад, на общие расходы, — сказал он, смущаясь.

— Откуда у тебя деньги?

— Продал кое-что.

— Знаешь, это уж не дело! Ты сыт, деньги на карманные расходы у тебя есть, зачем тебе понадобилось продавать одежду?

— Если не возьмешь, то завтра же уйду от тебя! — мрачно пробурчал Ашот.

Еще через несколько дней Ашот явился домой вдрызг пьяным, в испачканной одежде, без шляпы, бледный как мертвец. Мурад твердо решил утром поговорить серьезно, а если разговор не поможет и Ашот будет продолжать пить, то, может быть, им придется и расстаться. Ашот некоторое время сидел на кровати, подперев голову руками, потом повернулся к Мураду и пробормотал:

— Ты отворачиваешься от меня, презираешь меня. Я потерянный человек, пьяница…

— Ладно, Ашот, давай спать, уже поздно, поговорим утром.

— Как я могу молчать? Кому скажу о том, что жжет у меня вот здесь? — Ашот ударил себя в грудь. — Ты знаешь, я сегодня видел ее в компании студентов… И Смпад с ними. Наверное, возвращались с теннисной площадки. Увидев меня, она что-то сказала своим спутникам, а те громко захохотали… Ты понимаешь, что это такое?

Он долго плакал пьяными слезами.