— Бедный Мурад! Тебе тяжелее, чем нам с Мушегом. Я слышала, с Аместуи очень плохо, — сказала она сочувственно.

— Ей уже лучше, сегодня она вставала. Ты бы пришла к ней, она тебя любит больше всех, на днях спрашивала о тебе.

— Очень трудно ходить. Я, как старуха, устаю, больше трех шагов не могу сделать. Сегодня еще ничего: ночью Мушег воды принес, жаль, все выпили, а то угостили бы тебя.

— Трудно было ходить за водой? — спросил Мушега Мурад. — Ночью я тоже собираюсь.

— Лучше не ходи, Мурад: сколько там убитых, жутко!

— Что же делать? Когда нечего было есть, обходились и без воды, а вот поели — и еще больше захотелось пить. Хоть бы дождь пошел! Бабушка говорит, что в это время года часто бывают грозы.

— Когда мне очень хочется пить, знаешь, что я делаю? — сказала Астхиг.

— Что?

— Беру в рот железный ключ.

— Помогает?

— Немножко прохладнее делается во рту.

Прощаясь, Мурад еще рал попросил ее:

— Астхиг, навести мою сестру. Если ты придешь, ей станет легче.

— Хорошо, Мурад. Завтра, а может быть, сегодня вечерком. Когда жара спадет, я постараюсь доползти к вам. Ты передай ей привет от меня.

Мурад шел к своей яме и по дороге обдумывал, как лучше ночью сходить за водой. Ему казалось, что если сестра напьется воды, умоется, то сразу выздоровеет.

Шагах в тридцати от него пролетел снаряд, потом другой. Начался обычный артиллерийский обстрел. Мурад по привычке лег на камни, в надежде, что обстрел так же внезапно прекратится, как и начался. Но напрасно. Проходили минуты, а снаряды с возрастающей быстротой, как град, сыпались на крепость. Мураду надоело лежать. Он поднялся, чтобы идти к своим. Случайно он взглянул за крепостную стену. Там по склону горы, прячась за скалами, ползли наверх аскеры. Их было очень много. Мурад испугался. Ему показалось, что никто, кроме него, не замечает аскеров и они безнаказанно достигнут крепостных стен, хлынут в крепость — и тогда начнется резня. Охваченный страхом, Мурад закричал:

— Дядя Хачик! Турки ползут, аскеры ползут! — и побежал к проходу, который охранялся отрядом Хачика.

Шатаясь от усталости, бледный, Мурад прибежал на позиции.

— Ты зачем прибежал сюда в такое время? — сердито спросил Хачик.

— Я видел, как ползут аскеры. Они совсем близко, вот там, пришел предупредить.

— Хорошо, что ты такой зоркий. А сейчас немедленно уходи отсюда: скоро здесь такая каша заварится, что недолго самому закипеть.

— Кажется, пора, Хачик, — сказал кто-то из бойцов.

— Пусть еще чуточку поднимутся: удобнее будет взять их гранатами, — хладнокровно ответил Хачик и приготовил гранату.

В эту минуту из соседних окопов полетели гранаты, завязался ближний бой. Мурад не успел выбежать и невольно стал свидетелем отчаянной схватки.

Первые аскеры, оставив на склонах горы убитых и раненых, откатились вниз, но вскоре появились новые. Не обращая внимания на разрывы гранат и одиночные выстрелы в упор, они настойчиво ползли к позициям.

С каждой минутой бой усиливался. Люди Хачика швыряли на голову аскеров самодельные гранаты, сбрасывали с горы большие камни, приготовленные для этой цели. Стоило кому-нибудь из турок поднять голову, как его тут же укладывали метким выстрелом. Но аскеры не отступали. Они только отошли по команде и спрятались за камнями. Опять начался артиллерийский обстрел. Снаряды ложились все ближе и ближе.

Осколками ранило троих. Один боец упал замертво. По лицу Хачика текла кровь, но, казалось, он этого не замечал.

— Ребята! Готовьтесь! — скомандовал он. — Сейчас они опять поднимутся!

— Армяне, сдавайтесь! — крикнул один турок; его не было видно.

— Иди к нам! Поговорим! — закричал Хачик в ответ.

— Вам же будет хуже: перебьют всех. Выдайте главарей, сдавайтесь, и мы вас не тронем! — раздался тот же голос.

— Вот я сейчас тебе выдам! — И Хачик со злостью швырнул гранату.

— Хачик! Гранаты кончаются! — закричали из соседнего окопчика.

— Месроп! Беги к Гугасу, скажи, что у нас тяжело, пусть подмогу пошлет, а главное — гранаты. Живо! — приказал Хачик, а сам с гранатами в руках пополз в соседние окопы.

Разрывы гранат, свист пуль, стоны раненых — все слилось в общем гуле боя. Турки подошли совсем близко; в окопе, где сидел Мурад, отчетливо слышалась их речь.

— Ну, сегодня гяурам, кажется, конец, Гусейн, — говорил один.

— Все в воле аллаха! — отвечал другой.

— Возьмите правей, правей! — командовал кто-то. — Напирайте еще! Эй вы, ослиные уши! Что опять легли? Гяуров испугались?

Вдруг Мурад увидел, как аскеры, поднявшись во весь рост, побежали к окопам, куда пошел Хачик. Наверное, турки нащупали там слабое место. Несколько аскеров упали, остальные же прыгнул и в окопы. Учитель и еще двое бойцов выстрелами остановили наступающих, но это мало помогло. Турки мелкими группами, по два, по три человека, просачивались в место прорыва, где шел рукопашный бой.

— Вперед! За мной! — раздался могучий голос.

Мурад узнал отца. У него сильно забилось сердце.

Гугас и его люди, как ураган налетев на занятые турками окопы, быстро восстановили прежнее положение. Семнадцать аскеров они захватили живыми.

Наступавшие медленно отползли назад и скоро исчезли из виду.

Пока Хачик рассказывал Гугасу подробности боя, к ним подбежал связной.

— Турки заняли район колодцев, — доложил он. — В отряде Ншана все до единого погибли. Апет преградил аскерам путь в крепость, но положение у него неважное: позиции ненадежные, людей очень мало, он просит помощи.

— Эх, обманули нас турки, Хачик, отвлекли внимание, и пока мы тут возились, они заняли колодцы.

— Что же, пусть! Ночью соберемся с силами и выбьем их оттуда.

— Какие это силы мы соберем с тобой? На каждой позиции осталось по десять — двенадцать человек… Ну ладно, я пошел к Апету. Часам к одиннадцати приходи ко мне. Позовем людей, посоветуемся, как быть дальше.

Гугас со своими людьми поспешно ушел. Он даже не заметил, что тут же, за скалой, сидел его сын.

Глава десятая

Конец осады

Собравшись у Гугаса, начальники отрядов решили, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Ежедневно голод и болезни уносили сотни людей. Еды не было совсем, колодцы заняли турки, боеприпасы кончались.

— Что же делать? — спросил Гугас у своих боевых соратников.

Бесстрашные люди, понурив головы, молчали.

— Сдаваться? — опять спросил Гугас.

— Прежде чем сдаваться, я убью своих детей и жену, а сам брошусь со скалы вниз головой, — ответил Хачик.

— Это нетрудно сделать, Хачик: для этого не требуется ни большой храбрости, ни особого ума. По-моему, пока жив человек, он должен бороться. Я предлагаю другой план: все наши силы собрать в один кулак, прорвать окружение и со всеми выбраться в горы. Там добывать пищу будет легче, сможем продержаться до прихода русских.

— А больные, старики? Их оставить? — спросил пожилой командир одного из отрядов.

Перед глазами Гугаса встали изнуренные женщины, дети, его больная дочь. У него защемило сердце, когда он представил себе картину, как и без того озлобленные турки ворвутся в крепость.

— Надо попытаться вынести их из крепости, — твердо сказал он.

Командиры разошлись по своим местам, оставив Гугаса и его помощников в тяжелом раздумье.

Утром стало известно, что ночью из крепости исчезли Манукян с Каракозяном.

— Нашей кровью хотят спасти свои шкуры, — сказал Хачику Гугас.

— От них другого ожидать нельзя было. Не зря я тогда предложил тебе покончить с ними, — помнишь, когда они в первые же дни стали поговаривать о сдаче?

— Конечно, помню. Рука не поднялась: как-никак свои, вместе выросли.

— А у них рука не дрогнет — и не на одного, не на двух, а на тысячу человек.

— Что сейчас толковать об этом? Уже поздно. Придется отложить выступление. Турки всё знают и ждут нашего появления.

— Ты дай приказ, что выступление вообще отменяется. Подождем еще день, два. За это время турки подумают, что Манукян их обманул, и, может быть, расстреляют его.