Катя (чуть не плача). Вот это и есть оно самое: хорошие люди, у которых идеи, они друг с другом дерутся в кровь. А разная пакость, у которой никаких идей нет, которой все равно, что будет, та как раз живет спокойненько. Ну что бы взять порядочным людям и сговориться по-людски. Так нет, не могут, весь порох друг на друга расходуют… Черт те что…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Та же комната, где репетировал хор. Но только рояль задвинут в угол, а посредине стол под красным сукном. За столом и у стен человек пятнадцать членов постройкома и вызванных. Среди них Сухоруков, Фархутдинов, Красюк, Виктор, Костя, Саша, Гиковатый. Видно, что заседают они уже давно. Сухоруков резюмирует.
Сухоруков (добродушно). Значит, так… Тут насчет питьевой воды говорили… Я согласен, это действительно наше упущение. Сделаем в недельный срок, можешь нам записать, Ахат Фархутдинович… Теперь по квартирному вопросу… Будем решать как положено, демократическим путем… Но лично я считаю, надо дать Тищенкам квартиру. (Смеется.) А то теща их совсем разведет. (Все добродушно смеются.)
Красюк. Говорят, указ будет: кто с тещей десять лет прожил — тому пенсия с пятидесяти лет… (Хохочет.)
Сухоруков (еще добродушнее). Теперь еще одно… Вот с Малышевым-младшим… Ну, вы все знаете историю с этой канавой. Надоело, ей-богу, по ерунде копья ломать… (Дружный смех.) Ну вот… Я думаю, это и вся ваша резолюция. (Снова смех.) Теперь второй вопрос — насчет однодневного дома отдыха…
Костя. Почему вы смеетесь?! Страшный же разговор!
Саша. Нет, Яков Палыч, вы скажите, что это за история.
Сухоруков. Я думаю, не в ваших интересах, товарищ Малышев, устраивать разбор. Вы уже оказались перед народом в плохом, мягко выражаясь, положении…
Красюк. Правда, Саша, прекрати!
Саша. Так что все-таки за история?
Сухоруков. Поганая история. С таким душком…
Костя. С каким?
Сухоруков. С демагогическим душком, товарищ Откосов! И мы сами виноваты. Я, в частности. Поднимали Малышева и компанию, во все дудки дудели: ах, лучшие турбинисты, ах, понимаете, отличное качество! И товарищ Гиковатый в «Знамени» правильно нас поправил. Подзазнался Малышев. Решил, что бога за бороду взял… Амбиции много, а святого за душой — ничего. И вот, понимаете, замахнулись… на самое дорогое…
Саша (кричит). Это липа — самое дорогое?
Фархутдинов. Товарищ Малышев, веди себя как следует на постройкоме.
Сухоруков. Вот видите, товарищи, что за выкрики, реплики, аргументы. Уймитесь, товарищ Малышев! Не мешайте нам работать. Иначе мы вас уймем — у нас на это есть право. Мы дело делаем! И отвечаем!
Саша. Я тоже отвечаю! Только не по-вашему. Не по должности!
Сухоруков. Мальчишка! Демагог! Понимаете, нашкодил с воскресником, поспешил забежать вперед, заявление подал (усмехается) на меня.
Гиковатый. Ушлый ход! Хитер!
Девушка-активистка. Шкодлив, как кошка, труслив, как заяц…
Костя. А вы б, девушка, поаккуратнее. Вы ж его первый раз видите.
Девушка-активистка (шепотом). Хамло!
Сухоруков. И вот он, чтобы отвести гром, подал заявление. Дай-ка, Ахат Фархутдинович, я зачитаю…
Фархутдинов (неожиданно строго). Нет, Яков Палыч. Заявление против тебя. Почему это вдруг ты читать будешь? Ты уж извини…
Красюк. Так все уже читали заявление. Чего, ей-богу, второй раз читать. Давайте по существу!
Сухоруков. Прости, Ахат Фархутдинович, ты совершенно прав! Знаешь, в запале… и ты, Малышев, прости: такое ведь дело, волнует. Но (голос его вдруг звенит железом)… н-но для нашего дела, для того, ради чего мы все тут… Мы обязаны, раз уж он сам, как говорится, попросился, беспощадно разобраться и наказать. Для примера! Чтоб не повадно было демагогам… (Мягче.) И чтоб ему самому тоже была наука… Его жизнь только начинается.
Чуканов. Правильно! Паны бьются, а в козакив чубы трещать. Вы тут принципы выясняете, Яков Палыч, а канавы так и нэма по сей день. И лично я горю с трубопроводом, як той швед пид Полтавой. (Все шумят.)
Сухоруков. Принимаю критику в свой адрес на сто процентов. Правда, не проявил твердости, виноват. Но я эту ошибку исправлю!..
Красюк. Товарищи, давайте в темпе! Ей-богу, нельзя же сто лет заседать. Тут же все ясно… Давайте прямо запишем: «Обратить внимание администрации (в скобках: тов. Сухоруков Я. П.) на непорядок с канавой». «В шахтах было аварийное положение. В любую минуту мог понадобиться экскаватор».
Саша (орет). Но он же так и простоял. Все воскресенье!
Сухоруков. Аварийное положение в данном случае, к счастью, в аварию не перешло. Ну, а если бы перешло?! А если бы несчастье, что бы вы сказали, безответственные крикуны?
Саша. Но вы же мне сами говорили, что никому он не был нужен, экскаватор. Товарищи, он мне сам сказал… Да врет он вам! (Все шумят.)
Фархутдинов. А ну, выбирай выражения…
Сухоруков. Где это я говорил?
Саша. У нас, на сундуке!
Сухоруков. На сундуке? (Комически разводит руками, как бы приглашая всех повеселиться.) На сундуке, товарищи… Уж не были ли вы тогда, товарищ Малышев… того… под градусом?.. Ахат Фархутдиныч, ты не помнишь, он много тогда выпил, у брата? (В комнате смешок.)
Саша. Ну пусть бы даже был нужен! Теперь же не в этом дело. А в турбине…
Сухоруков. Ах, теперь уже не в этом дело!
Гиковатый (задумчиво, как бы в сердцах). Это же наше, а? Молодые, называется, боятся лопатой мозолю натереть. Вам это низко. Привыкли к ракетоносителям и прочему такому. А как мы, вот лично я, когда нас в бараке сорок шесть душ жило? И все руками делали. А у тебя небось комната. А? Метров девять. А?
Чуканов. При чем тут комната?..
Гиковатый. При том, рабочую совесть в карман спрятали!
Костя. Что вы все, слепые?!
Красюк. Ну ладно, ясно. Есть предложение объявить выговор.
Девушка-активистка. Мало… Строгий надо. И в комсомол сообщить.
Красюк. Ладно, понятно… И просить администрацию за сры… и остальное перевести его в разнорабочие… сроком на полгода… Давай голосуй, чего тянуть…
Фархутдинов. Что вы, товарищи! Он же не с плохим намерением. Я считаю, на три месяца достаточно.
Сухоруков. Как вы понимаете, тут моего личного интереса нет… Но, товарищи, довольно мы полиберальничали. Вы сами видите, какие выводы товарищ Малышев сделал из нашей критики. Я считаю, для примера, для того, чтобы урок был настоящим, предметным, давайте разговаривать уже всерьез. Ущерб стройке нанесен, и не только материальный, но и моральный. Давайте передадим дело в суд…
Фархутдинов. В товарищеский?
Сухоруков. В народный. Они люди взрослые, их деревянным пистолетом не испугаешь. А может быть, вы все-таки против досрочной сдачи турбины, против ударных темпов? Или, по-вашему, турбина — это липа?
Чуканов. Дайте вы человеку сказать.
Саша. Но трансформатор же липовый!
Сухоруков. Я не только даю, я прошу товарища Галанина высказаться. Ну так как? Вы, инженер и ответственный работник, что-нибудь имеете против нашей производственной политики?
Виктор (медленно). Я считаю, что воскресник… то есть я считаю, но поскольку экскаватор действительно был нужен…
Саша. А трансформатор?
Виктор молчит.
Сухоруков. Ну, значит, меня ввели в заблуждение… Пусть простит товарищ Галанин мою резкость… А вообще, товарищи, не плохо бы в перспективе запланировать специальное заседание. Может быть, даже расширенное, совместно с парторганизацией и комсомолом. Против настоящей липы, против приписок. Этим ведь грешат у нас и бригадиры, и мастера. Да тот же Малышев, как отметил в своей статье товарищ Гиковатый, Неплохо бы провести такое мероприятие… Ну ладно, у меня все. У тебя все, Ахат Фархутдиныч?