Саша. И не противно?
Пашкин. Почему не противно? Противно… Но привык. И ничего другого делать не умею. И никому ведь от этого вреда нет, что смотр какой-нибудь туфтовый проведем или почин для звону. А мне хлеб. Не мне, так другому, пускай уж лучше мне. Я мыслю — мне платят. Стесняются, но платят.
Алексей. Шура, чего это вы вдруг разысповедовались?
Пашкин (кивает на Сашу). Для него, чтоб не сильно расстраивался. И немножко для себя, я ведь давно по этому делу. Был некоторым образом даже научный работник. И. о. научного сотрудника института народного творчества.
Саша. Ого!
Пашкин. Я там был первый человек. Поедет бригада фольклористов на Север. Ездит там полтора месяца и привезет «Старинные обрядовые попевки» или там семь вариантов песни «Не белы то снеги». А я золотой был работник: выйдет постановление о цикличной угледобыче — я самолетом в Донбасс и через два дня привожу шахтерский фольклор про цикличность. Потребуется внедрять какое-нибудь там травополье — я в село и привожу народную мудрость как раз про это самое. Что-нибудь такое: «С травопольем дружить — в изобилии жить»…
Саша (злобно). Но все-таки выгнали же в конце концов.
Пашкин. Не за то, за что вы думаете. Я, может, бы жизнь переменил, если бы за это. Нет, меня погнали за нарушение трамвайного закона. Знаете трамвайный закон? «Не высовываться»? А я высунулся. Всегда мы публикации вдвоем с директором подписывали, а тут я тиснул в «Культпросветжурнал» одну штуку, только за своей подписью. Всё — поехал укреплять самодеятельность на ударной стройке… Вот как благородно сформулировано. Все должно быть благородно сформулировано. Это главное. И тебя выгонят или отдадут под суд тоже благородно: под флагом борьбы с очковтирательством. Или с демагогией…
Алексей. Ну ладно каркать… (Появляется Юлька.) Ну, Юлька, достала?
Юлька (запыхавшись). Нет… Знаете, сегодня прямо все расхватали «Знамя». Последнюю газетку Сурен Вартаныч унес. Он с газетчиком дружит, прямо вась-вась…
Алексей. Значит, всеобщий интерес… Пойдем, Сашка…
Саша. Я не пойду. (Пашкину.) Ну? Что же делать? Может, в «Знамя» написать письмо?.. Или в обком?..
Пашкин. Ничего не делать! Заткнуться — и все. Сухоруков мужик не злой. Он тебя любит…
Саша. Л-люб-бит!
Пашкин. Я тебе говорю — любит! Я знаю, что говорю!
Саша. Мне плевать. Я все равно не заткнусь. Мы с Витей решили…
Пашкин. Так еще получишь! Статейка умно составлена: можно просто по-отечески пожурить, а можно на той же основе под суд отдать. «Смотря по вашему поведению», как выражаются тульские барышни.
Саша. И как же ты всякую подлость понимать умеешь?
Пашкин. Из здорового чувства самосохранения.
Саша. Ладно… Я пошел к Виктору… Если кто спросит, скажите. (Уходит.)
Алексей. Это действительно страшная штука: понимать. Вот я Сашку понимаю, и Якова тоже понимаю, и тебя понимаю. И никто вроде не хочет зла…
Юлька. Смотрите, Костя идет…
Алексей. Пойдем, Шурик. (Юльке.) А ты задержи немного Костю. А то за Сашкой побежит… (Уходят.)
Костя (явно ищет кого-то). А, Юлька…
Юлька. Тебе, кажется, меня недостаточно… Ничего. Посидишь тут. Без тебя обойдутся. Почитай мне стихи…
Костя. Потом, Юля. Ладно? У Сашки очень большие неприятности.
Юлька. Ты про статейку эту? (Презрительно хмыкает.) Это все ерунда. У него лич-ные осложнения. Ну, читай стихи.
Костя. Так они еще не отшлифованы…
Юлька (повелительно). Ну!
Костя. Ну, вот такое… Только оно еще… Название «Мое поколение» (прокашливается).
Юлька. А у тебя вот широкие. И теперь таких не носят.
Костя. Так я ж вообще, в принципе.
Юлька. A-а. Мне тоже Геральд — был у нас один техник — стихи посвятил. Исключительно красивые. Он вообще имел ко мне очень большое чувство. (Выходит Саша, останавливается в уголке, слушает.) И в каждом письме писал: «Ю-ли-я! Юлия, напиши хоть словечко! Я приеду, и мы распишемся». Вот вчера опять письмо прислал…
Саша. Покажи конверт!
Юлька. Ай! Напугал прямо… Я всегда личные письма жгу.
Саша. На свече? (Юлька чуть не плачет. Косте.) Да что ты, не видишь? Она тебе пыль пускает. Розовую! Витю не видели?
Костя. Нет. Слушай, Саша. (Тот, махнув рукой, уходит.)
Юлька. У него самого не ладится… с этой Ирой… Вот он и злится…
Костя. Нет, у него настоящие неприятности, по работе.
Юлька. Ничего ты не понимаешь! Почему мужчины вообще считают главнее всего разное там производственное?.. А если хочешь знать, больше всего самоубийств на личной почве. От несчастной любви… Костик, скажи мне… только объективно, ладно? Правда, ко мне нельзя относиться серьезно?
Костя. Почему? В каком смысле? Что ты! Да это любому… То есть не любому, каждому… То есть ты только захоти…
Юлька (голосом выстрадавшего человека). Это ты объективно?
Костя (страстно). Да!
Юлька. Я еще не совсем разобралась в своем чувстве, но ты… Костя, хороший. Почитай мне еще стих…
Костя. Какой?
Раймонда (она вбегает, явно взволнованная). Сашку не видел?
Костя. Он к Виктору пошел. А что?
Раймонда. Ничего! Вы тут сидите, ухаживаетесь, а он… А его… (Убегает.)
Костя. Правда… (Порывается бежать за ней.)
Юлька. Сиди! Много она понимает. (Капризно.) Почитай еще стих, тот, который в газете напечатали.
Костя. «Помни, шофер»?! Не надо, он неинтересный, на производственную тему.
Юлька (оскорбленная). Что меня, по-твоему, производственное не интересует? Одни моды? Ты так считаешь?
Костя. Нет. Пожалуйста… Но он плохой… Я лучше прочитаю другой стих… «Подруге синеглазой».
Юлька. А я хочу тот, напечатанный.
Костя. Ну, пожалуйста (начинает замогильным голосом).
Юлька откидывает голову, всем своим видом демонстрируя чарующую силу искусства.
Юлька. А по-моему, очень хороший стих. Как в жизни. А то один психический на самосвале налетел из-за поворота, чуть Надьку Плаксину не задавил. Представляешь?!
Поэт издал тихий мученический стон, но Юлька без всякого «перехода» взяла его голову и поцеловала.
Юлька. А на меня раз «Запорожец» наехал. (Целует его.) Но что это за машина — «Запорожец»?! Под такую попадать — только время терять… А мы с тобой, как выучимся на техника, «Москвичика» купим. Правда? (Целуются.)
Появляется старуха дворничиха с метлой.
Дворничиха. Ну чего расселись на малышовых цацках?
Юлька. А мы, теть, голубей смотрим…
Дворничиха (подметая, философствует). Чего в них хорошего? В теперешних-то голубях… А ну, вставайте…
Костя. В теперешних? Хм… (Они с Юлькой уходят, держась за руки.)
Дворничиха (задумчиво). Раньше голубей было гораздо больше, но гадили они гора-а-аздо меньше. (Уходит.)
Сколько-то секунд еще раскачивается пустая качалка, и вот появляются Саша и Ира.