— Это... что-то, полученное от побочного продукта подготовки, да?

Она была уверена, что брат — сильнейший волшебник, но знала, что есть много чего, чего он сделать не может. Если необходимо обеспечить победу, брат позволит сердцу и телу повредиться, например, сократит свою продолжительность жизни, и она собиралась использовать всё возможное, даже слезы, чтобы быстро его остановить.

— Нет, я так не думаю, — Якумо быстро опроверг теорию Миюки, — потому что Тацуя-кун изменил лишь метод распознавания. Он не прямо ударяет по цели; он устанавливает координаты, делая пометки рядом с мишенью от одной секунды до тридцати двух минут, и создает пулю из концепции, которая дает ему исключение движения в области, в которой подсознательно доминирует, и через это связывается с реальным миром. Правильно, Тацуя-кун?

— Это мы и делаем, Миюки. Вращение между мышлением и ощущением делает меня умственно... нет, это истощает лишь мою чувствительность. Не волнуйся, я не сделаю ничего, из-за чего стану жертвой побочного эффекта.

— Действительно...

Похоже, ясное объяснение Тацуи успокоило Миюки.

— Значит, есть хороший шанс сделать средство для нападения на Паразита?

После того, как младшая сестра на него посмотрела «что и ожидалось от Онии-самы» глазами, Тацуя невольно показал страдальческую улыбку.

— Нет.

— Если пойдет против «ребенка», который только что родился, он, наверное, сможет его уничтожить. Но против «взрослого», укрепленного месяцами и годами опыта, будет трудно.

Тацуя огорченно усмехнулся и кивнул головой.

Якумо вмешался и немного опустил её ожидания.

Благодаря этому разговор окончился без неловкости.

Миюки сопровождала Тацую этим утром не по прихоти, и тем более не проверять прогресс его тренировки.

Миюки приходила в храм Якумо утром четырнадцатого февраля в прошлом и позапрошлом году, поэтому это был третий раз.

Ей, наверное, не нужно было заявлять, зачем пришла.

Когда они вернулись в апартаменты монаха, Миюки вынула из сумки, которую здесь оставила, красивую коробочку и вручила её Якумо.

— Сэнсэй, вы можете посчитать это языческим обычаем, но, пожалуйста, примите это. Сэнсэй, вы всегда так много делаете для моего брата.

Когда она передала его Якумо, он показал самодовольную улыбку.

— Нет, нет, я хорошо отношусь к хорошему, даже если это заграничные языческие обычаи.

Очевидно, что не только Тацуя подумал: «каждый год он говорит то же самое, этот монах...»

— Мастер, все смотрят.

Однако Тацуя был единственным, кто был способен посмотреть на него укоризненным взглядом, а не просто неестественно напрячь лицо.

— Хм? Но это ведь замечательно? Это стимул чтобы тебя тренировать.

Естественно, Якумо говорил, будто вообще не заметил неодобрение Тацуи.

— Разве вы сейчас не задели заповеди мирских желаний?

— Пока это не плотские желания, это не имеет значения.

Якумо говорил, будто находился в стороне от всего мира, но жадность на его лице не подходила его словам.

Когда Тацуя пожал плечами и сказал: «С этим человеком ничего нельзя поделать», — количество учеников, которые с ним молча согласились, было близко к большинству.

Полвека назад большое количество людей пользовались электрическими автомобилями, но кабинеты современной эпохи выиграли с точки зрения способности определить время прибытия.

Если подумать о том, как они используются, причина сразу же станет понятной, правда у кабинетов не было того, что называется графиком прибытия. Естественно, чтобы избежать заторов, было широкое окно для прибытия кабинета без опоздания. Отсутствие ограничения скорости на пути кабинета создало основу для быстрого времени прибытия. Хотя можно сказать, что было немного неудобно встречаться в заранее запланированное время и место.

На первом семестре Тацуя и его друзья множество раз встречались на станции и присоединялись к идущему в школу потоку, но в последнее время они собирались, когда приходили в свои классы.

— Доброе утро, Тацуя-сан.

— Утро, Хонока.

Возможно, трудности были вызваны молодостью.

Или влюбленностью.

Наверное, верно и то и другое.

— Ах, доброе утро, Хонока-сан.

— Утро, Мизуки.

И для влюбленной девушки именно в этот день компаньоны недопустимы. Миюки всегда рядом, с этим ничего не поделаешь, подумала Хонока.

Однако, за исключением Миюки, все — не друзья, а просто препятствие. Нет, потому что они друзья, Хонока хотела, чтобы они догадались, какой сегодня день.

На её лице определенно виднелась такая мысль.

Мизуки прочла настроение по незначительным изменениям в выражении Хоноки.

И быстро начала ерзать. Хотя было чрезвычайно неудобно, сейчас слишком неестественно вдруг заявить: «я пойду вперед» или «я вспомнила, мне нужно кое-куда пойти».

Хотя она хотела соответствовать ожиданиям Хоноки, при таких обстоятельствах Мизуки не могла пошевелиться; неожиданно, её вывела из тупика Миюки:

— Мизуки, по-моему, на твоей форме что-то есть...

— Э?

Конечно, когда ей внезапно это сказали, Мизуки изо всех сил вытянула шею и попыталась посмотреть через плечо за спину.

Но на собственную спину посмотреть таким образом невозможно, и так как прежде всего там ничего не было, это было не более чем тщетное действие, однако...

— Постой немного. Я тебе помогу. Онии-сама, мне очень жаль, но, пожалуйста, иди вперед. Хонока, можешь пойти вперед тоже?

— Эм, хорошо.

Хонока с благоговением посмотрела на это неожиданное развитие событий; Тацуя легко кивнул, и Хонока кивнула в ответ.

Хонока с неловкостью заставила ноги пойти за Тацуей и повернула лишь верхнюю часть тела, чтобы глазами поблагодарить Миюки.

Миюки кивнула с небольшой улыбкой.

Нервозность и волнение Хоноки из-за невообразимого шанса идти в школу лишь вдвоём не знало границ. Хотя Тацуя с ней говорил, она едва-едва могла нормально отвечать. К тому же её голос был хриплым. Несмотря на то, что Тацуя шел довольно медленно, ей было трудно идти в связи с жесткостью в суставах, и она почти споткнулась на месте, где не было обо что спотыкаться.

Даже если лишь она одна назвала это боязнью сцены, это была безоговорочная правда.

Если они так войдут в школу, разница в статусе между первым и вторым потоком разделит их. Хонока хорошо понимала, что этот невероятный шанс почти потрачен впустую.

Не использовать шанс, который вам дали — не более чем предать себя перед соперницами.

— Эм, Тацуя-сан! — как только они прошли школьные ворота, Хонока призвала Тацую остановиться, — Можешь уделить мне немного своего времени?!

Она говорила так, будто стоит на церемонии перед офицером, у которого ранг в несколько раз выше, или перед руководителем, у которого в несколько раз выше должность.

— Хорошо.

Даже малейшего удивления не показалось на её робко улыбающемся лице, когда Тацуя кивнул.

— Сюда... пожалуйста.

Украдкой, будто боясь привлечь внимание (из-за чего она ещё больше выделялась), Хонока быстро пошла в направлении наружного сада, Тацуя последовал за ней в темпе, который не был ни быстрым, ни медленным... С лицом, говорящим, что он знает всё.

— Эм, Тачу!..

Уединенное место на школьной территории (частое место для признания), о котором она знала, располагалось в тени дерева за гаражом клуба исследования роботов (впрочем, у места не было какой-то особой легенды).

Хонока стала перед Тацуей и со всем сердцем энергично протянула двумя руками небольшую завернутую коробочку, но как только заговорила — запнулась.

И застыла в таком положении.

Длинные волосы, завязанные в два хвостика за шеей, не скрывали огненно красные уши. На голове в проборе между волос немного виднелась кожа, свидетельствующая, что Хонока покраснела полностью.

Она не могла сделать ни малейшего движения. Даже говорить не могла. Не могла ни наступать, ни отступать. Обе руки слабо дрожали, сердце громко билось. Другие места на территории школы производили похожие волны, но волны, производимые из её сердца, были столь сильны и велики, как ни у кого другого. Форма волны была милой и не сгруппированной, как звон, производимый камертоном. Направивший бутон из эго дрожащей души без сердца.