Так что я завел мотор и поехал сквозь пикниковую зону – столько людей! семей! столько детей! аромат жареного на углях мяса – я медленно проезжал парк, и тут в голову пришла эта странная мысль: «Да, но даже сейчас ты все еще можешь его отпустить, высадить в лесу, где его кто-нибудь найдет. Ведь он видел ТОДДА КАТТЛЕРА, а не К_ П_». Но я был на него зол. Вечно начинаешь на них злиться и хочешь наказать. Он дразнил меня, неотступно сидел у меня в голове невесть сколько недель подряд. Смотрел сквозь меня в «Хампти-Дампти», словно на пустое место. Провоцировал меня – этими своими кривыми ухмылками, ямочками на щеках, своими зелеными глазами. Я ехал на запад в Маунт-Вернон, огибая озеро, и начал ощущать тревогу. Включил радио, чтобы послушать новости – на часах было 8:08 вечера, а к этому моменту БЕЛЬЧОНКА уже хватились. И, может статься, обратились в полицию? И приступили к поискам, и закрыли дороги? В новостях ничего не сказали. Но, возможно, это была уловка. Я все же не мог вернуться домой до наступления ночи и темноты. И тут-то ты и облажался, Квентин, со всеми своими планами. Я слышал издевку в папином голосе, но не винил его. И тогда я после всего внезапно решил развернуться и поехать на север от города по шоссе 31, знакомое мне не хуже, чем мое собственное лицо. Проехал Холланд, проехал Маскегон, к 9:20 вечера во тьме миновал Лудингтон и заповедник Манисти, и чувствовал себя нормально, зная, что принял верное решение. Ведь того, что я сказал папиному адвокату, на самом деле не было. Что копы в Маунт-Вернон патрулируют Норд-Черч и как-то меня притесняют.

А теперь вдруг сделалось очевидно, что так и было . Просто я сам этого не понимал. И исчезновение БЕЛЬЧОНКА в Дейл-Спрингз привлечет внимание полиции к известным сексуальным преступникам в этом районе. А сколько их там – пара дюжин, может, сотня. И К_ П_ на тамошних компьютерах будет в их списке. Так что улизнуть из Маунт-Вернон с моей стороны было находчиво. На обочине лесной дороги я остановился и полез в кузов, включился свет, запах мочи ударил мне в ноздри и возбудил, и я увидел тело, мальчишку, распростертого на полу, частично раздетого, его голову скрывал полотняный мешок, его худенькие ребра поднимались – еще дышит! еще жив . Думаю, я что-то сломал у него в горле – трахею? гортань? – и в таком виде связал веревкой и скотчем, так связал бы кого-нибудь ребенок, много-много раз обмотал. «Здравствуй , – сказал я. – Привет ». Присел над ним на корточки и трогал, и щупал, и гладил, но его маленький пенис оставался влажным и холодным, словно у трупа. Я стиснул его, чтобы пробудить к жизни, мальчишка вздрогнул, и, кажется, вскрикнул в губку. Я сдернул полотняный мешок – и увидел его лицо. Это было его лицо, но оно изменилось. И стало не таким уж красивым. Нижняя часть его лица была заклеена скотчем, но глаза распахнулись. Теперь ты видишь мое истинное лицо, теперь ты знаешь, кто твой Хозяин. Я плеснул на него минералкой, его взгляд прояснился, и я увидел в нем ужас. «Я не сделаю тебе больно, я твой друг. Только не сопротивляйся». Мой голос звучал нежно и ласково. Но он как будто не слышал. В глазах у него царил ужас, все тело было напряжено, как доска. Невзрачный парнишка с корочкой засохшей крови под носом – он начинал меня раздражать. Член его совсем съежился, стал таким крошечным, будто ему было десять, и он смотрел на меня этим взглядом, и мотал головой, по-прежнему пытаясь сопротивляться – сопротивляться мне ! – бессильный, как раздавленный червяк.

МОЙ ЗОМБИ. СОПРОТИВЛЯЕТСЯ МНЕ . И тогда, теряя контроль, я перевернул его на живот, вылез сверху, схватил за маленький хвостик, бил его лицом об пол и ебал в жопу, мой член был огромен, так что кожа порвалась и потекла кровь, ОДИН ДВА ТРИ толчка, пронзал его кишки, словно меч, – Кто твой хозяин? Кто твой Хозяин? КТО ТВОЙ ХОЗЯИН?!

47

Плавают ли кости?

Даже если так, но к ним не крепится плоть, а сами кости разбросаны и никак между собой не связаны, какая в них может быть личность . Я никогда об этом не думаю.

48

26 августа, я едва приехал, вышел из душа и приступил к исполнению обязанностей УПРАВЛЯЮЩЕГО, как тут в парадную дверь раздался громкий стук. Я так и знал.

Новостей я не слушал. Ведь с чего бы К_ П_ стал их слушать. Было 7:50 утра. Я ничего не знал. Ни о чем не подозревал. Но успел побриться, свои редеющие волосы зализал так, что они влажно размазались по голове, и мои глаза, хоть и с красными прожилками, под пластиковыми очками в прозрачной оправе ничего не скрывали. Я надел белую хлопчатую футболку, простую и чистую, старые рабочие брюки из плотной ткани и сандалии. (Намечался еще один жаркий и влажный день). Услышал стук в парадную дверь и потрескивание полицейской рации, патрульная машина стояла на въезде за Доджем Рам. Этого я не видел, но знал. Услышал, как дверь отпирают и распахивают – это один из жильцов собрался выходить, а на ступенях крыльца стояли два полицейских. Раздались их голоса, они стали расспрашивать о К_ П_, проживает ли он в этом доме? Похолодевший и парализованный, я стоял в коридоре и думал о приямке! Об обеденном «операционном» столе! О хирургических инструментах! О запасах еды, и одеялах, и зеркале в полный рост! А в квартире УПРАВЛЯЮЩЕГО хранились поляроидные снимки на память о моих неудавшихся ЗОМБИ, и сувенир от ЗДОРОВЯКА в формалине, и прочие предметы, которые не должны увидеть ничьи глаза, кроме глаз К_ П_. Додж Рам я успел вымыть так тщательно, как только возможно, перед рассветом лихорадочно трудился, босиком и голый до пояса, смывая все улики. И то, внутри грузовика крови было немного, в основном моча и въедливая вонь от мочи. Свою испачканную одежду, парик и так далее я порвал в клочья и закопал на участках вдоль шоссе 31, настолько затерянных, что даже сам К_ П_ не смог бы теперь их найти. А свой пистолет 38 калибра, ножи и единственный сувенир от БЕЛЬЧОНКА я спрятал в безопасном месте подальше от дома номер 118 по Норд-Черч.

И все же у меня не оставалось иного выбора, кроме как выступить вперед и провозгласить: «Да, я К_ П_» . Со спокойным недоумением я приблизился к стоящим у двери полицейским, один из них был в форме, а второй в пиджаке и при галстуке. Они меня поприветствовали и попросили выйти наружу. Но я этого не сделал. И войти их тоже не пригласил. Ведь это совсем не походило на арест после того, как чернокожий мальчик с ревом выбежал на улицу, когда они выволокли меня из фургона, повалили на живот, лицом в грязь, и сцепили запястья наручниками за спиной, так что я закричал от боли. На сей раз это был вообще не арест – не так ли? А простая дача показаний. Ведь у них в компьютере много имен известных сексуальных преступников. Ведь у них не было улик, и ордена не было, иначе они давно бы уже начали обыск. «Не впускай их в дом, – сказал папин адвокат. – Никуда добровольно с ними не ходи. Если они не перестанут тебя беспокоить, позвони мне. В любое время дня и ночи – позвони». Они спросили, можно ли войти, и я покачал головой – нет, не думаю. Они снова вежливо попросили меня выйти на улицу, и я вежливо и резонно сказал, стараясь не заикаться – нет, не думаю. Они удивились, ведь они привыкли помыкать гражданами. Я спросил, что им нужно? Они посмотрели на меня, тот, что постарше, в костюме, причмокнул: «Ты ведь знаешь, что нам нужно, сынок, правда?», и я потряс головой – нет, нет, не знаю, собрался с духом и глянул ему в глаза, и не увидел в них уверенности, так же как и на лице второго. Это продолжалось довольно долго, и я знал – я знаю, а они нет. Я знал и о своих гражданских правах, и не собирался безропотно терпеть притеснения со стороны полиции в адрес условно осужденного мужчины, который никак не нарушил свой испытательный срок. Мужчины, который является «геем» и не афиширует этот факт, но и не стыдится его. И не делается лишь из-за этого в чем-либо виноватым. Наконец они заговорили о «мальчике», которого «похитили» прошлым вечером в Дейл-Спрингз, он пропал, в переулке нашли его велосипед, они просто хотели задать мне пару вопросов, вдруг мне что-нибудь об этом известно, или я что-нибудь слыхал, и так далее, поговорить можно прямо здесь или в участке. И, если я не возражаю, они хотели бы по-быстрому осмотреть дом. И я покачал головой и повторил, нет, не выйдет, мой адвокат посоветовал звонить ему, если полиция будет причинять мне какие-либо неудобства или как-то меня притеснять, и я собираюсь позвонить ему сейчас.