Константин Дубровский

ПЕСНЬ О ГАЙАВАТЕ

«Если спросите откуда

Эти сказки и легенды,

Я скажу вам, я отвечу...»

Лонгфелло

Если спросите, откуда

Эти сказки и легенды,

Я тотчас тебе отвечу:

«Не твоё собачье дело».

Эти сказки и легенды

Из страны дакотов злобных,

Из селений ирокезов,

И вигвамов добрых сиу.

От навахов и апачей,

От пуэбло и не очень.

От чероки и мохавков

Эти сказки и легенды.

Могикане и команчи,

Черноногие и ханты,

Уважали и любили

Эти сказки и легенды.

Это — песнь о Гайавате,

Да, том самом Гайавате —

Победителе неверных,

Покровителе индейцев.

Его прадед Дикий Мерин

Был когда-то ирокезом,

Но не просто ирокезом,

А большим и мускулистым.

Мог струёй пробить бизона,

На зубах с бобрами дрался,

Побеждая регулярно

Этих хищников мохнатых.

Жён имел он тридцать восемь.

И они его достали.

Хоть шаман неоднократно

Говорил об истощеньи,

Обслужив их как-то за ночь,

Он заснул опустошённый.

Начался некроз мошонки,

Не проснулся Дикий Мерин.

Лишь одна из жён любимых

По прозванию Окапи

Несмотря на поздний климакс,

Родила ему сынишку.

Поздний мальчик был дебилом.

Его звали Мягкий Череп.

Лёжа в мамином вигваме,

Он катал из носа шарик.

Только в двадцать из вигвама

Он наружу показался.

Говорят, совет старейшин

От испуга обос...ся.

Мягкий Череп левым глазом

Постоянно видел звёзды.

В то же время правым глазом

Видел только кончик носа.

Изо рта слюна стекала,

До пупа язык болтался,

Украшение из перьев

Он носил на рыжей щётке.

Лишь животные инстинкты

Жили в этом организме —

Обожраться, отоспаться,

Сбросить стул и размножаться.

Раз, среди болотных топей,

Мягкий Череп кушал клюкву.

Вдруг пирога подплывает

С озорницей Тонкой Струйкой.

Стала та дразнить калеку

Всевозможными словами,

А потом доху задрала

И вареник засветила.

Мягкий Череп отвязался

И набросился на Струйку,

Отдубасил озорницу

И опять стал кушать клюкву.

Струйка с плачем убежала,

Грустной стала, затаилась.

Но проходит пятый месяц,

Её тушка округлилась.

А буквально через месяц

Мягкий Череп шёл до ветру,

Провалился в яму с гризли,

И медведь его покушал.

Засвистел по норкам суслик,

Распустились почки клёна.

На проталине весенней

Струйка родит карапуза.

И боясь упрёков близких

И насмешек злых подружек,

Струйка голого младенца

Бросила в ручей широкий.

Там, средь зарослей кувшинок

По теченью он понёсся,

Карпы, щуки и сазаны

Мотылём его кормили.

Так доплыл он до Флориды

В племя славных семинолов,

И его они назвали

За цвет кожи — Оцеолой.

Хороша Флорида летом,

Светит солнце над Майами,

Быстрокрылые колибри

Опыляют орхидеи.

В этом крае благодатном

Быстро вырос Оцеола,

Крепким стал, как хвост каймана,

И стремительным, как газы.

Он ловил с друзьями рыбу,

По сезону бил орехи,

Ставил снасть на крокодила,

Уважал совет Старейшин.

Срок пришёл — и он женился.

На красавице Онасис,

Младшей дочери шамана,

Ослепительной блондинке.

Вскоре та отяжелела,

Но на месяце четвёртом

Подняла предмет тяжелый

И нарушила процессы.

От натуги у Онасис

Разорвалась перепонка,

И мгновенно наступили

Преждевременные роды.

К изумлению старейшин

Выкидыш сказал: «Спокойно!

Заверните меня в шкуры,

Дайте спать, курить и кушать».

Так родился Гайавата

По преданьям и легендам,

По стишкам и прибауткам,

По частушкам и припевкам.

А беда уже спешила:

Из-за моря голубого

Повсеместно появились

Бледнолицые собаки.

Стали строить форт за фортом,

За бесценок брали шкурки,

И, конечно, торговали

Всюду огненной водою.

И Онасис с Оцеолой

Пристрастились к этой дряни,

Стали пить её, заразу,

Ей же, кстати, запивая.

Пусто стало в их вигваме.

Лишь пучки сушёной рыбы.

Дремлет сизая Онасис,

Рядом — голый Оцеола.

Малолетний Гайавата

Их просил неоднократно

Завязать с алкоголизмом

И построить светлый цимис.

Пукнет лишь в ответ Онасис,

Рассмеётся Оцеола,

Бросят чем-нибудь в подростка.

Зря старался Гайавата.

Но развязка наступила.

Как-то пьяный Оцеола

Возле форта часового

Спутал со своей Онасис.

Тот напрасно звал на помощь,

Оцеола его вжарил,

А узнав, что обознался,

Застрелил из арбалета.

Утром воинские части

Окружили семинолов,

И потребовали выдать

Оцеолу и Онасис.

Те, конечно, отказались

И для пущего эффекта

Показали бледнолицым

Окончанья организмов.

Схватка вспыхнула мгновенно.

Но у белых были пушки,

И они одним зарядом

Всех почти что истребили.

Когда белые ворвались

К Оцеоле и Онасис,

Те уже от мармулета

Ничего не соображали.

Оцеола понял: «Вилы»,

И сказал: «Одну секунду».

Бахнул стопку на прощанье

И ударил по тротилу.

Гайавата выжил чудом,

Потому что был он лёгкий,

И его взрывной волною

Унесло в леса Канады.

А Канада пахнет лесом,

Пахнет шишкой и смолою,

Пахнет шкурою бобровой,

Пахнет племенем гуронов.

Над Онтарио и Эри

Золотистые восходы,

Над суровым Мичиганом

Идентичные закаты.

Но и тут уже повсюду

Появился бледнолицый,

Ост-Индийская контора

По пушнине выступает.

И индейцы — дети леса

Им несут бобра и белку,

Лося, волка и енота,