Когда всё утихло, и река похоронила последний стон разразившейся катастрофы; опомнилась и охрана моста: засуетилась загрохотала, ввысь и во все стороны потянулись щупальца трассирующих пунктиров зенитных и пулемётных очередей. Так что Фёдору Кулёву, уже давно переодевшемуся в сухие вещи и с тревогой наблюдавшему за подорванным мостом, со склона небольшого овражка пришлось сползти на его дно. Туда где притаился он и его товарищи вскорости туда же сполз и хмурый Петренко...

   В нарушение всякой логики, Подопригору ждали до тех пор, пока могли, но он так и не появился: через двадцать минут после подрыва: когда на небе стали проявляться первые признаки рассвета, ожидание было прервано. Впрочем, всем и без того было ясно что что-то пошло не так, и их друг пожертвовал собой ради выполнения задания. Но все, всё равно надеялись на чудо.

  - ... Следы нашего пребывания здесь, не ликвидируем: пусть эти гады их легко обнаружат. - Распоряжался Савелий, объявив отход. - Идём вверх по овражку и стараемся передвигаться след в след. Живее братцы, живее: они уже наверняка прочёсывают лес. Вон, даже беспорядочную стрельбу прекратили.

   Хмурые бойцы проходили по одному мимо Петренко, старались идти тихо и аккуратно: кто-то из них внимательно смотрел себе под ноги, кто-то устало впялил взгляд в спину впередиидущего товарища, были и те, кто заглядывал в его глаза с немым вопросом: - 'Как же так, командир? В чём ты ошибся, и почему Игорь остался на мосту?‟. - Может быть всё это было не так, и каждый из посмотревших на Саву думал совершенно о другом, но пулемётчик: как он был уверен, случайно ставший в этом отряде старшим, воспринимал всё именно в таком ключе. Поэтому в такие моменты старался не отвести взгляда, дабы люди не догадались о зародившемся в его душе чувстве вины, которое так нещадно грызло его сердце.

  - Давай Федя, поспешай, не задерживайся. - Савелий ободряюще похлопал по плечу Кулёва, ходившего на мост вместе с Игорем, и в данный момент замыкающего цепочку небольшого отряда. - Мы им ещё покажем Кузькину мать.

   Проходя мимо кустарника, плотно росшего с двух сторон от тропы, той, по которой бойцы только что вышли из овражка: Петренко задержался. Он аккуратно присел возле правого куста и натянув обрезок обожжённой проволоки, прикрутил её свободный конец к кольцу заранее установленной лимонки; после чего осторожно распрямил усики чеки. Прикрыл гранату пучком травы и, убедившись, что растяжка незаметна, побежал догонять своих боевых товарищей.

   Не прошло и десяти минут, как сзади послышался еле различимый взрыв, но ни стрельбы, ни каких либо других звуков не было слышно. Все как по команде оглянулись и замерли.

  - Значит они уже обнаружили место нашей ночной стоянки. Однако после нашего гостинца преследовать будут осторожнее: медленно и с большой опаской. - Негромко сказал Сава, обведя товарищей взглядом. - Идём метров сто - сто пятьдесят, затем возвращаемся на пятьдесят и уходим вправо.

   А сам, развернул кулёчек с перетёртым в пыль табаком и стал понемногу посыпать им тропинку. Может быть эта мера предосторожности была излишней, но Непомнящий настаивал на полном выполнении всего комплекса мер по отрыву от преследователей. Савелий усмехнулся, когда вспомнил как возмущались бойцы после того как Иван конфисковал треть добытой в соседних сёлах махорки и заставил перемолоть её через ручную мельницу. С тех пор, на тех жерновах было невозможно что-либо другое обрабатывать - запах и горечь табака, удалить с них было нереально. А все курящие до сей поры сетуют, что оставшиеся запасы махры ничтожно малы, и скоро у них: от отсутствия этой отравы, начнут пухнуть уши. Впрочем, на Ивана Ивановича эти возмущения не возымели никакого действия, и он как-то пояснил подосланным к нему от народных масс делегатам. Дескать, ему милее живые бойцы с опухшими, или даже свёрнутыми в трубочку ушами, чем покойники с нормальными ушками, но не сумевшие оторваться от вооружённой до зубов погони усиленной собаками. Больше с подобными претензиями к нему никто не подходил, а недовольство если и выражалось, то тихо, и в узком кругу соратников по курилке.

   Весь день отряд шёл по лесу уподобляясь загнанному волку: делались короткие перерывы, во время которых, люди не успевали как следует отдохнуть; несколько раз непредсказуемо менялось направление движения, но чувство тревоги никак не отпускало Савелия. Его подстёгивал часто пролетающий над лесом самолёт разведчик. Вроде никто не разводил на привалах костёр, и все успевали засечь приближение 'Рамы‟ и надёжно укрыться под кронами деревьев: но часто появляющийся фашистский стервятник кружил кругами и давал понять, что именно в их направлении, и движется погоня. Того же мнения был и Егор Понедько, поэтому на очередном коротком привале, он предложил повторить заячий трюк - по его прикидкам, манёвр надо было делать где-то через пару вёрст, и уходить на знакомое ему болото.

   Однако не прошли и версты как попали в засаду: точнее наткнулись на группу немецких солдат прочёсывающих лес. В авангарде советского отряда шли Фёдор и Понедько, а фашисты двигались навстречу выстроившись в несколько редких шеренг. И когда противные стороны увидели друг друга, то возникло небольшое замешательство - оцепенение, из которого первым вышел Кулёв: солдат резким рывком свалил Егора, однако сам упасть не успел и его тело, за секунду было изрешечено бешеным потоком пуль. А проводник, схватив за ремень труп своего спасителя; не обращая внимание на летающий над его головой рой свинца, пополз к своим.

   Видимо Егор в какой-то степени был счастливчиком, можно даже сказать, что он родился в рубашке, так как ни одна пуля, ни своя, ни чужая, не задели его. Впрочем, повезло и всей группе Петренко: немцы быстро прекратили огонь, и не кинулись преследовать отходящего противника. Никто не задумывался о причине такой удачи, толи у фашистов после ответного огня было много раненых и они занимались ими, или задача у гитлеровцев была не уничтожить, а гнать советских диверсантов в нужном направлении. Где их и должен был принять 'комитет по торжественной встрече‟. Поэтому, бойцы спешно отходили и если можно так сказать: радовались увеличивающемуся отрыву от противника.

  - Егор, брось Фёдора. - Сипло дыша, прохрипел малорослый Зинченко, обгоняя проводника. - Ему уже ничем не поможешь.

  - Нет! Он мне жизню спас! Не успокоюсь, пока не похороню его по-людски!

   Не так давно появившийся в отряде Зинченко, ничем ещё себя не проявивший, ускорив шаг и не оборачиваясь только проворчал:

  - Блин твой клёш, вот из-за таких упёртых и сгинем ни за понюх табаку.

  - Егорша, дай Федьщу сюды. - Это был догнавший Егора сибиряк Сёмка, Понедько только это и знал про этого молчаливого крепыша. - А ты, только выведи нас куда надобно.

   С невероятной ловкостью и сноровкой, Молчун - именно так его именовали все партизаны, подхватил тело погибшего и продолжил свой путь, как будто по-прежнему шёл налегке. Впрочем, долго нести эту ношу ему не пришлось: группа вышла к медленно текущему ручью. Понедько вскинул руку и, все остановились. Проводник с секунду к чему-то прислушивался потом обращаясь сразу ко всем, заговорил:

  - Всё. Идём вверх по течению: так и доберёмся до болота, где по еле приметной гати окончательно уйдём от наших загонщиков.

   Однако Сава не разделял его оптимизма, Петренко нахмурился и возразил:

  - Я бы на месте немцев послал по несколько человек вверх и вниз по течению. Так что они вполне могут успеть перехватить нас - пока мы со скоростью черепахи будем ходить по твоей топи.

  - Не пошлют. - Твёрдо сказал Сёмка. - Вы только наследите по ту сторону ручья, да возвращайтесь. Затем уходите. А я, покамест там пару растяжек смастерю, да опосля их по лесу повожу. Так что, успеете уйти.

   Затем Молчун огляделся и посмотрев вокруг обратился к Понедько:

  - Егорша, вот бережок подмытый, я сюда Федьшу положу, да обвалю земляной козырёк. Будет могилкой.