Изменить стиль страницы

Оттого и посылаю. Вы теперь сами видите Марго, и знаете какая она.

Если можно, напишите мне поскорее; все время так грустно и пусто на душе, хочется, чтобы Вы говорили. У Вас тихий и ласковый голос. Вам хорошо? Иногда думаю, что в январе Вы приедете — и я Вас увижу, но до этого еще много месяцев, и я не знаю, что они мне скажут. На столе у меня белые астры, точно звезды.

13 октября

1908 года Петербург

Уже очень давно от Вас нет писем, очень. Теперь мы пишем друг другу полуоборванные письма, останавливаемся на полусловах, у меня такое чувство.

Точно с Халолы я потеряла Ваши письма, точно я не пишу Вам письма, а «переписываюсь».

Почему все стало так? Я много об этом думала, и мне было больно. Потому что в Вас для меня много; Вы это знаете.

Вы для меня поэт страшно близкий своим творчеством, в Вас для меня скрыты многие слова, и потом я Вас очень люблю.

И потому, если уйдете или пройдете, то будет горько; только все-таки Вы проходите или уходите, если это нужно.

Вы знаете, а я ничего не знаю. Может быть, в Халоле я все оставила, а Вы думаете, что я теперь пустая, да. Вы это думаете?

Это совсем верно, я теперь стала очень, очень скучная, у меня пустая душа. Моя внешняя жизнь идет так скверно, так некрасиво и одиноко, что я боюсь; боюсь, что она отраженье внутренней.

У меня теперь есть испанская книга об одной мистичке, Maria de Agreda[135], я ее читаю, и мне хорошо.

Потом я перевожу один испанский рассказ[136].

Даю уроки русской истории в гимназии[137]. У меня много девочек, которые говорят, что «Олег был царь варягов и сделал Корсунь русской столицей»[138]. Мне жаль, что их нужно поправлять.

Иногда я думаю, что Вам самому нехорошо, тогда хочется быть очень ласковой. Но чувствую себя беспомощной.

Вы весной сказали, что нужно сожаление, т<ак> что не нужно и писать мне, если это все прошло.

Но если Вы не пишете случайно, то напишите поскорее, милый Макс Александрович; я очень устала.

Л<иля>.

17/30 X. <19>08 г<ода>. St. P<e>t<e>rsb<u>rg

Накануне Вашего письма у меня была Ваша «Девочка» (п<отому> ч<то> для меня она — Маргоша, т. е. сделано все, чтобы испортить ее жемчужное имя). Она еще полна Парижем и вами (с маленькой буквы, п<отому> ч<то> здесь есть и Я<ков> А<лександровач>[139], рассказывала много и бессвязно, хочет она тоже очень многого и безграничного. А у меня в моей комнате всегда тихо и немного грустно, лежит очень много книг, кот<орые> никогда нельзя прочитать, сейчас опущены шторы и болит голова[140]. И от этого фразы — неверные и лохматые, но все-таки я буду сейчас писать Вам. Скоро у меня в руках будет переписка Maria d’Agreda, это два толстых тома с миниатюрами, с сохраненной орфографией[141], и я уже радуюсь — Вам переведу те фразы, кот<орые> меня остановят. Я уже слышала о Вашей статье в Золотом Руне[142] — мне говорили, что ее нужно читать — я достану — постараюсь. А афоризмы Ваши будут в следующем №[143]? Просила Вас об Иуде, п<отому> ч<то> в «Эпохе» (кажется, в ней)[144] было написано, что Вы пишете о нем статью — я и думала, что она уже окончена.

Было ли где-нибудь напечата<но> Ваше длинное стихотворение, где есть строчки «и были дни, как муть опала, и был один, как аметист»[145].

Я все о нем думаю в последнее время, читаю много франц<узских> стихов, очень много Alfred de Vigni[146], у меня сейчас какое-то сомненье, кажется, что Вы не должны любить его? А я люблю, как-то почти все в его стихах принимается мной, только нехорошо, что он не любит деревьев, трав и цветов.

Теперь без них грустно и печально; все время дождь и серый, мягкий туман; в нем вчера были совсем белые похороны.

В такую городскую осень я совсем перестаю быть самой собой, или, м<ожет> б<ыть>, делаюсь сама собой, я не знаю; моя внешняя жизнь идет ровно и нехорошо, безо всяких изменений; а во внутреннюю вошла тоска, она приходит каждый вечер около 7-ми часов, и весь вечер я не знаю, что мне делать, и как уйти от нее. Около 11-ти она куда-то исчезает, и я остаюсь одна, усталая и измученная, и произвожу «грустное впечатление», как говорят. Теперь, сейчас половина седьмого, и она скоро придет.

Вы теперь, вероятно, дома и читаете, или пишете, у Вас хорошо и уютно.

А я сейчас заклею это письмо и пойду опустить его, буду ходить по темным улицам с дождем.

До свидания.

Лиля Дмитриева.

24/7 XI. <19>08

Вот сегодня радостно и светло; вернулась домой усталая, п<отому> ч<то> встаю рано (а я этого не умею), и мама дала Ваше письмо, и оно сразу дало мне много мыслей и радости. Ваш бюст такой хороший, и, Вы правы, значительный[147]. Лицо греческого мудреца, не совсем Зевса, я его не очень понимаю, а Вы похожи на Эврипида. А потом этот бюст не будет у Вас? Его уже нельзя будет увидеть.

Он будет Вашим?

То, что Вы написали про Ваше состояние во время лепки этого бюста, вдруг напомнило мне «Портрет Дориана Грея» и «Овальный портрет» По, и стало страшно, Ваша душа не уйдет за этим бюстом[148]?

Я знаю Аделаиду Герцык по стихам в «Цветнике Ор» [149] уже давно и люблю ее, а из стихотворений три: про трех сестер в башне, оно чудесное, про ключи от жизни, на дне моря, и о том, как она «освящает времени ход, чтоб все шло, как идет»[150].

И потом она тоже любит осень; хорошо, что она теперь с Вами.

Я, непременно, пойду к Елене Оттобальдовне[151], п<отому> ч<то> мне хочется знать ее.

Только немного страшно, но совсем, совсем не тяжело.

А потом будете и Вы.

Теперь, что я? У меня нехорошие утра, когда хочется спать, болит голова и нужно давать уроки; а потом, часов с трех я свободна; маме[152] теперь лучше, почти хорошо физически, но нравственно в ней что-то уснуло. Точно она может только страдать и тогда терять разум, или быть тупо-равнодушной. Теперь она — здорова, но точно заснула, точно не она. Теперь скоро она уедет на две недели к брату, и я останусь совсем одна; и я жду этого.

Так нужно мне быть одной, но этого никак нельзя сделать. Около меня много людей, и вечера мои коротки; правда, есть много людей, которых нужно любить, а это единственное, что я немного умею делать, значит я должна это делать, хотя не всегда выходит это так, как я хочу, не умею я так любить, чтобы все блестело. И от этого много грусти и печали. Рядом со мной живет теперь одна моя подруга, кот<орая> проходит через всю мою жизнь. У нее много горя и ее зовут Майя[153]; теперь я вижу ее часто и не знаю, как ее нужно любить, и от этого мне тоже грустно. П<отому> ч<то> нужно как-то особенно сильно, глубоко.

вернуться

135

Агреда Сор Мария Короиель д’Жезус.

вернуться

136

Имеется в виду рассказ К. Беккера «Лунный луч».

вернуться

137

Дмитриева преподавала в Петровской Женской гимназии на Петербургской стороне (Плуталова ул., д. 24).

вернуться

138

Древнерусский князь Олег Святославич (сер. XI века — 1115) владел Ростово-Суздальской землей, княжил на Волыни и в Тмутаракани; ни к варягам, ни к византийскому владению в Крыму городу Херсонесу (Корсуни) не имел отношения.

вернуться

139

Глотов Яков Александрович. М. Гринвальд общалась в Париже с ним и с А. Н. Толстым (запечатлевшим ее позднее в романе «Две жизни»).

вернуться

140

Позже Дмитриева писала Архиппову из Екатеринодара: «Скучаю по моей комнате в Петербурге, затянутой темно-лиловыми розами, о бюсте Данте из мрамора, о старинной, затканная жемчугом, иконе „Всех скорбящих“, о гравюре XVI века, — св. Терезе, о письменный столе красного дерева и темном фиалковом кресле.» Ср. стихотворение Волошина «Ты живешь в молчаньи темных комнат…».

вернуться

141

Имеется в виду переписка Марии дʼАгреда с испанским королем Филиппом IV, изданная в двух томах в 1885 году.

вернуться

142

В 1908 году в журнале «Золотое руно» были напечатаны статьи Волошина «Демоны разрушения и закона» (№ 6) и «Устремления новой французской живописи» (№ 7/9).

вернуться

143

Видимо, имеется в виду статья «Horomedon» — классификация видов искусства в соотношении с категорией времени, которая была опубликована в «Золотом руне» лишь в 1909 году (№ 11/12).

вернуться

144

Анонс несуществующего «рассказа» Волошина в петербургскую газету «Эпоха» (1908. 22 сент. № 2) дал А. Ремизов.

вернуться

145

Начальные строки стихотворения Волошина «Второе письмо» (закончено весной 1905 года; обращено к М. В. Сабашниковой). Впервые опубликовано в «Золотом руне» (1906. № 7/9).

вернуться

146

Прямых оценок творчества Альфреда де Виньи в статьях и письмах Волошина нами не обнаружено. Однако, по воспоминаниям Ю. Л. Оболенской, летом 1913 года Волошин читал ей вслух поэму Виньи «Моисей» (1822).

вернуться

147

Бюст Волошина лепил живший в Париже польский скульптор Эдвард Виттиг (1879–1941); его творчеству Волошин посвятил статью «Эдуард Виттиг» (Аполлон. 1913. № 5). В конце ноября (письмо без даты) 1908 года Волошин сообщал матери: «Он (бюст) удивительно хорош. Я не говорю о сходстве, но он сам по себе будет очень крупным произведением искусства. Он в очень строгом античном стиле и напоминает голову Зевса. Я позирую в венке из полыни, как обычно хожу в Коктебеле» (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 60).

вернуться

148

В романе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» (1891) и в рассказе Эдгара По «Овальный портрет» (1842) развивается мотив переселения души героя в его портрет.

вернуться

149

Имеется в виду стихотворный цикл А. Герцык «Золот-ключ» из девяти стихотворений, опубликованных в альманахе «Цветник Ор. Кошница первая» (СПб.: «Оры», 1907).

вернуться

150

Речь идет о стихотворениях А. Герцык из названного цикла: «В башне высокой, старинной…», «Ключи утонули к море…» и «Если в белом всегда я хожу…».

вернуться

151

Кириенко-Волошина Елена Оттобальдовна приехала в Петербург лишь в январе 1909 года.

вернуться

152

Дмитриева Елизавета Кузьминична.

вернуться

153

Мария Звягина в 1905 году вышла замуж за математика В. О. Лихтенштадта, участника революционного движения. Через семь месяцев после свадьбы оба были арестованы, но Звягину через год, проведенный под следствием в Петропавловской крепости, освободили, Лихтенштадт же в 1907 году был приговорен (за участие в подготовке покушения на П. А. Столыпина) к повешению. В результате хлопот его матери в 1908 году приговор был заменен на бессрочную каторгу и Лихтенштадта перевели в Шлиссельбург (см. о нем: Этерлей Е. Узник Шлиссельбургской крепости (Русская речь. 1970. № 2. С. 66–72). Сведения о М. М. Звягиной получены от ее дочери М. М. Тушинской.