В непрерывном ожидании старослужащие воины стали выходить за рамки своих обычных поступков, теряли осторожность. Бывали случаи, когда кто-либо из них отсутствовал на вечерней поверке и приходил либо поздно ночью, либо наутро.

В этих случаях сержанты уединялись с нарушителями в каптерке и долго, нудно уговаривали их проявлять бдительность. Попойки же стали делом повседневным и обычным. К тому же на сентябрь у многих солдат выпадали дни рождения или другие менее знаменательные события, которые здесь среди «стариков» рассматривались как едва ли не всемирно-исторические.

Старослужащие воины подыскивали любой повод, чтобы напиться «до чертиков». Однажды, например, Выходцев, будучи в совершенно невменяемом состоянии, разбудил всю роту, крича во сне всякую несуразицу. Дело, конечно, замяли. Но вот с песнями, сопровождавшими попойки, сержантам никак не удавалось покончить. И почти каждый вечер после «отбоя» то из канцелярии, то из каптерки до «молодых» воинов доносились хриплые голоса «стариков», распевавших знаменитые солдатские шлягеры - «Мы познакомились на клубной вечеринке…» или «Нам белокурая нальет бокал вина…»

Усиливалась и общая распущенность.

Как-то на вечерней поверке дежурный по роте зачитал фамилию Криворучко.

- Нету! - заорал кто-то. - В больнице!

Последовал общий смех.

Зайцев, стоявший на своем месте во втором ряду, спросил с недоумением окружавших его товарищей, а что смешного в том, что человек попал в госпиталь. Но воины только улыбались. - Ладно, Иван, завтра все узнаешь. Смешного тут, действительно, немало! - сказал Таманский.

Но Зайцева охватило любопытство, и он перед сном подошел к Шорнику. - Вацлав, не скажешь, почему это ребята так смеялись над Криворучко? - спросил тихонько Иван.

- Тссс! - загадочно прошипел Шорник. - Не надо при всех расспрашивать! Завтра поговорим!

- Ну, ты хотя бы скажи, что, в общем-то, случилось? - не отставал от него Зайцев. - Может эпидемия какая или отравился чем в столовой?

- Какая там эпидемия! - отмахнулся Шорник. - Триперец подхватил Криворучко! Вот и вся твоя эпидемия! - И он засмеялся.

Зайцев окаменел. Какой ужас! В роте триппер! Судя по рассказам товарищей, да и политруков, болезнь эта исключительно опасная как по своему течению, так и по заразности.

Уже лежа в постели Иван размышлял. - Где и как мог Криворучко подхватить эту заразу? Конечно, нет никаких сомнений, что от женщины! Но вот где он мог эту бабу подцепить? Хотя «старики» каждый день ходят в «самоволку»! А если Криворучко заразил кого-нибудь из товарищей? Слава Богу, что этот любитель ночных приключений спал на значительном отдалении от моей кровати! Но вдруг инфекция распространяется по воздуху?

На следующий день было воскресенье, и сразу же после завтрака воины направились в Ленинскую комнату, где им предстояло выдержать внеочередное политзанятие. На этот раз преподавателем оказался сам Розенфельд.

- Трипперок теперь стали захватывать, иоп вашу мать! - начал он громким голосом. - Целый год рота не знала подобного! Что, жить без баб, долбоиобы, не можете? Вам совершенно наплевать на репутацию хозподразделения!

Далее он пространно высказался насчет того, что половая жизнь есть не что иное, как буржуазное извращение, что это там, в Америке, с жиру бесятся, «всякие развраты» да половую жизнь пропагандируют, чтобы отвлечь рабочих от классовой борьбы.

- У нас в социалистическом обществе не может быть никакой половой жизни! - подчеркнул с гордостью командир роты.

- Товарищ капитан! - возразил ему на это неожиданно Выходцев («старики» не особенно-то боялись Розенфельда и иногда позволяли себе с ним некоторые вольности). - Как же вы тогда обошлись без половой жизни? Поскольку я знаю, у вас ведь двое детей? Уж не американский ли империализм…, - и тут он замолчал.

Установилась полная тишина.

- Ты должен понимать, дурень, - спокойно, без малейшего проявления гнева, ответил Розенфельд, - что такое половая жизнь и что такое зачатие детей!

- А в чем разница?

- А в том, что спишь с женой только для того, чтобы зачать детей. А затем, когда она беременеет, прекращаешь!

- Да ну? Выходит, вы со своей женой не спите? - злорадно пробурчал Золотухин. - Так что, у вас член не стоит?

Опять стало тихо.

- Дурень ты дурень! - покраснел Розенфельд. - Ну, какая в моем возрасте половая жизнь? Было время и стоял, а теперь…- Он махнул рукой.

- Но мы же - молодые, товарищ капитан! - сказал Сорока. - Нам ведь хочется…

- Прекратить такие разговоры! - возмутился командир роты. - Это уже чуждая нам пропаганда!

Воины окаменели.

- Понимаете, в чем дело, - продолжал, успокоившись Розенфельд. - В вашем возрасте, а это от восемнадцати до тридцати лет, обычно половой инстинкт пребывает как бы в сонном виде. В это время человек может спокойно прожить без половой жизни, не причиняя своему здоровью ни малейшего ущерба…

И командир начал рассказывать о своей жизни. Как он до тридцати лет обходился без женщины, как ворвалась в его жизнь война…

Зайцев задремал.

Да, в советском обществе не считалось нужным учить молодежь серьезному отношению к половой жизни. Интимные связи мужчины и женщины рассматривались как нечто грязное, противоестественное. А в воспитательных учреждениях было категорически запрещено обсуждать вопросы, касающиеся половой жизни.

Еще с детского сада поощрялось осмеяние дружбы мальчиков с девочками, и когда по улицам прогуливались «молодые парочки», достойные воспитанники детских садов хохотали, улюлюкали, кидались всяким мусором и кричали им вслед: - Тили-тили тесто, жених и невеста!

Убежденностью в ненужности половой жизни была пронизана и политическая пропаганда воинских частей. Конечно, касательно солдат срочной службы.

Несмотря на то, что в армии, безусловно, были и такие люди, которые не считали половую жизнь противоестественной, политработники стремились любой ценой навязать свое понимание жизни всем без исключения. На политзанятиях, когда вдруг заходил разговор о женитьбе или о чем-либо с этим связанным, солдатские наставники упорно и настойчиво твердили, что «все это совершенно необязательно для человека и излишне» и уже, в самом крайнем случае, когда им попадалась «недостаточно воспитанная» аудитория, они пытались всячески отвлекать от «нездоровой» темы солдат, посредством перехода к другим, более актуальным вопросам. Когда же в воинскую часть приезжали к кому-нибудь жены, то их мужьям немедленно выдавались увольнительные записки, чтобы они на весь период пребывания женщин «скрывались с глаз» и не влияли отрицательно на своих товарищей.

Впрочем, такие наезды были редкостью и, как правило, солдатские жены довольно скоро уезжали назад: военачальники предупреждали их, что нарушать нормальный режим дня своих подопечных они не позволят. Да и устроиться в гостиницу в любом советском городе было почти невозможно.

Что касается радио, телевидения, кино, то и эти источники информации формировали из людей, ровным счетом, идиотов. Конечно, избежать темы любви здесь было трудно, да и эта тема не была столь опасна, как, скажем, политика и экономика…Образы женщин и мужчин, создаваемые в средствах массовой информации, были настолько расплывчатыми, загадочными, фантастическими, что, казалось, их выбирали из каких-то сказочных снов. Как правило, женщина в песнях шестидесятых - семидесятых годов изображалась как что-то таинственное, прекрасное, но не как живое существо, а как нечто искусственное. А мужчина, безусловно, не мог не поклоняться этой неземной красоте. Конечно, в сравнении с песнями тридцатых - пятидесятых годов, в которых советская женщина представлялась этакой здоровой и веселой гужевой животиной, позднейшие произведения «народного творчества» сделали шаг вперед, но были еще больше оторваны от жизни, чем в годы кровавых «чисток» и освоения целины.

Несмотря на очень осторожный характер описания любви официальными средствами информации и пропаганды, в этом деле прослеживалась определенная схема.