В один из дней все тот же Мариано сообщил Маршу, что на опушке леса находится змея, проглотившая целого быка. Марш усомнился в правдивости сообщения слуги, так как тот вообще был склонен иногда приврать, но приказал доставить змею к себе в лагерь. Примерно через час он увидел, что к лагерю приближается крестьянин, который гонит храпящего от страха буйвола. Испуг бедного трудяги был вполне понятен: у него на шее болталась веревка, другим концом обвивавшая шею чудовищной змеи. Это был огромный питон, метров семи в длину и толщиной не более сорока пяти сантиметров, но вот живот рептилии был неправдоподобно раздут.

Змея как раз переваривала свою добычу, поэтому туземцы поймали ее безо всякого труда, к тому же ничем не рискуя. Марш приказал вытянуть змею в длину и закрепить ее голову и хвост, привязав к деревьям. Затем он сделал большой надрез на шее питона, сломал ему позвоночник при помощи молота и зубила, чем сделал его совершенно безопасным. Потом он вскрыл брюшную полость змеи и, к своему великому удивлению, извлек оттуда ну, быка не быка, но маленького теленка, двух-трех месяцев от роду. Разумеется, все это выглядело весьма непривлекательно, но Марш был до крайности поражен возможностями змеи.

В ходе путешествия на остров Дибатак[284] Марш опробовал новый способ передвижения, и нельзя сказать, чтобы он был им очень доволен, но другого выбора у него в то время не было. А заключался этот способ в езде на буйволе. Конечно, буйвол очень неудобен в качестве верхового животного со всех точек зрения, так как у него слишком широкая спина, чтобы можно было сидеть на нем верхом, а кости позвоночника у него выпирают так, что сие неудобство не может скрыть даже сложенная вчетверо попона. Наилучшим способом путешествовать на этом пузатеньком и довольно нервном животном было усесться боком, то есть как великосветская амазонка[285], и в таком положении можно было выдержать час или два. Но когда человек вынужден проводить на буйволе целый день, то он чувствует себя к вечеру совершенно разбитым и не может потом сидеть в течение нескольких дней.

При этом способе верховой езды не использовали стремена, а пользовались только поводьями, да и те были простой веревкой, прикрепленной к кольцу в носу буйвола. Поступь у животного столь же тяжела, как у слона, но тряска на нем гораздо сильнее, да и синяки после такой поездки оставались весьма болезненные. Одним словом, все это напоминало бесконечную килевую качку и превращало путешествие в жестокую пытку. К тому же животные иногда проявляли поразительное упрямство: они шли вперед, когда им было угодно, но порой вдруг начинали упираться и даже пятиться задом, словно строптивые ослы. Частенько у них возникало желание освежиться, и, когда им в голову приходила такая идея, они бросались в воду или начинали валяться в грязи, не обращая ни малейшего внимания на крики несчастного седока, вынужденного волей-неволей принимать сию отвратительную ванну. Напрасно погонщики лупили животных по бокам, те прекращали свое милое занятие только тогда, когда считали это нужным.

Свое пребывание на островах Океании Марш завершил посещением островов в море Сулу, совсем недавно завоеванных Испанией, а потому еще не до конца умиротворенных. Действительно, аннексия этой территории завершилась лишь 11 марта 1877 года, когда Англия, Германия и Испания подписали протокол, по которому за Испанией признавалось право завладеть группой мелких островов в море Сулу и самим островом Кагаян-Сулу.

Марш отмечал, что население малых островов настроено гораздо более мирно, чем обитатели самого острова Кагаян-Сулу. Например, на островке Сиасси, где он провел некоторое время в самой гуще туземцев, можно было даже ходить без оружия. Местные жители были скорее пугливы и робки. К тому же они не отличались слишком большой решительностью в отличие от ярых фанатиков с Кагаян-Сулу.

Как всегда неутомимый и жадный до впечатлений, отважный исследователь посетил почти все острова и островки архипелага, изъездив самые крупные вдоль и поперек, существенно пополнил свою коллекцию и в конце концов стал подумывать о возвращении на родину, где он так долго не был.

Перед отъездом Марш обратился с письмом к испанским колониальным властям, в котором высказал им свою величайшую благодарность за неоценимую помощь в течение шести лет, что он провел на этой благодатной земле. Особо отмечал Марш необычайную благосклонность, так облегчившую ему выполнение столь тяжелой и ответственной миссии, со стороны его превосходительства генерал-губернатора Филиппин Хоакина Ховельяра. Он также от всей души благодарил за помощь полковника Паррадо и капитана II ранга Канга-Аргуэльеса, а вместе с ними и всех знакомых офицеров сухопутных войск и военно-морского флота, к которым ему приходилось обращаться с различными просьбами во время странствий по островам.

Двадцать восьмого февраля 1885 года Марш прибыл в Сингапур. Затем он отправился в Пном-Пень и Сайгон, чтобы забрать адресованные ему письма, и 25 апреля прибыл в Марсель, совершив очень приятное и спокойное плавание на борту французского судна.

Хотя господин Жюль Гарнье посетил Новую Каледонию двадцать восемь лет тому назад, я все же предпочту поведать вам о путешествии горного инженера, наделенного незаурядным талантом литератора, а также обладавшего обширными знаниями во многих науках, так как он получил прекрасное образование. Воспоминания Гарнье о пережитом во время путешествий написаны очень искренне, они легко читаются, так как довольно кратки и не перегружены лишними деталями.

Военно-морской министр поручил Жюлю Гарнье провести геологические изыскания на Новой Каледонии с целью разведки ее природных ресурсов, в основном, разумеется, полезных ископаемых. Он прибыл на Новую Каледонию в 1863 году. Эти земли стали французским владением лишь за десять лет до прибытия Гарнье, и объявил их собственностью Франции в 1853 году капитан I ранга Тарди де Монтравель. В 1863 году Новая Каледония переживала довольно трудный период, когда там в муках зарождались новое общество и новые отношения.

Гарнье с жаром принялся исследовать остров. Все казалось ему здесь странным и удивительным: пейзажи, рельеф местности, предметы обихода, животные, люди, слова, обозначавшие новые понятия и реалии. Теперь-то многое из того, что так поражало Гарнье, для нас является делом привычным и само собой разумеющимся, но, даже если что-то в воспоминаниях исследователя покажется нам старомодным и смешным, мы не должны забывать, что он был первым, кто посетил и описал эти земли, столь хорошо изученные в наши дни.

Один из первых колонистов, господин Жубер, взял Гарнье под свое покровительство и поселил его в своем доме.

Вскоре отважный инженер погрузился в исследование жизни обитателей острова и очень быстро ознакомился с нравами, обрядами и языком канаков, коренных жителей Новой Каледонии.

«Кожа у канаков не черная, а коричневая, как шоколад, — писал Гарнье. — У них сильно выдающиеся скулы, толстые носы, прямые или чуть курносые, с большими подвижными ноздрями. Глаза у них черные, налитые кровью, что придает их взгляду выражение свирепости. Они высоки ростом, крепкие, с хорошо развитой мускулатурой. Эти люди отличаются большой ловкостью и выносливостью. Зубы у них длинные, белые, широкие и очень крепкие. Они как бы постоянно что-то яростно жуют, и эти движения заставляют заподозрить их в каннибализме. На самом деле это так и есть, ибо канаки поедают себе подобных.

Представители обоих полов украшают себя татуировкой, но в большей степени привержены такому способу наведения красоты на океанийский лад женщины. Для того чтобы стать красивыми, бедняжки с поразительной стойкостью и терпением, безо всяких колебаний позволяют втыкать себе в кожу острые травинки, которые их товарки затем поджигают. На шоколадных телах появляются болезненные ожоги, а потом, когда опухоль спадет, из шрамов образуется определенный узор.