Манила была защищена с трех сторон высокими стенами и широкими рвами, заполнявшимися водой во время прилива, а с четвертой стороны естественную преграду для врагов представляла собой река Пасиг.

К сожалению, крепостные сооружения, выглядевшие очень надежными, на самом деле таковыми не являлись, ибо в ходе многочисленных землетрясений подверглись разрушению: стены были испещрены трещинами, а кое-где даже обвалились.

Улицы Манилы, обычно очень немноголюдные, в основном немощеные, были снабжены узкими тротуарами, пребывавшими, впрочем, по словам Марша, в весьма плачевном состоянии. Несколько центральных улиц отличались тем, что были вымощены большими каменными плитами. Дома в Маниле не радовали глаз путешественника многообразием, а скорее, наоборот, удивляли своим сходством, так как все они были довольно большие, двухэтажные, причем первый этаж возводился из камня, а второй у всех был деревянный. Все дома еще в 1879 году были покрыты черепицей, что при малейшем сотрясении почвы приводило к большим несчастьям. В результате разрушительного землетрясения 1880 года куски черепицы стали причиной гибели многих граждан, и губернатор издал указ, запрещавший покрывать крыши какими-либо иными материалами кроме железа и цинка.

Первые этажи манильских домов служили обычно каретными сараями, а на втором жили сами хозяева. По всему фасаду здания шла крытая галерея с резными подъемными рамами, где в качестве стекол использовались маленькие полупрозрачные ракушки, белые с перламутровым отливом, носящие название Placuna placenta[270].

Храмы Манилы отличаются большим разнообразием как архитектуры, так и внутреннего убранства. Иное дело в провинции. Там каждый монашеский орден следует одному раз и навсегда избранному типу строения и почти никогда не допускает отклонений от определенного образца, идет ли речь о храме или монастыре, где иногда проживает один-единственный человек, а именно — приходский священник.

Кафедральный собор Манилы, разрушенный землетрясением 1863 года, был заново отстроен и открыт в 1879 году. В городе были также возведены две больницы, и содержались они в образцовом порядке.

Названия высших учебных заведений красноречиво свидетельствуют о том, что они находились под управлением церкви: коллеж Святого Фомы находится в ведении доминиканцев, так же как и коллеж Святого Иоанна, а название коллеж Ордена иезуитов говорит само за себя. В последнем имелась большая обсерватория, возведенная с целью сбора метеорологических данных, что было просто необходимо в краю, где ураганы часто разрушали все, что встречалось на их пути.

В те времена в Маниле было несколько довольно широких и приятных улиц: к примеру, улица Сан-Фернандо, украшенная аркадами, отдаленно напоминающими те, что радуют наш глаз на улице Риволи в Париже. На этой улице располагались многочисленные лавочки, хозяевами коих были китайцы. Затем следует назвать улицу Эскольта, настоящую улицу моды, где с обеих сторон располагались большие богатые магазины, принадлежавшие европейцам, которые к тому времени уже начинали понемногу теснить мелких китайских лавочников.

Взору путешественника внезапно открывалась река Пасиг, где сновали катера и лодки, а до моста Испании даже доходили морские суда. Движение на реке было очень оживленным. По мосту Испании можно было переправиться на левый берег, в предместья Манилы, располагавшиеся на крохотных островках, образованных из намытого рекой ила.

Итак, в те времена Манила представляла собой новую Венецию, и многочисленные лодочники доставляли в своих суденышках товары в магазины, лавки и на склады.

Улицы Эскольта и Росарио были очень многолюдны. По утрам по ним проходили молочники, вернее даже, пробегали, ловко неся на головах свои кувшины, затем появлялись так называемые сакатерос, торговцы сеном, чуть позже — цирюльники-китайцы, одновременно умевшие сооружать замысловатые прически, брить усы и бороды, а также чистить уши, а вместе с ними — и разносчики шербета, бежавшие от дома к дому с громкими криками: «Шербет! Шербет!»

Существовали в Маниле и кафе, где подавали в основном лимонад и немецкое пиво, очень крепкое. Обслуживали посетителей там официанты-тагалы, все в белых штанах и таких же рубашках навыпуск, по тагальской моде очень коротких и едва скрывающих пояса.

В Маниле было несколько очень красивых бульваров, обсаженных деревьями, например, бульвар Самполое, излюбленное место гуляний манильцев. Когда устанавливалась хорошая погода, на бульварах Пасео и Лунета два раза в неделю играл военный оркестр. Манильцы часто бывали здесь и в те дни, когда оркестр не звучал, так как с бульваров открывался прекрасный вид на площадку, на которой солдаты и офицеры местного гарнизона совершали маневры.

Были в Маниле и театры: в одном служили артистами только европейцы, в других же на сцену выходили очень молодые тагальцы и спектакли шли на тагальском языке.

Предоставим теперь слово самому Альфреду Маршу и прочтем, что он написал о местном населении:

«У тагальцев очень развит художественный вкус, им нравится все прекрасное. Среди них есть художники, в особенности пейзажисты, скульпторы, в основном работающие по дереву. Делают это они весьма талантливо, но являются скорее имитаторами, чем творцами. Тагалы обожают музыку. Они предаются ей со страстью, по любому поводу, но, пожалуй, злоупотребляют пением фальцетом. Их любимая мелодия зовется «Прекрасная филиппинка», в которой прославляются красота и изящество обитательниц этих мест. Должен сказать, что описать, вернее, определить местный тип довольно трудно, так как в этом уголке земли смешалась кровь многих народов: негров, малайцев, китайцев, индусов, мексиканцев, испанцев и представителей многих стран Индокитая и Европы. Однако тот, кто долго наблюдал за людьми, населяющими Манилу, скажет, что есть все же особый тагальский тип, представляющий собой некую разновидность малайского и получившийся в результате браков малайцев-завоевателей с туземцами, чернокожими и низкорослыми, населявшими эти края в незапамятные времена».

Но Альфред Марш не стал, подобно Ганнибалу[271], надолго «засыпать среди наслаждений» этой океанийской Капуи, где всякий был рад его приветствовать и оказать услугу. Вскоре он сменил свой фрак светского человека на неряшливый, но испытанный костюм исследователя и отправился в путь по равнинам, рекам, горам и лесам. В этом первом путешествии, по счастливому стечению обстоятельств, спутником Марша стал господин Видаль, директор ботанического сада и по совместительству главный смотритель лесов. В состав экспедиции вошли: сам Марш, Видаль с помощником, два охотника, четверо слуг Марша, двадцать носильщиков багажа, десять носильщиков гамаков, четыре надсмотрщика и один капрал, призванный надзирать за порядком. Итак, экспедиция представляла собой довольно внушительный караван, растянувшийся метров на пятьдесят.

Экспедиция проследовала в долину реки Синилоан, быть может, самую плодородную на всем Лусоне. Марш, хотя уже и привыкший к виду бамбука, не мог сдержать своего восхищения зарослями, где отдельные растения достигали сорока пяти метров в высоту.

Растительность долины вообще поражала воображение своей пышностью, и Марш не уставал восхищаться окружавшей его роскошью, но вот фауна здесь была довольно бедной, и натуралиста охватило некоторое разочарование. К тому же пошли проливные дожди. Среди членов экспедиции начались раздоры. Вдобавок ко всему приходилось пристально следить за носильщиками, которые были готовы сбежать в любую минуту и которых надсмотрщикам пока удавалось держать в повиновении.

Поднимаясь вверх по течению реки, Марш заинтересовался жизнью тагалов и их искусством. Он видел на реке лодки тагалов, следовавшие в столицу с грузом фруктов. Плоды лежали грудами в больших, украшенных причудливыми орнаментами глиняных горшках или прямо на дне лодок. В других лодках сидели направлявшиеся в город прачки или просто гуляющие, причем лодки с гуляющими были снабжены специальными крышами, защищавшими их от солнца. Встречались на реке и большие лодки, следовавшие в столицу с сеном. Почти на всех лодках на носах сидели петушки. Как объяснили исследователю, тагалы вообще редко расстаются со своими бойцовыми петухами.