Обещания своего он не выполнил. Погодин был драматургом до мозга костей и не писать пьес не мог… А «Янтарное ожерелье» было небольшим, хоть и талантливым эпизодом в его творчестве.

Он начинает разрабатывать тему «о жизненных путях кашей молодежи» драматургически. Одна за другой появляются пьесы: «Маленькая студентка» (1959), «Цветы живые» (1960), «Голубая рапсодия» (1961), он работал над пьесой «Лев Порошин», которая должна была завершить студенческую трилогию.

«Маленькую студентку» драматург писал на основе личных и длительных наблюдений за группой сокурсников его дочери по физическому факультету МГУ, часто бывавших в его доме. Работалось драматургу легко и весело, потому что, по его словам, «пьесу освещали шум молодости, поэзия молодости…». В «Маленькой студентке» вчерашние школьники, а теперь уже «матерые» студенты спорили, шутили, смеялись, разыгрывали друг друга и, конечно, любили… Среди этих ребят выделяется маленькая ростом студентка Зина Пращина, которая является совестью курса. Она пришла в университет не только со стажем работы, не только с житейским опытом, но и со своей жизненной драмой. Зина честна и воинствующе принципиальна.

Еще раньше, на одной из репетиций «Сонета Петрарки» в Театре имени Маяковского, Погодин сказал актрисе Вере Орловой, которая очень нравилась ему в роли поэтической девушки Майи, что он пишет пьесу о студентах с заглавной ролью для нее. При читке пьесы героиня Зина Пращина показалась Вере Орловой черствой, антипатичной девицей, этаким «синим чулком», всюду сующим свой нос, и она, к огорчению автора, даже пыталась отказаться от роли. Но потом, в ходе работы, этот образ нашей молодой современницы стал для актрисы дорогим и близким, о чем она и сказала драматургу. «Никогда эти актеры не знают, на что они способны», — ответил Погодин, которому очень понравился этот «веселый, освещенный весенним ветром» спектакль, поставленный режиссером Б. Толмазовым.

В «Голубой рапсодии» Погодин прослеживает дальнейшую эволюцию большинства своих героев из «Маленькой студентки». В пьесе рассказывается о том, как быт разъедает любовь и как без глубокого товарищеского уважения рушится семья. В «Голубой рапсодии» выведен эпизодический, но очень важный персонаж. Это «девушка в белом», которая как бы от имени автора, от лица зрителей и, главное, от себя самой спрашивает Пращину и Каплина: почему такие хорошие в своей сущности люди не приносят друг другу счастья? «Голубая рапсодия» — это взволнованный разговор драматурга о любви, о семье, о человеческом достоинстве.

Продолжая разработку молодежной темы, Погодин пишет пьесу «Цветы живые». Драматург, воспевший в своих пьесах ударный труд людей первой пятилетки и их стремление жить по-коммунистически («Дерзость», 1930), естественно, стремится теперь к встрече с новой порослью рабочего класса, возглавившей движение за коммунистический труд.

Погодин едет на Ленинградский металлический завод в передовую бригаду Михаила Ромашова, хотя, по его словам, у него к без этого было материала на три пьесы. Ему захотелось посмотреть этим ребятам в глаза и спросить — почему у них возникло желание работать по-коммунистически, в чем пафос их труда.

Драматург ознакомился с комплексным планом бригады, в которой ленинское требование «учиться, учиться и учиться» вдруг засияло с новой силой, и у него родился замысел сцены, где портрет Ленина как бы оживает и беседует с одним из героев пьесы, который в трудную минуту обращается к Владимиру Ильичу за советом. И вождь помогает ему…

Это была ситуация из погодинского очерка «Волоколамские были» (1925), где бывший слесарь, председатель губисполкома Балахнин, прежде чем принять решение по докладу губплана об электрификации, внутренне советуется с портретом Ленина:

«Слесарь прикрывал лист бумаги с цифрами своим портфелем и, успокоенный, пробовал переглянуться с портретом Владимира Ильича.

Но Владимир Ильич чуть-чуть косился на слесаря и чуть-чуть улыбался чему-то своему, давно передуманному. Тогда старый слесарь застенчиво отворачивался от портрета и глядел в окно, где синеет белесое жиденькое небо, где провода… провода…

Понимаете, это как бред, как навязчивая идея. Глянул — вот он на столе — доклад губплана об электрификации. Решай же, слесарь, — говорит журналист своему герою, — ведь ты же посоветовался с Лениным!»

В пьесах с образом Ленина драматург всегда приводит к нему своих любимых героев в самое трудное для них время и каждый приносит свою тревогу, драму, заботы, сомнения, но заботы и сомнения не личного, а исторического характера, выражающие дух времени, и получает от вождя ясную жизненную перспективу. Такими героями были Шадрин, Забелин, Дятлов, Сестрорецкий, Фрунзе. Теперь же это бригадир Бурятов, наш молодой современник. Ему очень тяжело. В бригаде не все ладится. К кому же ему обратиться за советом, если не к автору «Великого почина» — Ленину. И силой мечты Бурятова о разговоре с Лениным в его сознании оживает портрет вождя и начинается мысленный разговор, мягкий и лиричный, как размышление. После этого «разговора» суховатый Бурятов обращается к своим друзьям по бригаде с такими прекрасными словами: «Каждый должен стремиться принести кому-то счастье».

В «Цветах живых» Ленин показан драматургом как вечный современник человечества, который живет в сердцах и мыслях людей. Одновременно с работой над молодежными пьесами Погодин начиная с 1960 года много времени отдавал своей пьесе об Альберте Эйнштейне, которого выбрал героем трагедии, как мне думается, по трем причинам.

Во-первых, Погодин, признанный певец современности, чье творчество всегда отличалось высокой гражданственностью, не мог не откликнуться на основную проблему современности — борьбу за мир.

Во-вторых, драматург всегда тяготел к изображению значительных и интересных характеров, которые он называл шекспировскими. В образе Эйнштейна, одного из величайших титанов мысли XX века, великого гуманиста, трагически связавшего свое имя с атомной бомбой, он решал проблему — наука и гуманизм.

И в-третьих, в «Альберте Эйнштейне» с новой силой прозвучал горьковский вопрос: «С кем вы, мастера культуры?», обращенный теперь Погодиным к людям науки, несущим перед человечеством большую ответственность за его будущее.

В 1961 году трагедия «Альберт Эйнштейн» была закончена и драматург передал ее в МХАТ. Обычно, отдав пьесу в театр, Погодин забывал о ней, загораясь новой очередной работой. С «Альбертом Эйнштейном» этого не случилось. Пьеса присохла к сердцу, и его не переставала мучить неудовлетворенность. Он чувствовал, в пьесе что-то не так и многое нужно переделать. Но что? Этого драматург еще не знал.

В «Альберте Эйнштейне» Погодин мечтал вернуться к своей драматургии 30-х годов и сделать трагедию очень зрелищной. Но Погодин 60-х годов при всем своем желании не мог вернуться к своей драматургии 30-х годов. Это был для него пройденный этап. В своем творчестве он шел вперед и дальше, отдавая все силы своего таланта все более глубокому психологическому раскрытию характера своих героев, что и составляет сущность театра Погодина.

И, как всегда это бывало в подобных случаях, Погодин понял неотложную необходимость самому побывать «на месте происшествия» и полетел за океан, в Америку, только для того, чтобы прочувствовать ту атмосферу, в которой проходил последний, трагический период жизни его героя.

Многие записи, сделанные Н. Погодиным в Америке, насыщенные тонко подмеченными реалистическими деталями, заменили известную абстрактность первого варианта пьесы. В Принстоне Погодин открыл для себя нового, трепетно живого Эйнштейна. В его записной книжке по Америке есть такие строки: «Эйнштейн висел между будущим и настоящим. Он был не устроен в современности, и никто лучше его не понимал ее. Потрясающая сила предвидения. Не дитя. Ни в коем случае не чудаковат. В пьесе не должно быть никаких экстравагантностей». А в первом варианте пьесы они были. Например, в эпизоде на балу во время танцев Эйнштейн садился на корточки и начинал доказывать Притчарду правильность его парижских уравнений. После возвращения из Америки Н. Погодин забрал свою пьесу из МХАТ для доработки. Однако скоропостижная смерть помешала драматургу создать новый вариант трагедии «Альберт Эйнштейн»… Прослеживая в хронологической последовательности все написанное Н. Погодиным за четыре десятилетия (статьи, пьесы, проза, киносценарии и драматические миниатюры), поражаешься его тематическому диапазону и титанической работоспособности.